— Всё, можете быть свободны, свою миссию вы уже выполнили, — сказал охраннику, но тот не сдвинулся с места, пояснив, что дежурит до утра.

Миша тяжело вздохнул и набрал Виктора.

— Вить, твоя паранойя достигла апогея. Как ты прикажешь человеку ночевать на улице в апреле? Надо хотя бы домик для охраны соорудить, туда вывести наблюдение за камерами, а потом людей ставить. Охране должно быть тепло, светло и комфортно. Короче, завтра на работе обсудим, а сейчас скажи своему подчинённому, чтоб домой топал. А то он меня не слушает.

Как только за охранником закрылись ворота, Миша с Олей вошли в дом, но и тут оказалось всё не слава Богу. Ираида Аркадьевна, несмотря на все предупреждения сына, куда-то ушла. Правда, в неведении Михаил находился недолго — на кухонном столе лежала записка, в которой говорилось, что она у Кирсановых, потому как Наташенька привезла ей лично из Америки подарок.

Михаил схватился за голову и бессильно опустился на стул. Нет, он никогда не сможет понять этой глупости, проявляемой ради самоутверждения. А Наташка не промах, к матери умело подлизывается, пыль в глаза пускает!

— Миш, — Оля обняла его сзади, носом зарывшись в волосы, — объясни, что происходит.

Его отпустило, он расслабился только от одного присутствия этой хрупкой девочки.

— Сядь напротив, чтобы я тебя видел, — попросил он. Дождался, пока Оля устроится на стуле, и продолжил: — Я не знаю, что происходит, Заяц. Какой-то человек с какой-то неизвестной мне целью слил на меня информацию журналистам. Минимальная часть из того, что печатают, — правда, известная далеко не всем, а другая — чистая ложь. Но на фоне правды всё смотрится одинаково. Раньше мы успешно избегали такого пристального внимания со стороны прессы, а теперь пошла лавина дурацких статей.

— И как это задевает тебя лично? — спросила Оля, а на её милом личике отразилась тревога.

— Так если бы только меня! — Миша искренне возмущался. — Я — владелец компании, без меня она рухнет, именно та часть, которая приносит основной доход. И от этого пострадаю не только я, а и множество людей — мои сотрудники и их семьи. Подозревать, что вся эта возня из-за наследства — глупо, потому как наследников у меня — ну, кроме мамы — пока нет.

— Погоди, ты хочешь сказать, что тебя могут убить? — тревога Оли перерастала в страх, и Михаил видел это. — Миша, а если это просто месть? Кого ты отверг? Или, может, кому дорогу перешёл? — всё ещё встревоженно спрашивала она.

— Виктор думает, что могут, вон даже бронежилет меня нацепить заставил. Кстати, снять поможешь? — Михаил улыбнулся, пытаясь поднять Оле настроение и перевести мысли в другое русло.

Он положил руку на её колено, погладил и медленно провёл ладонью по бедру вверх. Оля моментально отозвалась, улыбнулась, хитро прищурившись, и произнесла:

— Конечно, помогу, это ж как эротично — мужчина в бронежилете. — В глазах запрыгали озорные искорки.

Михаил выдохнул — его трюк удался, Оля отвлеклась от тревожных мыслей, и мурлыкающе спросил:

— Ты голодная? Или сначала в спальню? — Он пожирал её глазами, предвкушая прикосновения тонких пальчиков к своему телу.

— Мне просто не терпится заняться с тобой любовью, и чтобы бронежилет был на тебе, — с улыбкой отвечала Оля.

— Жестокая девочка, он тяжёлый, хотя из всех возможных — самый лёгкий, и жутко неудобный.

— Надеюсь, то, что нам нужно, он не прикрывает? — Оля смотрела прямо, но румянец всё же выдал её смущение.

А Михаил подхватил её на руки и затащил на второй этаж.

Они дурачились, как дети. Миша ещё никогда в жизни так не веселился и не смеялся, а тут отпустил себя, позволил расслабиться рядом с Олей, даже бой на подушках предложил. До первого пера. В результате обе подушки порвались и пух покрыл пол в белоснежной спальне.

— Как снег, — промолвила Оля. Он согласился и потом долго любил её, беря и отдаваясь, сливаясь телом и душой.

Уставшие и счастливые, они лежали, разглядывая свои отражения в зеркальном потолке.

— Миша, мне так хорошо с тобой, — прошептала Оля на ухо.

— А мне с тобой, но, Заяц, нам нужно кое-что сделать. Я сейчас.

Михаил, накинув на себя халат, спустился вниз и вскорости вернулся со стаканом воды и Олиной сумкой.

— Заяц, таблетку прими.

— Какую таблетку? — не поняла его Оля. Она села на кровати по-турецки, подвернув под себя ноги, и недоумённо смотрела на Михаила.

— Противозачаточную. — Миша растерялся. — Ты же сама сказала, что купила.

У Миши появилось стойкое ощущение, что программа дала сбой. Он вроде бы делал всё правильно и в то же время что-то не то.

— Купила. Сразу, как мы поговорили об этом. Но я к тебе не собиралась, а с собой я их не ношу. Зачем они мне? Я же не сплю ни с кем кроме тебя. А мы вроде как расстались. Ты боишься, что я забеременеть могу? — В её голосе стали проявляться обида и недоумение.

— Конечно, я кончил в тебя, и времени прошло уже минут двадцать. Это не шутки, — отвечал он на автомате.

Настроение Оли резко поменялось. Её глаза, минуту назад светившиеся от любви, сейчас метали молнии. Она резко встала с кровати и внимательно оглядывала комнату в поисках своего белья.

— Ты же сказал, что любишь меня, отчего так моей беременности боишься? Ты далеко не мальчик, чтобы переживать по поводу своего возможного отцовства.

Михаил растерялся, Оля сама говорила, что сейчас не хочет никаких детей, что ей учиться надо, и он согласился с ней. А выходит, что он и виноват, и сказал не то, и про таблетки вспомнил зря.

Оля между тем нашла трусы, натянула их на себя, попробовала отряхнуть лифчик, но перья как будто приклеились к кружеву. Тогда Оля отбросила его в сторону и напялила свитер на голое тело. Движения получались резкими, злыми, обиженными. Прихватив колготки и юбку, она выскочила из комнаты, сильно хлопнув дверью, затем вернулась и громко сказала:

— Знаешь, Миша, а ты и не узнаешь никогда, кто у меня родится! Думаешь, я на аборт пойду? Как бы не так! Я сейчас оденусь и поеду домой, и всё-таки мы с тобой расстались. Насовсем, навсегда!

По её щекам катились слёзы, а она даже не думала вытирать их.

У Миши голова шла кругом. Он не чувствовал за собой вины. А теперь просто не знал, как удержать Олю, чтобы можно было поговорить спокойно.

— Оля, постой, я не понимаю, что я сделал не так?

Он схватил её за рукав свитера, но Оля вырывалась.

— А ты ничего не сделал, просто не надо меня ровнять со своими проститутками, которым ты таблетки даёшь! Ты меня оскорбил! И в институт приехал на этом «Бентли», чтобы меня все прокажённой считали. Что теперь про меня на курсе думать будут, после того как твоё лицо во всех журналах чуть ли не на первой странице светилось?! Завидный жених — миллиардер, блин! А сам — «таблеточку прими, а то вдруг, не дай Бог, залетишь». Так что знай — я выношу, и рожу и воспитаю! Сама! Без тебя! А ты можешь ещё один «Бентли» прикупить.

— Оля, какая тебе разница, кто что скажет? А без этих статей ты не знала, что у меня есть деньги? — Миша тоже стал медленно заводиться, а ещё он не улавливал логики — какая связь между проститутками, возможной Олиной беременностью и его «Бентли».

— Мишенька, — неожиданно раздался из кухни голос мамы, — Оленька вправду беременная? Какая радость, у меня будет внук!

— Видишь, Миша, хоть кто-то моему ребёнку рад!

Оля вырвалась и сбежала вниз по лестнице. Миша за ней.

— Да о чём вы обе говорите? Какая, к чёрту, беременность?! Если что и завязалось, то всего полчаса как, а вы рассказываете как о свершившемся факте. Театр абсурда какой-то, только психиатра для полного счастья не хватает! — воскликнул он. В этот момент они заскочили на кухню и Оля, увернувшись, спряталась за спину Ираиды Аркадьевны. Миша словно на препятствие наткнулся. Увидев мать, переключился на неё, спросил, рассерженно сверкнув глазами: — Мама, где ты была? Я же просил не выходить из дома! Погоди, не отвечай. Оля, ты никуда не уйдёшь! — заявил он предпринявшей ещё одну попытку побега Оле и рукой преградил ей путь. Та вновь юркнула под надёжную защиту Ираиды Аркадьвны, а Миша остался стоять на месте, чтобы ненароком не навредить своим женщинам.