– Извлечение неверного из плена иллюзий – доблесть праведника, – забавлялся разъяснениями Мурманцев. – В этом и заключается смысл узкой тропы, в отличие от широкой. На широкой отрешаются при помощи гашиша. На узкой – сопровождая неверного в объятия Буддаллы, то есть Ничто. А где еще добыть для себя неверного, как не на стороне? В самих Королевствах таких уже почти не осталось. Малочисленные поселения гденибудь глубоко в горах. Реликтовые буддисты, традиционные исламские секты. Африканские язычники в непроходимых джунглях. Мелочь по большому счету… Между прочим. – Он пошелестел страницами газеты. – Наши мусульманские окраины чтото залихорадило. Ктото там смуту завернул. Выступают за принятие дзенислама.

– Сепаратисты?

– Не думаю. С чего бы так вдруг? Столько лет там тишина. Скорее всего, наркоконтрабандисты озаботились расширением рынка сбыта… Что?

– Что? – удивилась Стаси.

– Ты чтото сказала сейчас? – Мурманцев растерянно тер висок.

– Нет. Что с тобой?

Мурманцев уронил газету, разлил лужу кофе и схватился за оба виска.

– Я не знаю. У меня слуховая галлюцинация. Какойто голос.

– Он говорит? – Стаси широко раскрыла глаза и подошла к Мурманцеву. Положила руки ему на голову, как будто хотела услышать таким способом, о чем говорит ее мужу слуховая галлюцинация.

Он не отвечал. Застыл, уставившись в одну точку. Сделался бледным, на лбу выступили капли.

Госпожа Мурманцева решительно вызвала звонком прислугу. И столь же решительно не имела представления, чем оная прислуга может помочь.

Голос в голове твердил как заведенный:

«Фенис. Харим. Антон. Фенис. Харим. Антон. Фенис…»

И вдруг прекратился.

Мурманцев обмяк. Посмотрел на жену, в ее большие от испуга глаза. И сказал:

– В нашей семье не было шизофреников. Если это тебя утешит.

После чего попытался неуклюже улыбнуться.

На нетерпеливый зов прибежала, запыхавшись, горничная, пухлая розовощекая девушка Катя, носившая косы до бедер. Стаси будничным голосом попросила ее убрать кофейную лужу и раздерганные листки блокнота. Потом в большом рассеяньи посмотрела на Стефана. Ребенок тихо и мирно сидел на диване, увлеченно производя раскопки в носу. Сегодня его не пустили гулять в сад изза дождя. Стаси попробовала занять его рисованием, но он построил из карандашей забор в горшке с лилией, а из блокнота соорудил музыкальную шкатулку.

Когда горничная ушла, она спросила:

– Что ты слышал?

– Да ерунда какаято. – Мурманцев предпочел забыть об этом и поменял тему: – Может быть, мне прогуляться? Дождь, кажется, кончился.

Стаси подошла к окну и выглянула изза занавески. Через минуту сообщила:

– С этой стороны никого. Да, забыла тебе сказать. Эти «циркачи» либо намеренно задались целью мозолить всем глаза, либо это просто компания психов. Я разговаривала с Изольдой, она утверждает, что вокруг дома вьются какието «мудовки» – так она их назвала.

Изольда была кухарка, немного угрюмая хохлушка неопределенных лет. Отец ее был матростурок, как выяснил Мурманцев при найме. Поэтому говорила она на смеси украинского просторечия с турецким портовым жаргоном – в иных случаях просто непереводимой.

– Мудовки, так мудовки, – согласился Мурманцев. – Я все же пойду погуляю.

Он поцеловал жену и спустился вниз. Надел непромокаемый плащхамелеон, шляпу, которая могла менять форму, очки заднего слежения с микрокамерой на конце одной дужки, взял зонтиктрость, снабженный иглойпарализатором.

Для начала он профланировал по улице перед домом. Заглянул в галантерейную лавку, в кондитерскую. Постоял у газетной палатки. Купил для ребенка два набора открыток и комплект пластмассовой мозаики. Потом обогнул дом. У черного входа Изольда разговаривала с двумя монашками. Никодим сгребал осенние листья перед задней калиткой. Снова начал накрапывать дождь. Мурманцев вышел к той стороне дома, где отсутствовала решетка. Здесь был переулок, в конце виднелся за кронами дубов синий куполок церкви Андрея Первозванного. К Мурманцеву подковыляла убогая старушка и молча перекрестилась. Он дал ей несколько копеек.

Каркали вороны. Шуршала по листьям деревьев морось. Две недели назад, еще до истории с памятником, в этом переулке поздним вечером лежал свихнувшийся житель страны Новых Самураев и палил в воздух из аннигилятора. Ему казалось, что он отстреливается от страшного восьмиглазого чудища с горы Фудзи, которое преследовало его и гнало через весь город. В результате он разложил на атомы ограду и автомобиль доктора, приехавшего по вызову в соседний дом. Доктор после этого очень сокрушался. Он и обнаружил бедолагу, уже закатившего глаза от ужаса. Несчастного засунули в тюремный госпиталь, завели уголовное дело о порче имущества. А вот каким образом к иностранному подданному попал образчик секретного оружия, которое и в армейских частях Империи держится под семью замками с печатями, пришлось разбираться уже органам спецдознания.

Мурманцев вернулся на улицу перед домом и сразу же увидел объект. Не меняя траектории и не торопясь, он пересек дорогу, прошел мимо соглядатая, снова принялся изучать витрину газетной палатки. Стоя спиной к объекту, включил камеру слежения. На внутренней стороне стекол очков появилось изображение. Это был не вчерашний помятый бородач и не клетчатый актер. На сей раз – дородный коротышка в пальто и широком шарфе, с зонтиком в одной руке и поводком все той же плешивенькой болонки в другой. Очевидно, у кабыздоха было много любящих хозяев. Коротыш переминался с ноги на ногу, вытягивал шею и замирал на несколько минут, будто прислушивался. Но с места не сдвигался ни на шаг. Болонка, устав обнюхивать одни и те же квадратные метры, уселась рядом и начала зевать. Мурманцев купил журнал «Историческая галерея» и перешел в кондитерскую. Там стояли несколько высоких круглых столиков для желающих пробовать ассортимент. Заведение было дешевым, обслуживало обывателей скромного достатка, окна давали хороший обзор улицы. Спина мнущегося на тротуаре человека с собакой торчала как раз напротив столиков. Мурманцев взял пирожное, чашку чая и стал наблюдать за ним.

За сорок минут он опробовал три вида пирожных, выпил столько же чашек чая и успел просмотреть половину купленного журнала. Наконец коротыш покинул пост. Мурманцев дал ему уйти, потом двинулся следом.

Объект не спеша плелся под зонтиком. Болонка, обрадовавшись движению, знакомилась с каждым фонарем и урной. Знакомство всякий раз обрывал натянувшийся поводок. Мурманцев полагал, что «циркачи» обитают гдето неподалеку, но ошибся. Ведомый прошел пару кварталов, затем остановил извозчика. Мурманцеву повезло – быстро тормознул еще одно желтое авто с фигуркой лошади на крыше.

– Вон за тем номером. Не догонять и не отставать.

– Сделаем, барин, – жизнерадостно ухмыльнулся шофер.

Ехали около получаса. Сначала в сторону центра, потом от него. «Далековато же они выгуливают собачку», – подумал Мурманцев, когда машина объекта остановилась. Это был почти что другой край города. Район не бедный, напротив. Улицы пестрели названиями торговых салонов, ресторанов, выставочных центров. Мелькнули по пути игорный дом, косметический салон, несколько частных театров. Коротыш с усилием выпростал дородные телеса из автомобиля, дернул за поводок собачонку. Останавливая машины растопыренной ладонью, перешел на другую сторону улицы. Мурманцев из такси проследил его путь до трактира под вывеской «Маргиналии».

– Знаешь это заведение? – спросил он извозчика.

– Слыхал чегото. Собираются там всякие… – Тот покрутил рукой в воздухе. – Ну эти… вроде художники. Мазилы какиенибудь.

Мурманцев расплатился и направился к кабаку. То, что там собираются «всякие художники», было видно из названия. Только вот чем здешняя трактирная богема занимается, помимо своих художеств, отчего проявляет такой пристальный интерес к чужой частной жизни?

Болонку коротыш оставил на привязи у входа. Она жалась к стене, тонко, беспокойно повизгивала. Мурманцев снял очки и вошел.