– От тебя, Алекс, – вздохнула она, с неохотой признавая свое бедственное положение.

Он посмотрел на Эльзу, все еще не до конца уверенный, что она в своем уме.

– Ты же понимаешь, что если Димитрий спросит у меня о тебе, я не смогу соврать ему? А если ты в бегах, то именно ко мне придут с заданием тебя искать. Не думаю, что я – именно тот, кто тебе нужен.

– Тогда просто придумай, как уйти от вопросов моего брата! – с неожиданным жаром взмолилась она. – Ты – последний человек, к которому я обратилась бы за помощью, Алекс! Мне больше некуда пойти. Меня могут искать где угодно, но именно у тебя – в самую последнюю очередь!

Она просила его, сложив на груди руки так, как обращаются с мольбой к светлому богу, и в этом чудилась странная насмешка. Светлый бог отвернулся от него давным-давно, еще в момент, когда Алекс решил, что, продав себя Димитрию, сможет составить пару его сестре. Нужно было отказаться от нее раньше, тогда не пришлось бы делать этого теперь…

– Нет, – отрезал он и собирался закрыть дверь, но девушка успела навалиться всем телом и помешать.

– Они отобрали моего ребенка! – молния вспыхнула, и Алекс четко увидел, как по лицу Эльзы катятся слезы, большие и прозрачные, как талая вода, бегущая с дарданийских гор по весне. Он вспомнил, как она яростно кричала ему в лицо, что больше никогда не заплачет при нем, ни одной слезинки не уронит, чтобы не вздумал жалеть. – Они охотятся за мной!

Алекс не стал спрашивать, кто такие «они». Сейчас это было неважно. Скрипнув зубами, легко оттолкнул девушку, захлопнув дверь перед ее лицом второй раз за вечер. Босые ноги влажно шлепали по паркету, пока он возвращался в комнату к ожидавшей его нонне. Проклятый косой дождь! Промочил почти насквозь, стоило лишь немного постоять на пороге.

Прислужница темного бога с готовностью вскинула голову, заслышав шаги Алекса.

– Майстер…

– Убирайся, – он подошел к шкафу, открыл стеклянную дверцу, взял купюру, свернул ее и, проходя обратно, сунул в услужливо подставленную маленькую руку. – Скажешь окте, чтобы больше тебя не присылала.

На лице девушки мелькнул страх, но спорить она не решилась. Быстро подхватила одежду и накинула на голое тело. В каждом движении ощущалась сноровка. Опустив голову, нонна с виноватым видом посеменила в прихожую, изящно нагнулась, чтобы застегнуть вокруг бледных щиколоток ремешки туфель, до конца исполняя роль соблазнительницы, радующей глаз. Алекс обошел ее и открыл дверь, всем сердцем желая, чтобы снаружи уже никого не оказалось.

Эльза сидела к нему спиной на самой нижней ступеньке крыльца. Боком она прислонилась к перилам, засунула одну руку между голых коленей и согнулась в три погибели. Плечи мелко вздрагивали. Нонна, скользнувшая в дверной проем мимо Алекса, не могла видеть ее лица, но на всякий случай пробежала, держась как можно дальше, будто от прокаженной.

Он дождался, пока женская фигурка, перепрыгивая через лужи и пригибаясь под ливнем, достигнет ворот и растворится в ночной тьме. Где-то в конце улицы заурчал мотор таксокара, свет фар мазнул по стволам деревьев, затем стало тихо.

Тогда Алекс, не обращая внимания на хлеставшую по голым плечам и спине небесную хлябь, одним махом преодолел расстояние до нижней ступеньки, подхватил Эльзу на руки и понес в дом.

Май в тот год выдался дождливым. Редкая ночь обходилась без грозы, цветущие деревья растеряли с ветвей большую часть нежных лепестков, ливневка не справлялась с бегущими по тротуарам потоками грязи, что образовало в центре города небольшой потоп. В темпле светлого бога усердно молились, чтобы не смыло с полей будущий урожай, а канцлер с семьей отправился в Нардинию, поближе к горячему южному солнцу, которого уже так хотелось после долгой зимы.

Неудивительно, что в первый же погожий день люди высыпали на улицы, с недоверием поглядывая на безоблачное небо и ожидая от природы нового подвоха. Жаркие в преддверии лета лучи быстро высушили открытые участки земли, но там, где тень от деревьев была густой, еще пахло сыростью и стояла в лужах вода. Широкую вымощенную брусчаткой площадь перед Цирховийской высшей школой оглашали веселыми криками дети, радуясь, что наконец-то не приходится сидеть на перемене в четырех стенах.

Голоса звенели в чистом, омытом дождями воздухе и разносились так далеко, что без труда достигали самых отдаленных уголков величественного здания, словно хотели оживить и встряхнуть каменного старика. Черноволосая женщина, занимавшая кабинет директора школы, недовольно косилась на распахнутое окно и потирала виски. Из-за шума никак не получалось сосредоточиться на работе. Вступив в должность, она специально выбрала себе место на четвертом этаже, под самой крышей, подальше от основной школьной жизни, текущей бурным кровотоком по венам извилистых коридоров, но с наступлением теплого времени года спасения не было и здесь.

В дверь постучали.

Откинувшись в черном кожаном кресле и вытянув руки на столе, директор смерила взглядом резную деревянную поверхность, словно через нее хотела разглядеть визитера. Ее проницательные темные глаза с длинными изогнутыми без помощи щипцов ресницами прищурились.

– Войдите.

Дверь отворилась, впуская одышливого мужчину с ярко-рыжими волосами, торчавшими в разные стороны. Его усы и брови, наоборот, были белыми как снег, а твидовый пиджак в мелкую клетку только подчеркивал тучность фигуры. Подмышкой гость держал портфель, другой рукой с зажатым в ней платком утирая со лба мелкие капли пота.

– Майстра Ирис, – согнулся, как мог, он в поклоне.

Ирис подавила желание сморщить нос, когда запах его одеколона долетел до нее через стол.

– Что вы хотели, дотторе Ворхович? Разве урок не начинается через… – она подняла руку, изогнутую в запястье, и опустила взгляд на часы, – …две минуты?

– Да, да, – закивал тот, – но у меня больше нет сил терпеть. Я должен этим с кем-то поделиться. Недавно с десятым классом мы проходили движение небесных тел, и меня будто молнией поразило…

Ирис приподняла бровь и постучала по столешнице концом позолоченной ручки, выдавая нетерпеливость. Ворхович снова промокнул лоб.

– Астрономические ситуации всегда можно предсказать, – начал он, нервно расхаживая по кабинету, украшенному деревянными панелями и горными пейзажами кисти дарданийских монахов так, будто метался на раскаленном железном поддоне в запертой клетке. – Как в будущем, так и в прошлом. Планеты движутся по своим орбитам, а не скачут в невесомости, как мячики. Поверьте мне, небесная механика – дело, которому я посвятил всю сознательную жизнь.

– И?

– Затмение, которое случилось шестнадцать лет назад, – дотторе остановился и в упор уставился на Ирис немигающим взглядом. – Вы должны его помнить. Его все помнят. Неразгаданная загадка, над которой бились лучшие умы нашей страны.

– Я его помню, – спокойно ответила она.

– Солнечное и лунное затмения, которые произошли друг за другом. Тень, которая держалась над Цирховией целые сутки. Это ведь невозможно!

– Я не астроном, – она послала ему мягкую извиняющуюся улыбку, – моя специализация – изящная словесность. Никак не точные науки. Я даже не дотторе, в отличие от вас. Так чем я могу помочь?

Ворхович моргнул.

– Не знаю… я не знаю! – в отчаянии заломив руки, он снова бросился метаться по комнате. – Я просто подумал, что должен с кем-то поделиться, а вы всегда с пониманием относились ко всем нашим проблемам…

Внезапно мужчина остановился и уронил портфель к ногам с видом обреченного человека.

– В общем, слушайте. Я думаю, что движение планет здесь вообще ни при чем. Затмение случилось не потому, что одно небесное тело загородило другое. Это был ритуал. Из тех, о которых не говорят вслух. Даже в темпле темного бога вам о нем не расскажут, – дотторе встрепенулся и замахал руками, – не спрашивайте, как я проник туда. Вам надо знать одно: я получил доступ к древним рукописям, сокрытым в подвале главного темпла. Изучил еще не все, но главное, что понял: в тот день, шестнадцать лет назад, кто-то принес темному богу кровавую человеческую жертву. И бог ее принял.