— Это может быть способ узнать, кто мы.
— Пустой штамп. Я знаю, кто я. И мне не нужна философия какого-то создания, которое меня, быть может, считает хорошим куском отбивной. Здесь есть обратная сторона, и серьезная, если вспомнить твое приключение в Северине. И ты меня прости, я только обратную сторону и вижу. Для тебя и для меня она, быть может, окупается. Но вся человеческая раса в долгосрочной перспективе никак не выиграет.
Ким отодвинулась от стола и уставилась на Солли:
— При таком настроении я не понимаю, зачем ты в это ввязался.
— Ким, если они существуют, то встреча с ними — только вопрос времени. Мне это не нравится, я бы это предотвратил, если бы мог. Но есть у меня такое чувство, что встреча неизбежна. Если она случится, это будет великий миг. Я просто хочу быть его участником. И еще: лучше знать заранее, если это случится.
— Инстинкт охотника, — сказала Ким.
— То есть?
— Спрячься в кустах. Убей или тебя убьют. Ты действительно думаешь, что так сложатся взаимоотношения двух межзвездных цивилизаций?
— Вероятно, нет. Я только сказал, что так может случиться. А поскольку сейчас положение вещей меня более чем устраивает, я не вижу, зачем что-то менять. Зачем рисковать?
— Солли, как ты думаешь, зачем мы полетели на Марс?
Солли макнул блинчик в суп, откусил кусок и стал задумчиво жевать.
— На Марс мы полетели, — сказал он, — поскольку поняли, что исследование солнечной системы принесет долгосрочные экономические выгоды.
— Ты действительно думаешь, что мотивами были именно они? Долгосрочные экономические выгоды?
— Так пишут в учебниках истории.
— В учебниках истории пишут, что Колумб отправился в плавание, чтобы найти торговый путь в Индию.
— В последний раз мне говорили, что это так и было.
— Это было прикрытие, Солли. Чтобы помочь Изабелле принять правильное решение. Заложить драгоценности, поспорить с советниками, а все для того чтобы последовать призыву своей ДНК.
— Призыву ДНК? — Солли развеселился. — Ким, у тебя всегда был поэтический дар.
Она терпеливо ждала, пока он допьет вино.
— Итак, — спросил он, вытирая губы салфеткой, — к чему же звала ее ДНК?
— Не к открытию торговых путей.
— А к чему?
— К странствиям, — сказала Ким. — Исследованиям, ступить ногой, лично или через представителя, туда, где еще нога не ступала.
— Понял, — ответил Солли. — Но мы это сделали. Мы ступили ногой во множество разных мест за последние столетия. И при чем тут инопланетяне?
— Мы смирились с тем, что мы одни.
— Вероятно, так и есть. — Солли потянулся к графину и налил ей и себе. — Может быть, кто-то где-то и существует, но так далеко, что никакой разницы. С практической точки зрения, я считаю, можем и дальше действовать так, будто мы одни.
— Проблема здесь в том, — сказала Ким, — что мы стали нелюбопытными и самодовольными. Заскучали. Мы отказываемся от всего, что было ценного в нашем биологическом виде.
— Ким, мне кажется, ты преувеличиваешь.
— Может быть. Но я считаю, что нам нужно что-то, что подпалит нас снизу. Вселенная стала скучной. Мы летали в десять тысяч звездных систем, и всюду одно и то же. Тишина. Стерильность.
— И потому Эмили и оказалась на «Охотнике»? Она тоже так думала?
— Да, — ответила Ким. — Она пыталась объяснить мне свои чувства, когда мы ходили с ней к морю.
— Ты это помнишь?
— Она спрашивала меня, знаю ли я, почему корабли всегда ходят вдоль берега? Почему никогда не уходят в море?
— А, — сказал Солли.
— Потому что там ничего нет. Только вода на тысячи километров, пока не обплывешь всю планету и не приплывешь к западному берегу Экватории. Откуда и выплывал.
Вот тут мы и стоим, Солли. На берегу, глядя на океан, который никуда не ведет. Насколько нам известно. — Ким зажмурилась. — Но если там действительно некуда идти, я думаю, у нас не слишком долгое будущее.
После ужина они посмотрели «В бегах» — бестолковую комедию погони, где несколько неправдоподобных персонажей вдруг узнали, что они — клоны какого-то преступника из исторических архивов и оказались объектом отчаянной охоты. Можно было и поиграть в эту историю интерактивно, но они оба устали, а потому просто смотрели.
К концу Ким заснула и проснулась уже за полночь, одна в каюте. Проектор отключился, Солли, очевидно, ушел спать, и Ким еще посидела, глядя на Млечный путь.
Для еды они в конце концов выбрали центр управления. Он был меньше и потому более уютный, чем столовая. Ким и Солли положили скатерть на консоль, и оказалось, что этого вполне достаточно.
Солли менял виды в окнах. Иногда глазам Ким представали звездные поля или вымышленные планеты, иногда водопады и горы, а то и центр Сибрайта.
— А каково там, снаружи, на самом деле? — спросила она.
— Полная чернота, — сказал он. — Конечно, беззвездная. Огни корабля кажутся тусклее.
— А кто-нибудь бывал за бортом во время полета в гипере?
— Нет, — ответил Солли. — По крайней мере мне об этом не известно.
В этой среде не ощущалось движения, она была скорее условиями, чем пространством. Семь недель до Алнитака. Долгое время, если его надо провести наедине с одним и тем же человеком. Даже если это Солли.
Корабль в гиперпространстве полностью отрезан от внешнего мира. Он не получает данные ни от локатора, ни по связи, никак. И передавать он тоже не может. Солли мог бы выйти, чтобы удовлетворить любопытство и узнать, состоялась ли в конце концов экспедиция на Таратубу. Он думал, что под нее могли отдать «Мак-Коллум». И еще было интересно, получил ли огласку угон «Хаммерсмита» и пытается ли Институт с ними связаться. Но на это уйдет время, придется переставлять часы, а Ким должна будет вносить коррективы в программу расчета перехвата. И они не стали этого делать.
Одним из самых любопытных свойств гиперпространства является то, что время, кажется, течет в нем независимо. Устройства отсчета времени после подпространственного полета всегда надо было переставлять. Иногда вперед, иногда назад. Никто не знал, в чем тут дело, но разница, к счастью, всегда составляла доли процента, и потому навигации не мешала. Это было существенно, поскольку полеты ТМИ можно было осуществлять только вслепую.
Ким и Солли быстро привыкли к режиму. Они завтракали когда вставали, а обедали и ужинали в одни и те же часы. Ким по утрам читала — широкий спектр книг, включавший биографии политиков и ученых. Прочла два классических романа, до которых не доходили руки: «За Плутоном» Блэкмена — исследование изменений культуры, вызванных проникновением во вселенную, и «Узкие горизонты» Раннингуотера — историю заката и окончательного распада организованной религии. Еще добавила несколько романов и эссе. И, конечно, много читала книг по специальности.
В первые дни они после ланча часто играли в шахматы, но Солли все время выигрывал, и они перешли на покер, подобрав себе несколько виртуальных партнеров. Еще они участвовали в виртуальных беседах с Цезарем, Ньютоном, Микелом Кашвади и другими классиками. В первые недели было забавно наблюдать, как Мартин Лютер и Генри Менкен говорят, не слыша друг друга.
На шестой день они попробовали интерактив с Вероникой Кинг — «Смеющаяся джиния». Ким любила приключения Кинг за то, что это было не просто «найди, кто убийца». Нет, здесь надо было разгадывать загадки, в которых преступление могло быть, а могло и не быть. Жертва преступления всегда находилась в запертой комнате или под надзором системы безопасности, не заметившей ни одного нарушения. В «Смеющейся джинии» один археолог всю жизнь ищет гробницу Макариоса Ханта — ньюмианского диктатора и массового убийцы второго столетия. Он ее находит, но взрывом закрывает ее снова и никому не рассказывает ни где она расположена, ни что он там видел.
Им она настолько понравилась, что на следующий вечер они попробовали «Молекулярного бога» — историю о физике, которому попадаются дневники Эмбри Сикела, человека, чьи работы привели к созданию прыжкового двигателя. Физик завладевший невероятно ценным историческим документом, его сжигает, а сам выпрыгивает с седьмого этажа.