— Надо же дать тебе хоть какую-то фору, мальчуган. Диагорас посмотрел, как закрылась дверь за наашанитом.

— Ты попал в дурную компанию, Друсс. Что у тебя общего с этим полоумным мясником?

— Меня и самого так называли, а он пришелся мне по душе. Несколько дней назад он помог мне — будь он подлецом, не полез бы на рожон таким манером. Мало того, он еще помогал беженцам отбиваться от зверолюдов. Скилганнон не просто мясник, которым его ославили. Доложил ты своим, что он в городе?

— Да. Ган Сентрин обеспокоен. Проклятый, кажется, больше не наашанский офицер. Королева-колдунья объявила его вне закона и назначила цену за его голову.

— Так и есть. Он сам мне сказал. — Друсс потер глаза. Диагорас находил, что вид у него усталый, а в бороде после Скельна прибавилось серебра. Время, как говорил поэт, — бесконечная, жестокая река. Диагорасу хотелось продолжить разговор о злодее Скилганноне, хотелось понять, как может герой наподобие Друсса питать симпатию к такому человеку. Но он знал Друсса достаточно хорошо и понимал, что сейчас лучше помолчать. Взгляд Друсса стал мрачен, лицо отвердело. Диагорас знал, что это означает. В мире нескончаемых оттенков серого Друсс-Легенда видит все либо в черном, либо в белом цвете. Каждый человек в его глазах либо хорош, либо плох. В этом случае, правда, такой подход вряд ли приемлем, ведь Друсс далеко не дурак. Диагорас смаковал свое вино. Он всегда чувствовал себя хорошо в обществе старого воина. Тот, может быть, и наивен, но исходящая от него уверенность неизменно успокаивает.

— Слыхал ты, что Манагин, скельнский герой, состоит теперь в правительстве Абалаина? — через некоторое время спросил Диагорас. — И всегда носит полученную при Скельне медаль.

— Что ж, он ее заслужил. А твоя где?

— Проиграл в кости пару лет назад. Если честно, Друсс, я потерял там слишком много друзей, и мне не очень-то хочется вспоминать об этом. А от людей, которые сожалеют, что их там не было, меня просто тошнит. Я бы мешок золота отдал, чтобы никогда там не бывать.

— Не стану спорить с тобой, паренек. Я потерял друзей и с нашей, и с чужой стороны. Хорошо бы еще дело того стоило.

— Что ты говоришь? — опешил Диагорас. — Благодаря Скельну мы сохранили свободу,

— Мы-то сохранили, зато здесь, на востоке, война и посейчас не затихает, так ведь? — Друсс выпил и снова налил себе вина. — Ладно, не слушай. Вино иногда на меня хандру нагоняет. Что там слышно про слугу Орасиса?

— Лекарь дает ему снотворное. Он был страшно измучен и перепуган до смерти. Насколько нам известно, в тюрьме он просидел около двух месяцев, и может статься, что Орасис был там вместе с ним.

— В тюрьме? Чепуха. Как он мог бы туда попасть?

— Не могу тебе на это ответить. Здесь царила полная неразбериха. Никто не понимал, что, собственно, происходит. Последние недели мы держали Посольский квартал на запоре. Город был охвачен беспорядками, людей убивали и вешали. Король совершенно свихнулся, Друсс. Рассказывали, будто он бегал по дворцу, кидался с мечом на собственную охрану и вопил, что он бог войны. В конце концов его убил свой же генерал, Железная Маска. Тогда .тантрийцы сдались и открыли ворота датианам. Оно и к лучшему. Знаешь, что было бы, если бы город взяли приступом?

— Как не знать. Разбой, насилие, резня. Скилганнон верно сказал: будь у тантрийцев лучшие правители, они бы так легко не отделались. Так за что же Орасис мог попасть в тюрьму?

— Ума не приложу, Друсс. Я выяснил только, что в Мелликан он приехал по личным причинам, не по государственным делам. Каждый день он уходил в город, иногда со слугой, иногда без. Тебе надо поговорить с этим человеком, но ты должен понимать, дружище, что Орасиса, возможно, уже нет в живых.

— Если так, я найду того, кто его убил, и того, кто отдал приказ, — холодно заявил Друсс.

— Через четыре дня, если сам не справишься, я тебе в этом помогу. К тому времени мой срок истечет, и я выйду в отставку. Помогу тебе разузнать, что произошло, и подамся домой, в Дренан. Пора жениться и завести сыновей, чтобы приглядывали за мной в старости.

— Буду рад твоей помощи, паренек. С врагами я расправляться умею, а вот в розыске ничего не смыслю.

— Был слух, будто Орасис с месяц назад уехал на юго-восток. Возможно, сплетню распустил как раз тот, кто засадил его в тюрьму. Ты ведь там был?

— Да. Там будто бы видели Орасиса на его белом коне, в сопровождении солдат. Но потом оказалось, что это был купец, немного похожий на него — рослый, толстый, со светлыми волосами. И не с солдатами, а со своей охраной. Я догнал их в одном торговом городке за шестьдесят миль отсюда. Белый мерин и верно принадлежал Орасису. Купец показал мне расписку, полученную от князя. Я узнал его руку, тут все без обмана.

— Надеюсь, что завтра мы уже сможем поговорить со слугой. Ты как, готов к нашему питейному состязанию?

— Нет, парень. Сегодня еду и выпивку ставлю я. Посидим и потолкуем о былых подвигах, как положено старым солдатам. Посудачим о том, что делается в мире, и уж верно найдем сто надежных способов поправить дела. А назавтра у нас будет трещать голова, и мы их все позабудем.

— Ничего не имею против. — Диагорас подозвал служанку: — Две бутылки лентрийского красного, милая, да подай кубки побольше этих.

Скилганнон шел по гавани, обходя снующих по сходням усталых грузчиков. Плеск волн о сваи, запахи соли и водорослей действовали успокаивающе.

Мелликану посчастливилось: он сдался вовремя, и в осадивших его солдатах не успела разгореться слепая ненависть. Чем дольше осада, тем больше зла накапливается в душах бойцов. Люди теряют своих друзей, братьев. Они смотрят на стены города с нарастающим гневом и мечтают о мести. Как только в стене появляется брешь, они врываются в город, словно демоны, и отводят душу, убивая направо и налево.

Скилганнон с содроганием вспомнил ужасы Пераполиса. Мелликанцы, наверное, думают, что теперь, когда их маленькая война закончилась, им ничего не грозит. Что-то они почувствуют, когда на них обрушится армия Наашана?

«Меня к тому времени здесь уже не будет», — решил он.

Стоя на пустом молу, он смотрел, как дробится в воде отражение луны. Джиана, возможно, уже послала людей на его розыски. Рано или поздно его найдут, выйдут к нему из темного переулка или из-за деревьев в лесу. А может быть, явятся, когда он будет спокойно сидеть в таверне, думая о Другом. Вряд ли они будут заявлять о своих намерениях или искать честного единоборства. Скилганнон смертельно опасен. Даже без Мечей Дня и Ночи, а с ними почти непобедим.

Услышав позади тихие шаги, он обернулся. К нему шли двое мужчин в мокрых насквозь лохмотьях, оба с ножами.

Они, должно быть, вошли в реку ниже ворот Посольского квартала и выплыли в гавани. Оба были тощие, хилые и уже не молодые.

— Давай деньги, — сказал один Скилганнону, — и мы тебя не тронем.

— Вы меня и так не тронете. Убирайтесь-ка лучше, я не хочу вас убивать.

Тот, кто говорил, оробел, но второй кинулся на Скилганнона. Он отвел удар ножа предплечьем, зацепил грабителя за ногу и повалил. Сапог Скилганнона наступил на руку с ножом. Поверженный, завопив, разжал пальцы. Скилганнон подобрал нож.

— Лежи смирно, — велел он. — Вы, ребята, не за свое дело взялись. Что это вам вздумалось?

— Дома жрать нечего, — ответил второй. — Дети ревут от голода. Это все, — он махнул в сторону кораблей, — пойдет богачам. Не стану я смотреть, как мои дети помирают с голоду, лучше сам подохну.

— И подохнешь, будь уверен. — Скилганнон со вздохом бросил нож на доски и достал из кошелька тяжелую золотую монету. — Зайдите в таверну и купите себе еды, а после ступайте домой и забудьте об этих глупостях.

Лежащий вскочил на ноги, снова завладев ножом.

— Ни к чему нам крошки со стола этого ублюдка, Гарак! Видал, сколько у него золота? Мы заберем все. Хватай его!

— Тебе решать, Гарак, — сказал Скилганнон. — Я предлагаю тебе деньги, на которые ты сможешь кормить семью целый месяц. В противном случае ты больше ее не увидишь. Я прощать не умею и второй раз предлагать не стану.