— Разумная инициатива у нас всегда поощрялась, хотя дисциплина была достаточно жесткой. Человек привыкает к дисциплине. Я, например, чувствовал себя комфортно, живя и работая в этих условиях. Мне, как правило, приходилось служить под руководством грамотных начальников, людей, которым я абсолютно доверял, зная, что они поддержат любое мое здравое начинание, помогут мне, если я ненамеренно сделаю какое-то неверное движение в сложных обстоятельствах. С другой стороны, я чувствовал, что пользовался доверием, и не боялся проявлять инициативу. Но она, как мне представляется, должна быть рациональной. У нас реже, чем в других организациях, встречаются энтузиасты, которые загораются какой-то идеей, не думая о последствиях, не просчитывая возможных вариантов развития событий. Таким людям кажется, что они открыли или вот-вот откроют Америку, что все, кто не согласен с ними, — дураки. Кстати, к этой категории относится большинство демократов первой волны, совершивших августовскую революцию. К счастью, их осталось очень немного. В дисциплине, несомненно, есть серьезный сдерживающий фактор. Наверное, на людях моего поколения этот фактор сказался больше, чем на наших преемниках. А что касается бизнеса, — не буду называть фамилий — в этой среде есть выдающиеся деятели из числа моих бывших коллег, получившие закалку в КГБ или в разведке, сориентировавшиеся в новой жизни, нашедшие правильное соотношение между ответственностью, дисциплиной и инициативой, иногда дерзкой инициативой, и успешнейшим образом работающие.

— Не следует ли из этого, что выходцы из спецслужб являются «золотым фондом» нашего предпринимательства?

— Это, наверное, будет преувеличением, особенно, если учесть, что их в бизнесе не так много. Есть яркие примеры, но утрировать не стоит. Часто наши отставники либо являются наемными работниками, либо имеют собственное небольшое дело.

— О способе мышления. Угрозы и возможности — эти термины, наверное, встроены в мозг разведчика…

— Необходимость — риск — возможность, вероятно, такова триада.

— Угроза — нечто среднее между необходимостью и риском?

— Да, можно назвать это угрозой, можно — риском. Конечно, следует и службе в целом, и каждому разведчику в отдельности взвешивать потенциальный риск от того или иного действия, риски политические, материальные, физические.

— Можно ли сформулировать некий тезаурус наиболее серьезных, на Ваш взгляд, рисков для типовой крупной экономической структуры?

— Я замечаю по опыту последних лет, что самый большой риск — это, наверное, отсутствие команды, недостаток внутренней дисциплины и ответственности. Думаю, что и Вам известно множество примеров, когда, заработав какие-то деньги, былые компаньоны, даже друзья, начинают каждый «тянуть одеяло на себя», и в результате все рушится. Прочтите интервью Владимира Виноградова, опубликованное в газете «Коммерсант» 26 июня 2000 года, по поводу судьбы ИНКОМ-банка. Он начинает с того, что ошибся в людях — они стали работать на себя. Игнорирование ситуации внутри руководящей команды — это, на мой взгляд, главная опасность.

Есть и типичный набор угроз: недобросовестные конкуренты, которые могут прибегнуть к помощи криминальных или властных структур, что частенько является одним и тем же. К сожалению, обстановка такова, что многие бизнесмены больше боятся властей, чем бандитов.

Экономическая ситуация в стране далека от стабильной, а это влечет за собой очень серьезные угрозы для любого вида бизнеса. Вспомните августовский кризис, в результате которого пострадало столько людей. Кстати, за три дня до этого события Борис Николаевич заверил нас, что никакого кризиса нет. Те, кто заранее знал, что обвал произойдет, заработали на этом колоссальные суммы. Похоже, что Бориса Ельцина использовали, по нашей терминологии, «втемную», когда человека заставляют что-то сделать, и он делает, не зная, каковы истинные цели такого мероприятия.

Наконец, самые обычные угрозы: форс-мажорные обстоятельства, пожар, молния. Со страхованием у нас дело еще тоже не очень наладилось. Так что возможностей разориться много. Но главное, я подчеркиваю, — это внутреннее состояние той или иной компании, отсутствие команды и недостаточный взаимный контроль.

— Перечисленные факторы гораздо опаснее, скажем, недобросовестных действий со стороны иностранных инвесторов или конкурентов. Что важнее, внутренняя безопасность или внешняя?

— Не следует думать, что наши иностранные партнеры озабочены интересами России. Они пекутся о собственном благополучии. Это закон, исключений здесь не бывает. В международных делах и в международном бизнесе нет места альтруизму. Например, у того же Сороса за каждой благотворительной акцией скрывается корыстный интерес. Возможность получения высоких прибылей может толкнуть иностранных конкурентов к использованию рискованных методов. Как правильно говорил наш бывший учитель Карл Маркс, нет такого преступления, на которое капитал не пошел бы за 300 % прибыли. Мы, при всей нашей открытости, остаемся достаточно закрытой страной для иностранных инвесторов, и не потому, что в России такие законы, а потому, что их отталкивает сама наша реальность. Да и вообще, я бы не стал преувеличивать значение их деятельности. Вот, например, в Воронеже произошла странная история с телевизионным заводом. В СМИ сообщалось, что он был приобретен компанией «Philips» для того, чтобы покончить с конкурентом. Это нормальная рыночная практика. Каким образом государство может оградить от неё отечественного производителя, я не знаю, но думаю, что это стоило бы сделать. Более того, необходимо предоставить ему определенные льготы. Не следует забывать, что зарубежные партнеры часто создают нам всяческие препятствия, как это было с металлургами. Полагаю, что, насколько возможно, надо пренебрегать интересами иностранных корпораций. Они без нас проживут, а мы без своего производителя — нет, нас никто кормить не станет. Россия должна защититься от внешней конкуренции. Похоже, что сдвиг в этом направлении, по крайней мере психологический, есть.

— У Вас нет ощущения, что мы можем стать жертвами очередной глобальной деструктивной финансовой операции?

— Такая опасность сохраняется до тех пор, пока мы пытаемся интегрироваться в мировую экономику. Конвертируемый рубль, свободный отток валютных и материальных ресурсов совершенно невыгодны России. Мы не можем на равных конкурировать с Западом, да и с Востоком, потому что любое производство у нас будет стоить гораздо дороже, чем где бы то ни было в мире. Причина тому — суровый климат, вынуждающий затрачивать значительные средства на возведение капитальных зданий и отопление. Этот важный факт замалчивается нашими реформаторами.

— Можете ли Вы назвать выдающиеся примеры стратегического планирования, организации системы самозащиты и деловой разведки крупными промышленными структурами?

— Деловой разведкой занимается каждая крупная промышленная или финансовая корпорация, и это необходимо, ведь нельзя же двигаться вперед с закрытыми глазами. Однако такая разведка — дело закрытое, поэтому сказать, у кого и насколько успешно она организована, довольно сложно.

Проще ответить на вопрос о том, какая разведывательная служба лучше. Думаю, что наша была самой сильной. Очень хорошо работают американцы, но с теми материальными ресурсами, которыми они располагают, с целенаправленной политикой, отмеченной полным безразличием к судьбам остальных стран и народов, это довольно просто. Американцы для меня идеал в одном отношении: они национальные эгоисты. Как бы они ни прикидывались, что пекутся о ком-то, на первом месте у них всегда национальные интересы, главным образом, интересы национальной экономики. Если кто-то всерьез отступает от этого принципа, то в Соединенных Штатах он лишается будущего. У нас говорят об общечеловеческих ценностях, общеевропейском доме и даже был какой-то бред про что-то «межформационное» или «суперформационное». Пустили нас в этот общеевропейский дом с нашими вчерашними щами. Кому мы там нужны? Под сладкий лепет об общечеловеческих ценностях мы отдали все, чем можно было торговать: ГДР, Варшавский договор, разоружились…