Когда-то Славич искренне верил во власть народа, пока сам не пошел в политику и не понял, какая же это грязь… Выживали там только окончательно отказавшиеся от всего человеческого, способные на любую подлость ради карьеры и власти. И ради денег, конечно. Будущему президенту пришлось притвориться таким же, как остальные, и идти по головам. За многие собственные поступки стыд до сих пор жег его душу, но Славича вела сверхцель: привести родину к настоящей демократии, какой она должна быть изначально, а не такой, какая есть на самом деле. Однако добившись влияния, он понял, что это в принципе невозможно. Идеальное общество в реальности недостижимо, а истинная демократия — именно идеал, прекрасная мечта, не более. На самом деле в Федерации Росс царила плутократия. Власть больших денег.

Вспомнив свою прежнюю наивность, президент глухо рассмеялся. Дурак! На что ты надеялся? Что сможешь что-то изменить, чего-то добиться? Ничего ты не добился! Даже страну потерял. Распадется она или снова станет Империей, но Федерацией Росс больше не будет. И выхода нет.

— Господин президент! — в кабинете, как призрак, возник госсекретарь, Никлас Горавин.

— Что случилось? — повернулся к нему Славич.

— С орбитальной станции пространственной локации поступила новая информация.

— Какая?

— Все девять серых крейсеров тоже движутся к Россу. Не только Белый.

— Ясно… — тяжело вздохнул президент. — А что флот?

— Как обычно, — скривился госсекретарь. — Адмиралы ничего не могут поделать — экипажи скандируют имя самозванца. Искры не хватает, чтобы начался бунт…

— А сами-то вы что думаете по этому поводу? Только честно.

— Проиграли мы, вот что я думаю. На собственном поле проиграли! И сделали нас очень красиво. В СБ только недавно раскопали, как действовали монархисты, и пришли в восхищение. Тонко, умно, до невероятности умно! К тому же незаметно, тихо, исподволь. И никто не обратил на их деятельность внимания! А они нашим головотяпством воспользовались.

— Никто… — согласился Славич, опять потерев лоб. — Но что именно они делали?

— В течение тридцати с небольшим лет не спеша изменяли взгляды новых поколений, — поморщился госсекретарь. — Издавали книги, снимали фильмы, создавали компьютерные игры и философские течения имперского направления. Все отрицательные стороны империи замалчивались, а положительные — выпячивались. Одновременно демократия и ее приверженцы изображались в отрицательном свете, причем, не прямо, а косвенно. Через описание поступков, мотивов и прочего в том же духе. Нас изображали, как людей без чести и совести, готовых ради выгоды продать родную мать, не говоря уже о родине.

— И на молодежь это оказало влияние, — кивнул президент. — Ничего удивительного, принципы "каждый сам за себя" и "урви любой ценой" среди молодых никогда не имели особой поддержки, они еще наивны и верят во что-то хорошее.

— Однако вседозволенность молодежи обычно нравилась, — возразил Горавин. — Почему же наша пропаганда не сработала на сей раз?

— Да потому что, уверившись в своей победе, мы начали относиться к идеологии спустя рукава! — недовольно буркнул Славич. — Решили, что сама жизнь докажет преимущества нашей модели. И ошиблись.

— К сожалению, вы правы. Вся эта дрянь, наподобие чести, веры, достоинства, любви, дружбы на удивление живуча… — помрачнел госсекретарь. — Как ни борись, как ни высмеивай, а она все равно вылезает в каждом новом поколении…

— А может, это базовые понятия человеческого социума? — пристально посмотрел на него президент. — Не зря же религии столько тысячелетий используют их и до сих пор живы…

— Не думаю, — небрежно отмахнулся Горавин. — Это детство цивилизации. Давно пора взрослеть и руководствоваться только логикой и целесообразностью.

— Простой народ взрослеть не желает, — тонко усмехнулся Славич. — И не станет. Только не говорите мне, пожалуйста, что он — просто стадо. Ибо сейчас это "стадо" готово смести нас. Что мы можем с этим поделать?

— На данный момент, к сожалению, только затаиться. Пройдет два-три поколения, и мы снова возьмем свое. Все равно возьмем — жадную до удовольствий человеческую природу не переделать.

— Вполне возможно. А по поводу затаиться? Согласен, я, например, свои капиталы уже вывел в пассив на всякий случай. Не желаю остаться на старости лет без штанов.

— Не вы один, — ядовито заметил госсекретарь. — Другие тоже не лыком шиты.

— Я рад, — невозмутимо сказал президент. — Но оставим это, есть куда более важный вопрос, который я хотел бы обсудить с вами. Точнее, с людьми, которые стоят за вами.

— Слушаю.

— Даете ли вы добро на сотрудничество с императором? Это шанс кое-что спасти.

— Мы предполагали, что вы попросите об этом, — глаза Горавина стали похожи на буравчики, казалось, они пытаются рассмотреть, что происходит в самой душе президента. — Согласие дано. Только просьба не слишком усердствовать, не то… Сами понимаете.

— Понимаю, естественно, — кивнул Славич. — Еще прошу не считать меня идиотом и не принимать жестких мер, если какие-нибудь мои действия вам на первый взгляд не слишком понравятся. Этому будут причины, и весомые. Поинтересуйтесь для начала зачем понадобилось то или это. Я всегда готов дать исчерпывающий ответ.

— Хорошо, — госсекретарь еще некоторое время рассматривал президента, как какого-то диковинного зверя, затем повернулся к двери, бросив через плечо: — Засим позвольте откланяться.

Оставшись в одиночестве, президент укоризненно покачал головой. А ведь неглупый, казалось бы, человек… Но типичный представитель племени эгоистов, физически не способных представить, что у кого-то могут быть иные мотивы, кроме личной выгоды. На том и погорит, как и стоящие за ним. Славичу приходилось выглядеть таким же, так как именно эти люди оплатили обе его предвыборные кампании. И он честно лоббировал их интересы, отрабатывая полученное, и тихо скрипел зубами от ненависти. Теперь совсем иное дело. Однако игра предстоит опасная, очень опасная. Как ни странно, это президента совсем не пугало, наоборот — вызывало злой азарт. Еще поглядим, кто кого, дамы и господа!

Еще немного поразмышляв, Славич спустился в подземный бункер, где располагалась правительственная станция гиперсвязи. Предстоял разговор с императором. Крайне важный разговор! Если этот самый император не дурак, то примет предложения президента. Все-таки в его коронации есть один положительный момент — она помешала распаду страны, который, в ином случае, был бы неминуем.

— Вызовите Белый Крейсер, — приказал Славич дежурному офицеру связи, оказавшись в бункере.

Тот молча склонился над клавиатурой командного компьютера. Президент не смотрел на него, прокручивая в голове детали предстоящего разговора. Важно не сказать ничего лишнего. Придется идти по лезвию бритвы. И один неверный шаг будет стоить жизни…

Алексей, не отрываясь, смотрел на медленно увеличивающийся на экране шарик затянутой облаками планеты. Что ждет его там? Никто не сможет сказать, а предположения ничего не стоят. Император горько усмехнулся — он не желал этой адской ноши. Да вот только свалилась, как птичье дерьмо на голову. И придется тащить, пока есть силы. Впрочем, и когда их не будет, тоже придется.

— Господи… — беззвучно прошептали сухие губы. — Как мне со всем этим справиться? Помоги, Господи!

Бог, по своему обыкновению, промолчал. Алексей нервно поежился, покосившись на абсолютно невозмутимого Тарковича, и спрятал руки в карманы, чтобы скрыть дрожь. Казалось, генерал полностью уверен, что все пройдет благополучно. Почему? Неужели заговорщики успели полностью перетянуть население на свою сторону? Нет, это невозможно в принципе, всегда были, есть и будут разные группы людей с разными интересами. Тогда что? Просто держит марку? Скорее всего.

— Не нервничайте, Ваше величество, — заметил его состояние генерал. — От нас с вами уже мало что зависит. Маховик событий раскручен до предела, остановить его невозможно. Теперь важно удержаться на гребне волны, не допустить глупой ошибки.