Я послал разведчиков. Прошла первая ночь, прошел следующий день и следующая ночь, а мы сидели и ничего не делали, хотя Черный хотел отправиться один за вами. На следующее утро, на заре, пришел один из посланных разведчиков и сказал, что его братья, спрятанные на вершинах гор и в других местах на протяжении многих, многих миль, передали ему, что матабельские воины, уничтожив еще одно племя макалангов в низовьях Замбези, теперь шли на Бомбатце. Днем пришел другой лазутчик: он сказал, что воины матабелов окружили вас, но что вы прорвались через их ряды и, спасая свою жизнь, скачете к крепости. Тогда я выбрал пятьдесят лучших из наших воинов и, отдав их под начальство Тамаса, моего сына, отправил в засаду среди скал горного прохода, потому что мы, люди не воинственные, не осмеливаемся сражаться с матабельскими воинами в открытой долине.

Черный пошел с ними и когда увидел, как велика ваша беда, хотел броситься вниз навстречу матабелам, потому что он очень храбрый человек. Но я сказал Тамасу: «Нет, не старайся сражаться с ними на открытом месте, там они, конечно, убьют тебя». Кроме того, госпожа, я был уверен, что вы не успеете подняться на гребень прохода. И вы поднялись, хотя вас от смерти отделяла только былинка: мои дети стреляли из новых ружей и, так как место было узко, они не могли давать промахов и убили многих из этих гиен-амандабелов. Но убивать матабелов все равно, что ловить блох на собачьей спине; их всегда остается большое количество. Впрочем, это все же помогло: тебя и отца благополучно принесли в крепость, и мы не потеряли ни одного человека.

– А где же теперь матабелы? – спросила Бенита.

– Подле наших стен стоит целое войско – три тысячи человек или еще больше, под командой предводителя Мадуны, человека высокой крови, жизнь которого ты спасла, хотя после того он гнался за тобой, как за антилопой.

– Может быть, он не знал, кто это был, – предположила Бенита.

– Может быть, – ответил Молимо, потирая подбородок, – потому что в таких случаях даже матабел обыкновенно держит слово, а ты помнишь ведь, что он обещал тебе жизнь за жизнь. Во всяком случае, они беснуются пред стенами, как львы, и мы отнесли вас на вершину горы, чтобы защитить от них.

И старый жрец, отступая, вышел из палатки, то и дело останавливаясь, чтобы поклониться Бените.

Через некоторое время пришел Клиффорд; он очень ослабел и тяжело опирался на палку. С восторгом встретились отец с дочерью, они обнялись и поблагодарили Бога за свое спасение от великой опасности.

– Ты видишь, Бенита, нам нельзя уехать из этого места, – немного успокоившись, сказал Клиффорд. – Мы должны найти золото.

– Ах, это золото, – с силой ответила молодая девушка, – одно это слово мне ненавистно. Кто может думать о золоте, когда подле крепости ждет толпа матабелов в три тысячи человек, чтобы убить?

– Я почему-то не боюсь их, – сказал старик, – у них была возможность уничтожить нас, и они ее пропустили, а макаланги клянутся, что теперь, получив ружья, при помощи которых можно охранять ворота, они не позволят взять крепость штурмом. А между тем, одного человека я боюсь.

– Кого?

– Джекоба Мейера. Я несколько раз видел его, и мне все кажется, что он сходит с ума.

– Почему это кажется тебе?

– Сужу по его наружности. Он сидит, что-то бормочет, и его странные черные глаза так и горят; потом он начинает стонать, иногда же разражается взрывами хохота. Правда, это бывает, когда с ним случается странный припадок, а иногда он кажется довольно нормальным. Но поднимись, если можешь, и суди сама.

– Нет, не хочу, – слабым голосом ответила Бенита. – Отец, я его боюсь, боюсь больше, чем когда бы то ни было. О, почему ты не позволил мне остановиться там, внизу, между махалангами, а принес опять сюда, где нам придется жить с этим ужасным человеком!

– Я хотел это сделать, дорогая, но Молимо сказал, что здесь мы будем в большей безопасности, и приказал своим дикарям отнести тебя наверх, а Джекоб поклялся, что если тебя не отнесут к святилищу, он меня убьет. Теперь ты понимаешь, почему мне кажется, что он сошел с ума.

– Но зачем это ему? Зачем? – задыхаясь, прошептала Бенита.

– Один Бог знает, – ответил старик со стоном, – однако мне кажется, он уверен, что мы не найдем золота без тебя, так как Молимо сказал ему, что сокровище предназначено тебе, одной тебе. Джекоб говорит, что старик обладает даром ясновидения или чем-то в этом роде. Ну, я по его глазам видел, что он готов убить меня, поэтому решил лучше подчиниться, чем оставить тебя в Бомбатце одну, больную. Конечно, был один способ…

Клиффорд остановился.

Молодая девушка посмотрела на отца и спросила:

– Какой?

– Застрелить его раньше, чем он выстрелил бы в меня, – еле слышным шепотом ответил старик. – Застрелить ради тебя, дорогая… Но я не мог заставить себя это сделать.

– Нет, – вздрагивая, сказала Бенита, – нет! Лучше умереть, чем знать, что его кровь на нас. Теперь я поднимусь и постараюсь не выказывать страха. Я уверена, что это лучше всего, и может быть, нам удастся все-таки как-нибудь спастись. А до поры до времени будем угождать ему и стараться делать вид, что продолжаем отыскивать этот ужасный клад.

Бенита встала и почувствовала себя немногим хуже обыкновенного: только во всех членах она ощущала напряжение и усталость. Увидев костер и посуду, молодая девушка стала с помощью отца готовить ужин. Мейера не было вблизи.

Однако к вечеру он все же пришел, как и ожидала Бенита. Несмотря на то что она сидела спиной к нему и не слышала шума его шагов, мисс Клиффорд почувствовала его присутствие; ей показалось, будто какая-то холодная тень упала на нее. Молодая девушка обернулась и увидела Джекоба.

Он стоял выше ее на большой гранитной глыбе; его мягкие кожаные сапоги позволяли ходить без шума; вообще Мейер умел двигаться, как кошка. Последние лучи заходящего солнца падали прямо на него, и его тонкая нервная фигура вырисовывалась на фоне неба, и в ярком красном свете заката он, действительно, казался страшным. Джекоб походил на пантеру, готовую сделать прыжок; глаза его светились, как у пантеры, и Бенита чувствовала, что она – намеченная жертва. Но, вспомнив свое решение не показывать ему страха, она спокойно сказала:

– Добрый вечер, мистер Мейер. О, я вся так окаменела, что не могу повернуть голову, чтобы посмотреть на вас.

И она засмеялась.

Он опять-таки, как пантера, мягко соскочил со скалы и остановился напротив молодой девушки.

– Вы должны благодарить Бога, в которого верите, – сказал он, – за то, что в настоящую минуту на равнине не лежат окаменелые ваши останки, которые уничтожили бы шакалы.

– Я благодарю его, мистер Мейер, а также и вас – вы поступили храбро, выйдя из крепости нам на помощь.

Отец, – позвала она, – приди и скажи мистеру Мейеру, как мы благодарны ему.

Клиффорд, прихрамывая, вышел из своей хижины под деревом и заметил:

– Я уже сказал ему это, дорогая.

– Да, – ответил Джекоб, – вы уже говорили мне это; зачем повторяться? Я вижу, что ужин готов. Закусим, вероятно, вы голодны, а позже я скажу вам кое-что.

Они сели ужинать; впрочем, ни у кого не было большого аппетита. Мейер еле дотронулся до еды, зато пил много: сначала крепкий черный кофе, а потом сыворотку и воду. Но Бените он предлагал самые лучшие куски и не спускал с нее глаз, замечая, что она должна есть побольше.

– В противном случае вы подурнеете, и ваша сила исчезнет, – говорил он. Бенита подумала о волшебных детских сказках, в которых людоеды кормят принцесс, чтобы позже проглотить их.

– Вы должны думать о вашей собственной силе, – сказала она, – вы не можете жить одним кофе.

– Только кофе и нужен мне сегодня. С минуты вашего возвращения я изумительно хорошо чувствую себя, еще никогда я не сознавал себя таким здоровым и сильным. Я могу работать за троих и не уставать. Например, весь этот день я носил провизию и другие вещи на стену (ведь мы должны приготовиться к долгой осаде), а между тем мне кажется, будто я не поднял ни одного ведра. Теперь мне нужно сказать вам кое-что. С вашей стороны было не очень-то хорошо бежать и бросить меня; это было даже нечестно. Право, – прибавил он с внезапным порывом свирепости пантеры, – если бы дело шло только о вас, Клиффорд, откровенно говорю, что при первой же новой встрече с вами, я застрелил бы вас. Изменники заслуживают смерти! Разве неправда?