Скилганнон убил еще одного и побежал вслед за Друссом. На дороге лежали Гарианна, Рабалин в окровавленном камзоле н трое мертвых надиров.

Скилганнон выругался и снова бросился в бой, но биться уже было не с кем.

Диагорас и близнецы шли к нему мимо вражеских тел. Из рассеченного лба Диагораса текла кровь, Джаред был ранен в руку, Ниан остался цел.

Друсс — бледный, с запавшими глазами — стоял на коленях около мальчика.

— Не поспел, — дыша через силу, выговорил он.

Скилганнон занялся Гарианиой. На виске у нее вздулась шишка, но пульс бился ровно. Рабалин получил колющий удар в грудь. Скилганнон раскрыл его камзол и увидел глубокую рану, из которой пузырями выходила кровь.

— Легкое задето, — сказал Диагорас. — Надо перенести его в тень.

Он и Джаред подняли мальчика. Ниан тем временем гладил Гарианну по щекам и звал по имени.

— Она спит? — спросил он.

— Да, — ответил Скилганнон. — Неси ее в пещеру, там мы ее разбудим.

Но Ниан, видя, что его брат уходит, закричал в панике:

— Подожди! — Он бросился вдогонку и ухватился за кушак Джареда, а Скилганнон спросил сидящего у обочины Друсса:

— Что с тобой?

— Грудь больно… словно бык на нее навалился. Ничего. Отдохну малость, и все пройдет.

— Левая рука тоже болит?

— Немеет как будто. Теперь-то уже полегче. Дай мне пару часов.

Скилганнон взял Гарианну на руки и отнес в неглубокую пещерку. Диагорас, так и не перевязав собственную рану на лбу, хлопотал около Рабалина. Джаред поддерживал мальчика в сидячем положении. Тот не приходил в сознание, и лицо у него было пепельно-серым.

Скилганнон вышел, чтобы вытащить Меч Дня из груди мертвого надира. Несколько надирских лошадок так и остались стоять на дороге, две из них с поклажей. Скилганнон приблизился, тихонько приговаривая ласковые слова, чтобы не спугнуть их. В одной из седельных сумок отыскалась серебряная фляжка. Скилганнон понюхал содержимое, отпил глоток и вручил флягу Друссу.

— Тут что-то крепкое — думаю, тебе оно пойдет на пользу.

Друсс приложился к фляжке.

— Давненько не пробовал. У них это называется лиррд. — Он хлебнул еще. — Не поспел я вовремя к мальчонке. Он прыгнул вниз, чтобы помочь Гарианне, и убил одного надира. Врасплох его захватил. А другой и пырнул его. Как он, жить будет?

— Не знаю. Рана скверная.

Друсс сморщился и застонал:

— Ну вот, опять схватило.

— У тебя сердечный приступ. Я уже видел такое.

— Сам знаю, что у меня! — огрызнулся Друсс. — Это давно уже назревало, несколько недель. Я просто мириться с этим не хочу,

— Давай отведу тебя в пещеру.

Друсс стряхнул с плеча его руку и встал сам, но через два шага зашатался. Скилганнон поддержал его. Друсс нехотя принял помощь, и они вместе дошли до пещеры.

— Я перевязал мальчика, — сообщил Диагорас, — но внутри у него продолжается кровотечение. У меня недостает умения, чтобы ему помочь.

— Давай пока что займемся тобой. — Кровь, струясь со лба Диагораса, промочила его камзол на правом плече.

— Пустяки. Мелкие раны часто кажутся страшнее, чем они есть. — Скилганнон улыбнулся, и Диагорас сконфузился. — Ты, конечно, и без меня это знаешь, генерал. — Он вручил Скилганнону свою кривую иглу с ниткой и сел.

— Больше всего крови течет из-под волос, — сообщил Скилганнон, осмотрев рану. — Надо выбрить кусочек.

Диагорас дал ему охотничий нож, и он срезал под корень несколько прядей, а после стал зашивать, стягивая вместе воспалившиеся края раны.

— Если еще немного натянешь, у меня ухо окажется на макушке, — пожаловался Диагорас.

— Гарианна очнулась, — сказал Джаред. — С ней, кажется, все благополучно.

— А с Друссом что? — спросил Диагорас, пока Скилганнон делал последние стежки.

— Сердце. Он сказал, что уже несколько недель чувствовал недомогание.

Зашив рану, оба вышли наружу, и Диагорас сказал:

— Он пять надиров убил, с больным-то сердцем. Не человек, а стихийное бедствие.

— Шесть, считая того, кто ранил Рабалина, — поправил Скилганнон.

— Кремень старик.

— Этот старик скоро будет мертвым, если мы не отыщем храм. Я видел такие приступы. Еще немного, и ему конец. Чтобы поддерживать такое мощное тело, сердце должно быть здоровым. Следующий приступ он не переживет.

— А далеко ли он, этот храм?

— Халид-хан добирался туда два дня, но он шел через горы пешком, напрямик. С повозкой будет, пожалуй, все три.

— Мальчик три дня не протянет.

Послышался грохот колес. Упомянутая ими повозка ехала вниз по дороге. На козлах сидел Халид-хан, следом шли несколько его воинов и две женщины.

— Они умеют врачевать раны, — пояснил, кивнув на женщин, Халид.

— Спасибо тебе, — сказал Скилганнон.

— Жив ли Серебряный Убийца?

— Это хорошо. Я чувствовал недоброе, когда он расстался со мной. Он болен?

— Я провожу вас к месту, откуда видел храм. Будем молиться Истоку, чтобы святилище снова нам открылось.

Эланин всегда была смышленой, и до последнего времени ей жилось весело и счастливо. Когда мать, что случалось не часто, приехала к ней в Дрос-Пурдол, девочка обрадовалась. Когда же мама сказала, что они поплывут на корабле и встретятся с отцом в Мелликане, Эланин пришла в полный восторг. Она, как все дети, надеялась, что теперь мама с папой снова станут жить вместе.

Но все это оказалось ложью.

Отца они в Мелликане не встретили. Вместо этого мать привезла ее во дворец, к страшному Шакузану Железной Маске. В первый раз Эланин еще не боялась его. Он — большой, плечистый и сильный — был тогда без маски, и лицо у него было красивое, только красное с одной стороны. У одного из дрос-пурдолских слуг тоже было красное родимое пятно на лице, но у Шакузана дело обстояло куда как

Мама сказала, что Шакузан ее новый отец. Эланин это показалось такой глупостью, что она засмеялась. Зачем ей новый, если у нее уже есть папа, которого она любит? Но мама сказала, что тому отцу Эланин больше не нужна и он велел ей отныне жить с матерью. Тут Эланин рассердилась. Сердцем она чувствовала, что это очередная ложь, так и сказала об этом маме. Тогда Железная Маска ударил Эланин по лицу. Прежде ее никто не бил, и потрясение оказалось сильнее боли, хотя удар швырнул ее на пол.

— Изволь в моем доме обращаться со своей матерью уважительно, — проговорил Железная Маска, возвышаясь над ней, — иначе пожалеешь.

Он ушел, а мать подняла Эланин и стала гладить по голове.

— Вот видишь, ты не должна его сердить. Никогда не серди его!

И Эланин увидела, что мама сама боится.

— Он плохой! Я не хочу оставаться здесь!

Мама испугалась еще больше и тут же принялась оглядываться, как будто кто-нибудь мог их подслушать.

— Не говори так! — дрожащим голосом сказала она. — Обещай, что не будешь!

— Не стану я ничего обещать. Я к папе хочу!

— Все будет хорошо, Эланин, поверь мне. Только веди себя хорошо, ну пожалуйста. Тогда и он будет хорошим, просто замечательным. Он просто… вспыльчивый. Идет война, и у него очень много забот.

— Я его ненавижу! Он ударил меня!

— Послушай меня. — Мама крепко прижала ее к себе. — Здесь у них обычаи не такие, как в Дренане. Будь вежлива с Шакузаном, иначе он накажет тебя. Или меня.

Страх матери передался Эланин и победил ее гнев.

В последующие дни она старалась держаться от Железной Маски подальше, а когда ей это не удавалось, вела себя тихо. Вскоре она стала замечать, как запугана здешняя прислуга. Люди в этом доме не шутили и не смеялись, как слуги у них в Дрос-Пурдоле. Они двигались бесшумно и каждый раз низко кланялись ей с матерью. На пятый день одна девушка лет пятнадцати, не больше, принесла Эланин завтрак, и девочка увидела, что у нее недостает двух пальцев на правой руке. Один обрубок, кое-как зашитый, был еще свеж, и на нем запеклась кровь. Служанка всячески старалась не смотреть в глаза, и Эланин не решилась спросить, что с ней случилось. В тот же день она заметила, что у многих слуг тоже не хватает пальцев.