— Ну, там еще и обычные несчастные случаи были, — явно смутился Широков. — Кто-то сам на встречную полосу выскочил, где-то все руководство университета на рыбалке утонуло.
— Ну да, я уже верю. Один за другим, как пингвины в лунку попрыгали. Мышей не ловите, а на несчастные случаи сваливаете!
— Вот все-таки жаль, что ты у меня не на службе. Сейчас бы я тебе строгача влепил с занесением, да мат. поощрение и снял!
— Вот потому и не на службе. Я один больше сделал, чем вся ваша контора вместе взятая.
— А моя контора отчетов о проделанной работе в инете не вывешивает! Так что хватит качать права, у тебя нос не дорос истерики мне закатывать. Дело твое закрыто за недоказанностью, мотоцикл можешь забрать хоть завтра. Перед приездом позвони, я тебе сам все передам. Ты, как-никак, на моей шее числишься, крикун несчастный. Все, жду звонка.
По составленному Зоримирой пророчеству, в ближайшую неделю Косте Белокотову ничего серьезного не угрожало. Поэтому Самасад не стал откладывать дела в долгий ящик и тем же вечером сел в ленинградский поезд. Утром же прямо у вагона поезда его встретил Широков — в длинном драповом пальто, одетом ради утренней прохлады.
— Здравствуй, Кирилл, — протянул он лешему руку. — Я решил тебя подвезти. Для пущей видимости работы с агентурой. Может, в честь твоей удачи мне тоже пара пряников перепадет. У твоего товарища оказались такие интересные отпечатки пальцев!
— Какие?
— Тайна следствия.
— Ну, и как с вами после этого разговаривать?
— А ты учись, старайся, привыкай, — улыбнулся Сергей Васильевич. — При нашей работе нужно быть более общительным.
— Это при вашей. При моей хватает навыков рукопашного боя.
— Ну, тогда не разговаривай, — разрешил Широков.
Они спустились на парковку, сели в приземистое вишневое «вольво» Сергея Васильевича, выкатились на Литовский проспект, почти сразу развернулись.
— А мы куда? — не понял Самасад.
— На склад, естественно. В центре для конторы тесновато. Там только внутренняя тюрьма и документы. Так уж сложилось.
— Это радует, — вжался в кожаное кресло Кирилл.
— Верность традициям?
— То, что едем в другую сторону.
По пустынным рассветным улицам путь занял считанные минуты. Проскочив пару кварталов по Витебскому проспекту, «вольво» свернул вправо во дворы, остановился перед непримечательным двухэтажным домом, стены и окна которого заросли толстым слоем пыли и грязи.
— Промышленный район, — словно извинился Сергей Васильевич.
Они прошли через обычную заводскую проходную с дремлющим вахтером, под чахлыми деревьями добрели до складов. Все выглядело настолько унылым, заброшенным, потерянным во времени, словно они провалились куда-то в середину века. И только маленькие черные глазки видеокамер, которые Самасад замечал то тут, то там, подсказывали, что здесь все не так просто, как кажется со стороны.
Из кармана пальто Широков достал бумажку, сверил номера на ней и на воротах, подошел, постучал. Изнутри пропел звонок. Это означало, что тут стоял еще и датчик движения. Или вибрации.
А потом створка скрипнула, и наружу, прищурившись, выглянула заспанная седая пенсионерка в конторском халате, с заправленными под платок волосами.
— Я за номером восемнадцать тридцать два, — протянул ей бумажку Сергей Васильевич.
— К дальней створке идите, — указала кладовщица и затворила воротину.
Через пару минут открылась такая же у самой дальней арки склада, и Самасад наконец-то увидел своего приземистого двухгоршкового красавца. Пыльного, тихого, слабо пахнущего — но целого и невредимого.
— Проверяй, — кивнул вперед Сергей Васильевич.
— А ключи?
— Свои нужно иметь, — ответил тот, но связку достал, протянул: — Вот держи. Кроме него, по описи только носовой платок и полпачки жвачки числятся. Но их унесло ветром.
— А нож?
— Ты умом тронулся, Кирилл? — не выдержал Широков. — Думай, чего вспоминаешь. На нем же четыре трупа! Хочешь нарваться на умного следака?
Кладовщица спешно отвернулась. Но не ушла.
— Понял, ничего не было, — предпочел согласиться Самасад. — А жаль. Удобный был. Очень нравился.
Он вставил ключ, повернул и был приятно удивлен тихим рокочущим звуком мотора. Ммм…
— Только не здесь! — забеспокоилась старушка. — Внутри не тарахтите!
Кирилл заглушив двигатель, снял «Японца» с подножки, выкатив во двор, снова поставил. Долго не церемонясь он снял пластиковую защиту двигателя и бегло начал осмотр: тросики на месте, инжектор в норме… От изучения ского красавца, Кирилла оторвал не терпеливый голос ФСБешника.
— Так, укротитель велосипедов, — остановил его Широков. — Если все в порядке, расписывайся у меня в протоколе. А уж потом ковыряйся.
Кирилл послушно оставил автограф в указанном месте, после чего снова вернулся к аппарату, вдавил кнопки обогащения смеси, несколько раз провернул коленвал, включил зажигание — и двигатель тут же залопотал на низких оборотах, тяжело и уверенно, выпуская из выхлопной трубы слабый сизый дымок. Самасад спохватившись вернулся к ФСБешнику.
— А шлем где?
— Расписался? — показал ему протокол Сергей Васильевич. — Свободен!
— Как я без шлема поеду?
— Ну, нет ее у меня, — развел руками Широков. — И в протоколе, кстати, нет. Не знаю, куда подевалась. Купи новый и не парься. Езжай вон, по Гагарина, там возле таможни байкерский магазин.
— Ну, тогда я поехал? — Кирилл вспомнил, что на старом шлеме было две ножевых пробоины, и решил особо не расстраиваться.
— Давай. Я тут, похоже, с оформлением застрял. Ты это… Направо из ворот и прямо по улице, не сворачивая, двигайся. Указатель таможни на знаках должен быть, по нему магазин и найдешь.
— А пропуск?
— Так выпустят. Тут не режимная зона.
Самасад кивнул, оседлал своего коня, убрал подножку и воткнул первую передачу, подкатываясь к воротам. Как и обещал Широков, створки разошлись сами, Кирилл дал газу и оказался на свободе.
Дворовая улочка, на которой стояли склады, была узкой, грязной и извилистой. Самасад даже не ожидал, что чуть не в центре Северной столицы могут встречаться такие места. Но после каждого светофора улочка становилась все шире и шире, чище и чище, пока, наконец, не превратилась в самый настоящий просторный шестиполосный проспект. Перескочив трамвайные пути, вильнув в последний раз и ненадолго сузившись возле бетонированной разделительной полосы, проспект вывел его на край протяженного парка. Правая рука с наслаждением дала полный газ и…
И почти сразу зажала рычаг переднего тормоза: справа тянулись большие спортивные ангары для тенниса. И ладно бы ангары — их Кирилл навидался с избытком. От них пахло, как от тех ангаров за горками на пруду!
Он еще колебался — но спереди, сразу за центральным входом, показалось высоченное колесо обозрения. Тут Самасад не выдержал — остановился у газона, заглушил «японца», быстрым шагом вошел через центральный вход.
Да, это было здесь! Здесь пахло давленым камышом и тиной из непроточной канавы. Отсюда веяло солидолом с воском и жженой резиной.
Он двинулся дальше, сразу узнал скамейку у одинокого куста на перекрестке трех тропинок — именно из-под нее он наблюдал за своим разоренным логовом.
Волк, обеспокоенный неожиданным ярким видением, пробуждающим печальные воспоминания, вскочил, закружился на месте и даже тоскливо завыл, выйдя из-за прикрытия прохладных бетонных гаражей. Он ясно видел, как бежит от кустов к краю пруда, как спускается к камышам и заглядывает в глубокий темный зев… И снова протяжно и с тоскою завыл.
Кирилл, узнавший свое логово не хуже Вывея, выбрался обратно на дорожку, в отчаянии закрутился: он был здесь, был! С каждой минутой пережитые события все меньше и меньше казались горячечным послеоперационным бредом. Все это было, и было здесь! Было с ним! Он вышел отсюда, пересек проспект, погрузился в глубину квартала — и кружил, кружил, кружил в нем, пока не нашел укрытие врага. А смирившись с выбором детей, ушел в то место, что показалось более спокойным. И за направлениями тоже как-то не следил.