— И в честь чего у него возникла такая самоотверженность, Сергей Васильевич?

— Дурак ты, Кирюша. Там на записи видео осталось, как ты ребенка выносишь. Пятеро эту запись видели — все пятеро подтвердили, что наблюдали драку с поножовщиной между бандитами. И все пятеро тоже из-за тебя подставляются. Ты, дуболом… Ты… — Широков опять постучал ему кулаком по лбу, а потом по гулкой двери в туалет. — Ты хоть иногда думай, прежде чем что-то делаешь! Не один на свете живешь! Одно слово… Самасад!

Сергей Васильевич напоследок еще потряс перед ним кулаком, поскрипел зубами, но потом все-таки развернулся и вышел из квартиры. Лифтом не воспользовался — каблуки застучали по ступеням. Полковник нашел хоть какой-то выход для обуревавшей его энергии.

В дальней комнате, наоборот, было тихо. Кирилл чуть подождал, прошел туда.

Светлана сидела на матах у окна, прижав к себе Викторию, и гладила девочку по голове. Рядом распластался волк, подсунув морду Вике под руку.

— Вот, значит, где ты ее нашел… — тихо сказала женщина.

— Ей больше ничего не угрожает.

— Я не смогу пережить это еще раз.

— Полковник просто немного понервничал, — попытался объяснить Кирилл. — У него оказалось больше работы, чем он хотел, а его досье стало не таким чистым. На самом деле все хорошо, Вике больше никто не угрожает.

Светлана пересадила дочку на мат, поднялась, подошла к нему, погладила ладонью по щеке. Из ее глаз покатились слезы:

— Прости меня, Кирилл, но я не смогу так жить. Провожать на работу, на которой в тебя будут стрелять или резать, постоянно ожидать мести от тех, против кого ты воюешь. Бояться, что Вику снова украдут. Мне не пережить этого снова. Я не смогу. Прости. Прости…

Гостьи все-таки прожили в Москве еще два дня, а потом отправились назад, в город святого Петра. И теперь, похоже, навсегда.

— Все ерунда, — попытался утешить мохнатую часть своей сущности Кирилл. — Девочка подрастет, сможет сама приезжать и уезжать. Мы будем ее навещать, играть с нею, отдыхать вместе. Питер рядом, всего ночь езды. Что нам помешает?

Но это был самообман. Двуличная сущность понимала, что действительно навлекает своей дружбой опасность на любого близкого человека. И ради самой же Виктории — им лучше держаться от девочки в стороне.

Глава 15

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ Лучшие из лучших

Глава 15

Пророчества указывали на мир и покой в судьбе Константина Белокотова — но Кирилл продолжал терпеливо выполнять свою скучную работу. К концу подкатывался сентябрь, однако Игорь все еще не вернулся, словно потерявшись в безразмерном отпуске. Самасад особо не беспокоился. Десантник был не из тех людей, за чью судьбу и безопасность нужно волноваться, а служба в последние недели стала такова, что с ней справилась бы даже четвертинка Кирилла. Два взрослых мужика и зверь были в охране совершенно ни к чему.

Первое октября тоже не предвещало неожиданностей — но в этот день Константин, запрыгнув в машину, вместо разговоров о предстоящей конференции и своем докладе на ней вдруг стукнул Кирилла кулаком в плечо и громко сообщил, буквально светясь изнутри:

— Кирюха, я жду ребенка!

— Что, задержка? — покосился на него Самасад.

— Дурак ты! — радостно похвалил его Костя. — Айнар сказала, что в положении. Вот прямо сейчас, когда провожала.

— Ты все еще с ней?

— Да ты не представляешь, что это за девушка! Месяцы, как один день, пролетают! Она такая… — Он запнулся, подыскивая слова, но так и не нашел. — Мне просто невероятно повезло, что я тогда с тобой на Ловать отправился. Сейчас страшно подумать, что мог ее не встретить, мог в лаборатории сычом под кондиционером свое счастье пересидеть.

— Да я вижу, вижу, — ухмыльнулся Кирилл. — Животик окреп, щечки порозовели… Знаешь, как женатого мужика от холостого отличить можно? По хомячковости. Холостой — он как суриката: тощий, дерганый и глазками постоянно по сторонам стреляет. А женатый — он спокойный, усидчивый, с наетыми щеками. Сразу видно: кормят, холят, лелеют. Вот у тебя ныне хомячковость высшего уровня в повадках проглядывает.

— Надо в тренажерную группу записаться. Хотя бы на пару часов в день.

— Понятно, хомячок. Снижение рациона в планах далее не рассматривается.

Константин в ответ только довольно хохотнул.

На обратной дороге они завернули в магазин, где Белокотов приобрел для подруги огромный букет белых лилий…

С ними он и ворвался в квартиру Самасада почти сразу после возвращения.

— Кирилл, Айнар исчезла!

— Как исчезла?

— Захожу домой — а ее нет! Вообще!

— Дверь сломана?

— Ничего с дверью не случилось. Айнар пропала!

— А вещи?

— Кирилл, ты меня не слышишь! Она пропала. Ее нет. Остальное на месте. Все! Серьги, платья, телефон, туфли, цепочка — все, что подарил, на месте! А ее — нет.

— Остынь, Костя, чего ты панику наводишь? — развел руками Самасад. — Мы пять минут как приехали. Может, она за мороженым в магазин вышла. Чего ты распсиховался на пустом месте?

— Не было такого ни разу, чтобы она меня с работы не встретила, — взмахнул букетом Константин.

— Когда-то такое случается в первый раз.

— Она не предупредила!

— В очереди в магазине задержалась, на кассе. Может такое быть?

— Ты прямо как менты! Пока через три дня тело не всплывет, в розыск не объявят, заявление не примут.

— Надеюсь, ты хоть в полицию еще не звонил? Хотя, о чем это я? Они бы тебе еще веселее меня ответили.

— Карточка! — встрепенулся Белокотов. — Если в магазине — должна была кредитку взять.

Он развернулся и убежал. Через минуту зазвонил телефон:

— Карточка тоже на столе…

— Сейчас спущусь, — ответил Самасад и влез в кроссовки. А то ведь как бы на улицу по следу беглянки выходить не пришлось.

Квартира криофизика, недавно переехавшего из Питера в Москву, имела то замечательное преимущество, что в ней не успело накопиться завалов из всякого старья, переходившего из поколения в поколение. Она казалась светлой и просторной, все вещи в ней отвечали вкусам и интересам хозяина, здесь стояло лишь то, что он счел для себя важным и необходимым. Стол, полки, горка у стены, подставка под телевизор с диагональю в полметра — из толстого стекла. Компьютер — миниблок — подключался прямо к телевизору, намекая на свои безразмерные возможности. Широкий раскладной диван — тоже светлый, с никелированными подлокотниками.

Несмотря на очевидную техногенность дизайна, здесь царил уют. Может быть, благодаря изящному чайному набору, занавескам, вазам и безделушкам. Они не бросались в глаза, поскольку были вписаны в общую обстановку: безделушки и чашки стеклянные, занавески — серые с серебряной нитью. Но они были, и создавали ощущение жилого помещения, а не лабораторного угла.

Из всего этого рассадника прогресса маленькая и низкая, словно тайная, дверца вела в спальню — с резными комодом, широкой постелью, обоями под гобелен и парчовыми занавесями. Но в альков Самасад соваться пока не стал.

Влажный растительный запах Самасад не удивил. Привык, что от Константина в последние месяцы несло очень похоже. Кирилл быстро обошел прихожую и гостиную, наскоро осматриваясь, заглянул на кухню, сунулся в мусорное ведро под раковину, приоткрыл холодильник.

Кровью, потом, дымом и пеплом не пахло нигде, замаскированных следов борьбы в виде сдвинутых и поправленных столов, обрывков ткани или бумаги, улетевших в сторону от глаз, разворошенных вещей он тоже не заметил.

— Значит, так, — подвел Кирилл итог. — Ее никто не похищал, она ничего не пугалась, она не пыталась замести следы, она не сжигала никаких документов и не вскрывала никаких своих тайников. Посмотри, все ли у тебя ценности на месте?

— Она не могла ничего украсть, Кирилл! Она даже копеечную заколку, что я ей на второй день для волос дал, и ту оставила.

— Моя профессия заставляет думать о людях всякие гадости. Проверь, Костя, проверь. Вспоминай, что у тебя дома было ценного?