Зал был полон света. Как репутация Кейна.

Такси, уносившее Ким, плыло вдоль берега по серому небу.

Впереди, оседлав береговую линию, стояла гора Моргани, господствующая над бухтой Колеса. Долгое время Моргани служила естественной крепостью для череды диктаторов, правивших островной империей. Эстер Хокс вырезала в ее склонах Черный Зал, твердыню, из которой командовала войной против мятежных отрядов, много лет безуспешно пытавшихся ее свергнуть.

Сегодня Моргани и ее укрепления вместе с защищаемой ими гаванью создавали для Сибрайта ошеломляющий задний план. Черный Зал был главной приманкой для туристов и хлебом для археологов.

Сама конструкция насчитывала четыреста лет. Она была построена в темные века, суровая завеса которых накрыла Гринуэй сразу после того, как он объявил о своей политической независимости. Пушки, лазеры, пусковые установки ракет остались стоять в окружающих горах, а центральный командный пункт, откуда Хокс лично наблюдала за своими оборонительными сооружениями, ежегодно посещался десятками тысяч людей.

Черный Зал стал одним из главных символов той эпохи, а поэтому, каким-то необъяснимым образом, — и символом ее романтики. Ким любила этот музей, находившийся под управлением Исторического общества Сибрайта. Большая часть старой крепости была закрыта для туристов, потому что это было небезопасно, но войска в мундирах ушедших времен все еще дважды в день маршировали по главному двору. Покои императора также были открыты для публики вместе с картинной галереей и библиотекой. Хокс и ее наследники много собрали и еще больше награбили. Сегодня все это было выставлено на стендах.

У подножия Моргани никогда не затихал океан. Прибой колотился в скалы, нескончаемо кружили чайки, а на каменистых берегах дети собирали ракушки.

Такси пролетело мимо фасада Черного Зала и поплыло над бухтой. Здесь далеко в воду выдавались пирсы и причалы, выстроились вдоль берега склады. Когда кончились войны, цивилизация передвинулась на юг, и потому портовые строения были почти заброшены. Некоторые из них были построены на развалинах пятисотлетней давности. Вандалы и грабители работали здесь столетиями, а теперь археологические партии пытались восстановить подробности обыденной жизни века диктаторов.

Машина спустилась к воде, пролетела над берегом, направляясь на запад, и приземлилась среди группы модульных вагончиков возле двух обшарпанных флаеров с маркировкой Исторического общества Сибрайта. Ким открыла люк и спрыгнула на утоптанную глину с редкой травой. С моря тянул сырой и холодный ветер.

По краям котлована работали люди, вытаскивая из ямы бревна, обломки бетона и стальные балки. Двое мужчин оторвались от работы, смерили глазами Ким и обменялись одобрительными взглядами.

Молодой человек, очевидно, студент, смахивал щеточкой землю с какого-то обломка электроники. Прервав работу, он подошел.

— Чем могу служить, мэм?

— Я ищу доктора Кейн, — сказала Ким. Парнишка нажал кнопку коммуникатора.

— Тора, тут к тебе гостья.

— Сейчас буду, — ответил женский голос.

Через пару секунд из вагончика вышла женщина в широкополой шляпе и в комбинезоне. Студент склонил голову в ответ на благодарность Ким и вернулся к работе.

— Доктор Брэндивайн? — спросила женщина, протягивая руку. — Я Тора Кейн.

На шляпе у нее, как заметила Ким, было изображение Глории. Тора увидела, куда она смотрит.

— «Арбакль», — пояснила Тора.

«Арбакль» — это был грузовоз, потерпевший аварию на Глории почти полстолетия назад. Место аварии стало археологическим заповедником, и туда пускали только ученых по специальным свидетельствам.

Тора была одного роста с Ким, темно-рыжие волосы зачесаны назад, губы полные, груди выдаются из-под комбинезона. У нее были внимательные и темные глаза ее отца. Глядя в них, Ким видела, что, если отвлечься от всего прочего, можно подумать, что смотришь в глаза капитана звездолета.

— Спасибо, что нашли время для разговора со мной, — сказала она, пожимая протянутую руку.

— Мне это только приятно. — Тора глянула в сторону такси Ким. — Меня наградили какой-нибудь медалью?

Налетел порыв холодного ветра.

— Я хотела бы задать несколько вопросов о вашем отце, — сказала Ким.

— А… — сказала она, будто сама должна была догадаться. — А можно спросить, почему это вас интересует?

— Эмили Брэндивайн — моя сестра.

У Торы шевельнулись мышцы на горле.

— Я должна была узнать фамилию. И лицо.

— Мне бы очень хотелось узнать, что с ней случилось.

— Понимаю. — Тора повернулась к выходу из бухты, и Ким не видела ее лица. — Мне бы очень хотелось вам помочь. Но я на самом деле ничего не знаю. Когда «Охотник» вернулся, отец остался на борту понаблюдать за процедурами прибытия. Остальные трое ушли с корабля, и больше он их никогда не видел.

— Вы точно знаете?

— Да, точно.

— Прошу вас, не поймите меня неправильно, если я спрошу: откуда вы это знаете?

— От него самого. Вы думаете, это его не тронуло? Все это произошло почти одновременно: катастрофа в деревне, гибель Трипли, исчезновение женщин. — Порыв ветра подтолкнул их в сторону раскопок. — А почему бы вам не отправить такси и не зайти?

Ким отпустила машину, и Тора провела ее к вагончику.

— Тут не слишком удобно, зато не холодно.

Она открыла дверь, и Ким вошла в волну теплого воздуха. Здесь было тесно и душно. Одна комната плюс умывальная. На стене — карты береговой линии. Два стола, заставленные банками, кусками электрооборудования, монетами, инструментами, свечами, игрушками, обломками керамики.

— Как идет работа? — спросила Ким.

— Неплохо. Кажется, мы откопали частную резиденцию Габриэлли.

— Габриэлли?

— Одного из советников Хокс. Если это так, может быть, удастся понять, почему убили Рентцлера. Впрочем, вам это не интересно. — Тора поднесла к лицу кусок нагретой материи, предложила Ким другой такой же и села на холщовый стул. — Ким, — сказала она тоном, в котором неожиданно послышалось сожаление, — мы здесь с вами обе — проигравшая сторона. Я не стану делать вид, будто то, что случилось с отцом и со мной, сравнимо с вашей потерей, с исчезновением Эмили, но его жизнь тоже была погублена.

— В каком смысле?

— Погибли люди. Ходили слухи об антиматерии. Все остальные участники экспедиции исчезли. А людям нужен виноватый. Он один остался в живых — по крайней мере из тех, кто был под рукой. И потому виноватым оказался он.

— В документах этого нет.

— Друзья стали относиться к нему холодно. Люди, которых он знал годами, поворачивались спиной, переходили на другую сторону улицы. Кто-то даже пытался подать в суд, но не было доказательств. В конце концов он уехал из долины, но слухи ползли за ним. Люди вроде вас — извините меня — появлялись и задавали вопросы. Без обвинений, но подоплека была очевидна. Мой отец был достойным человеком, Ким. Он никогда никому не причинил вреда и не участвовал ни в чем, о чем тогда ходили слухи.

— Например, в краже топливного элемента.

— Да, например, в краже топливного элемента. — Тора встала, налила две чашки кофе, одну подала Ким. — Боюсь, я ничего не смогу вам сказать такого, что было бы вам полезно.

Вошли два человека, представились и вышли. Ким спросила:

— И вы не считаете, что может быть связь между возвращением «Охотника» и событием на пике Надежды?

— Не считаю. Я понимаю, почему их пытаются связать, но «Охотник» был проверен. Вся антиматерия, которая там должна была быть, оказалась на месте. Об этом все забывают. Мой отец ничего преступного не сделал. Он достиг всего, чего в жизни хотел. У него не было причин красть топливный элемент. Или что бы то ни было.

— А что же там, по вашему мнению, случилось?

— У меня нет теории. Я только знаю, что это все погубил жизнь моего отца. Он уже никогда не водил корабли — вы это знаете?

— Да, знаю.

— Когда Трипли погиб, Фонд прекратил полеты, а больше никто его на работу брать не хотел. Конечно, никто не вспоминал пик Надежды. Просто, видите ли, нам сейчас не нужны капитаны, так что спасибо. Послушайте, Ким, я знаю: это больно. Но мой вам совет, бросьте вы это дело.