– Назовите мне следующего защитника чести Англии, Джон? – спросил Принц, и голос его дрогнул от волнения.

– Сэр Найджел из Хампшира, сир.

– Ха! Он человек большой храбрости и искусно владеет любым оружием.

– Это верно, сир. Но зрение у него, как и у меня, для войны не годится. И все-таки он может разить копьем или наносить удары так же весело, как и всегда. Ведь это именно он, государь, выиграл золотую корону, когда ее величество королева Филиппа, ваша матушка, после разгрома Кале устроила состязание всех рыцарей Англии. Я слышал, что в замке Туинхэм есть шкаф, который ломится от призов.

– Надеюсь, что к ним прибавится и мой кубок, – сказал Принц. – Но вот едет германский рыцарь, и, клянусь душой, он кажется человеком очень достойным и смелым. Пусть они бьются трижды, ибо победа слишком важна, одна схватка не может решить всего.

В это время, под звуки труб и приветственные клики гасконской партии, последний из нападающих смело выехал на арену. Это был очень крупный человек, весь в черных доспехах, без всяких украшений и геральдических знаков, ибо все светское и показное запрещалось правилами того военного братства, к которому он принадлежал. Ни перо, ни герб не украшали его простой шлем, а на копье не было даже обычного вымпела. За плечами развевался белый плащ, на левой стороне которого резко выделялся широкий черный крест, прошитый серебром, – хорошо известная эмблема рыцарей тевтонского ордена. Под ним был конь, такой же массивный и черный и такой же строгий, как он сам. Всадник не поднимал его на дыбы, не заставлял скакать галопом, как делают обычно рыцари, желая показать свою власть над лошадью. Торжественно и сурово склонил рыцарь голову перед Принцем и занял свое место на дальнем конце арены.

Почти одновременно из загородки выехал сэр Найджел, пронесся галопом по арене и перед помостом Принца остановил своего большого коня так внезапно, что тот сел на задние ноги. Весь в белых доспехах, с гербом на щите и страусовым пером на шлеме, с развевающимся знаменем и играющим под ним конем, он казался таким непринужденным и радостным, что вся толпа вокруг арены разразилась аплодисментами. С видом человека, который спешит на веселый праздник, он приветственно помахал копьем, натянул поводья и направил бившую копытами лошадь, не давая ей коснуться передними ногами земли, на предназначенное ему место.

Внезапная тишина воцарилась в этой огромной толпе людей, когда два последних противника оказались друг против друга. Исход их состязания как бы обретал двойной смысл: на карту была поставлена не только их личная слава, но и честь их партий. Оба считались знаменитыми воинами, но так как они пожинали успех в очень отдаленных друг от друга странах, им еще ни разу не довелось скрестить копья. Схватка между этими двумя людьми сама по себе уже должна была вызвать живейший интерес, от нее к тому же зависело, на чьей стороне будет сегодня победа. Одно мгновение они медлили: германец – хмурый и сдержанный, и сэр Найджел, в ком каждая жилка трепетала от нетерпения и пламенной решимости. Затем толпа зрителей как бы сразу глубоко вздохнула, с руки гофмаршала слетела перчатка, и оба закованных в латы всадника сшиблись. Казалось, перед помостом Принца ударил гром. Хотя германец и пошатнулся от удара англичанина, но он так метко, в свою очередь, нанес удар по забралу противника, что застежки лопнули, пернатый шлем разлетелся на куски, и сэр Найджел помчался галопом по арене, поблескивая на солнце обнаженной лысиной. В воздухе замелькали тысячи развевающихся шарфов и подброшенных шапок. Это показывало, что первая схватка кончилась в пользу представителя популярной партии.

Рыцарь из Хампшира не принадлежал к числу тех, кого неудача может лишить уверенности. Он пришпорил коня, помчался к палатке и через несколько мгновений вернулся в новом шлеме. Во второй схватке противники показали настолько равные силы, что самый строгий судья не мог бы определить, на чьей стороне перевес. Каждый высек искру из щита другого и каждый выдержал свирепый удар, точно слившись со своей лошадью. Во время последней схватки сэр Найджел всадил копье в германца с такой меткостью, что конец копья вошел в забрало и снес переднюю часть шлема, а немец, нацелившись слишком низко и несколько оглушенный противником, имел неосторожность ударить его по бедру, что являлось нарушением турнирных правил, и вследствие этого он не только вынужден был пожертвовать шансами на успех, но вынужден был бы также отдать оружие и коня, если бы английский рыцарь решил их потребовать. Английские солдаты заревели от восторга, но большая толпа, теснившаяся у ограды, зловеще молчала, тем самым как бы подтверждая, что чаша весов перетянула в пользу англичан и призы будут получены ими. Уже десять победителей выстроились перед Принцем в ожидании его решения, когда вдруг резкий рев рога, зазвучавший с дальнего конца арены, заставил все взоры обратиться к неожиданно появившемуся новому лицу.

Мы уже говорили, что арена для турниров в Бордо находилась на луговине возле берега реки и ею пользовались в тех случаях, когда другая, против аббатства св. Андрея, оказывалась недостаточно просторной. Восточным своим краем луговина упиралась в пологий склон; летом он был покрыт густой зеленью виноградников, но сейчас на нем лишь уныло темнели коричневые ограды. Поверху вилась белая дорога, уводившая в глубь страны и обычно пестревшая путниками, однако сейчас почти безлюдная, ибо турнир привлек все население округа. И странно было видеть такое огромное скопление людей, а вдали над ним эту пустынную проезжую дорогу, суровую и безлюдную, уходившую вдаль белой узкой черточкой, терявшейся среди холмов.

Если бы кто-нибудь вскоре после начала турнира взглянул на эту дорогу, он заметил бы на очень большом расстоянии две светлых точки, вспыхивавших и мерцавших в лучах тусклого зимнего солнца. Через час они приблизились, стали яснее, наконец оказалось, что это отблески света на шлемах двух всадников, скакавших во весь опор в сторону Бордо. Еще через полчаса уже можно было различить все детали их снаряжения и доспехов. Первый, вооруженный рыцарь сидел на каурой лошади с белым пятном на груди и на лбу. Он был мал ростом, но очень широк в плечах, забрало было опущено, на простом белом плаще и скромном черном щите отсутствовали какие-либо геральдические знаки. Второй всадник, как видно, его оруженосец и адъютант, был не вооружен, лишь голову его прикрывал шлем, да в правой руке он держал очень длинное и тяжелое дубовое копье, принадлежавшее хозяину. В левой были зажаты поводья не только его собственной лошади, но и рослого вороного боевого коня, в полном снаряжении скакавшего рядом с ним. Эти три коня и двое всадников, как видно, торопились на турнир, и труба оруженосца, зазвучавшая, когда его рыцарь выехал на арену, прервала раздачу призов и отвлекла внимание и интерес зрителей.

– Ха, Джон, – крикнул Принц, вытягивая шею, – кто этот рыцарь и что ему нужно?

– Честное слово, сир, – ответил Чандос, на лице которого было написано бесконечное удивление, – по-моему, это француз.

– Француз! – повторил дон Педро. – А откуда вы это знаете, лорд Чандос, если на нем нет геральдических знаков – ни на платье, ни на шлеме?

– По его латам, сир, они круглее на локтях и на плечах, чем у рыцарей Бордо или у англичан. Я мог бы счесть его итальянцем, если бы его шлем был более покат, но я готов поклясться, что эти пластины были сварены между Бордо и Рейном. Вон его оруженосец, и сейчас мы узнаем, что заставило его перейти границу.

Тем временем оруженосец въехал рысью на траву за оградой, остановил коня прямо перед помостом принца и вторично протрубил в свой рог. Это был человек широкий в кости, с черной густой бородой и развязными манерами. Протрубив в рог, он сунул его за пояс, проехал среди гасконских и английских рыцарей и приблизился к Принцу и его свите на длину копья.