ленькие деревянные дома стоят.

Ю. К.: Да, Коммунистическая улица…

М. Н.: А она уже была очень старая. Но надо сказать, что это труд

жуткий: допустим, какую-то траву, пусть землянику, ее можно выкапы-

вать только с корнем, и только пока держится цветок, и пока не высохла

роса.  (Костя  мне  очень  часто  земляники  приносил.)  Это  она  выходила

ночью, там ночевала под деревом, сама выкапывала. Труд, конечно, надо

очень много знать. Я с этими мешками все ходила-ходила, а она уже ста-

309

рая – ноги у нее опухают. И она все на меня так смотрела-смотрела, по-

скольку дело можно передать человеку, которому я всецело доверяю, ко-

торый не сделает из этого прибыльного дела, в общем, вот такому. А у нее

никого нет, она одна. Как-то к ней прихожу, а она нашла под Невьянском

преемницу и повезла травы. А надо сказать, травами она лечила только

местными, а если обменивалась с кем-то, то ни в коем случае не с Кав-

казом, Крымом, а можно только с Алтаем, где одинаковая погода – а во-

обще, все местное. И вот она уже договорилась с нею и пошла, а я пришла

с ней попрощаться (вот на таких каблуках). Она выходит из дому, повезла

в Невьянск этой, ну, которой секрет передает. И вот мы вышли обе – ну

классно!  (Смеется.) Сплошное кино! – на мне вот такие каблуки, а бабка,

ну понятно, в чем может быть: естественно калоши, естественно плюше-

вый жакет. Все путем! Голубой платок на голове. Она один мешок несет,

а я – другой. Вышли с этого Уралмаша с двумя мешками. Я ей: « Давайте

на такси поедем». Какое такси! Мы с ней – ну что ты! – на трамвае. До-

ехали. Посадила ее в вагон. Я ее подсаживаю, мешки туда же. Ну, кино

жуткое!

Мы когда с ней вошли на вокзал…  (Смеется.)

Ю. К.:  (Смеется.) В калошах и в итальянских туфлях.

М. Н.: Да! В платье и в перчатках, да еще в этих туфлях. Мужики

просто  падают.  Картинка  просто  маслом!  Потом  через  какое-то  время

пришла. Этой бабки дома нет: дом снесли. Но она уже была очень старая.

А теперь таких нет. А то были даже две на город наш. Они такие чудеса

творили. Ну просто жуть, кого они вытаскивали! Гоняли, правда, их.

Е. Ш.: За что их гонять-то?

М. Н.: Милиция постоянно. Это жуткое дело! Однако у нас бабушка

была, ее постоянно гоняли. И однажды там какой-то милиционер: «Вни-

мание: облава!» И она ему – она такая маленькая, с умным лицом: «Что

ты кричишь, что ты надрываешься?» А он матерщинник. Матерится как-

то так: начнет и пауза. Она ему говорит: «Ты знаешь, жив он будет, но

ты-то думай!» Все так оно и было. Киносюжет.

Мы все ужасно были бедные тогда. Подруга моя устроилась рабо-

тать в детский сад – чистить картошку. Но надо сказать, она ничего не

умела делать по хозяйству. А я как раз все умела делать. Но нельзя же

подругу бросить! Я каждую ночь своих обихаживаю… А лихое было вре-

мя. И сама бегу к ней помочь. Надевала старую курточку и в руке несла

нож. Нож нужен свой, другого там не было. Бегу с этим ножом, в этой

курточке. В это самое время, ну, ты знаешь Николая Григорьевича…

Ю. К.: Никонова.

310

М. Н.: Да. То ли он прогуливался в порыве вдохновенья, то ли так

просто. Это надо было видеть! Уж он смотрел-смотрел… Это было жгуче

интересно, потому что он вообще не подумал, что это я, но тем не ме-

нее… Но похожа же! (Он как-то мне сказал: «Но до чего она, гадина, на

тебя похожа!») Самое интересное: я иду одна, и он идет один – я вижу

такая мужская фигура. И в руке у меня нож.  (Смеется.)

Ю. К.: У библиотекаря. Как вор.

М. Н.: И надо сказать, ладно я хороша, но он тоже! Он тоже! Про-

сто феномен. Кстати, он молодой был хорош собой. Ну просто чистый

русский степной помещик. Это типаж такой. Но он, по-моему, не знал об

этом. Ю. К.:  (Смеется.)

М. Н.: По-моему, он об этом не знал. И как-то зашел какой-то раз-

говор,  я  сказала  об  этом,  и  он  даже  как-то  обрадовался.  Он  просто  не

знал об этом. А был русский степной помещик – и все. Вся его фактура,

медленные его движения – ну все.

Ю. К.: Он и в старости был вальяжный такой.

М. Н.: Нет,  вальяжность  –  это,  ну  как  тебе  сказать…  Но,  вообще,

надо сказать, он мужик-то видный.

Ю. К.: Да.

М. Н.: Он просто хорош собой. Просто хорош!

Ю. К.: Мы как-то его видели вместе с Касимовым. Книжный мага-

зин, на углу раньше, знаешь, был… Сейчас не знаю, что там.

М. Н.: Очень хороший магазин.

Ю. К.: И  мы  с  Женей  Касимовым  зашли  туда,  выпившие,  есте-

ственно. Какие-то книжечки стихов смотрели-выбирали. И Никонов за-

ходит. И мы к очереди подходим, по брошюрке тоненькой выбрали себе.

За нами – Никонов! И Женя баритоном: «Вот, знаешь, кто это? Это Нико-

лай Никонов – бывший полковник КГБ!»  (Смеется.)

М. Н.: Вот все его так и представляли. Полковником КГБ он не был,

а хорош собой был! Надо сказать, что он и писатель такой очень небезын-

тересный.

вечер четырнадцатый

Ю. К.: Ну, расскажи теперь про камень.

М. Н.: Да   (вздыхает).  Рассказывать  нужно,  чтобы  все  видели,  что

там внутри кристалл – гора такая, горка. Могущество камня, все тайны

его – не обаяние, нет, это гораздо такое более страшное. Ибо обаяние,

в  общем-то,  это  прельстительная  и  приятственная  вещь,  а  это  нечто

страшное. Но тем не менее в руке держать можно. И даже, как вам ска-

зать… Масштаб не убивает – вот так. Вот, что в руке у меня – два с поло-

виной миллиарда лет, еще раз говорю, объяснять не буду, но есть у меня

точные сведения.

Ю. К.: Это Якутия.

М. Н.: Да,  якутский.  Значит  так,  как  получается  кристалл.  Я  буду

с начала говорить.

Когда вот это все было в стадии расплава, и когда земля находилась

в стадии «шевеления»… Она и сейчас находится в стадии «шевеления»!

Это мы ходим по ней, по верху по твердому, а там внутри… Это она нас

просто туда не пускает. Самое большое – на одиннадцать километров пу-

стила, в шахту «Свердлова» – все! А там вся тектоническая пыль, а там

все эти воды. Я сама на буровой работала. Но это, товарищи, то же самое,

что взять пудовый арбуз, и царапнуть по нему ногтем! А дальше мы не

можем попасть, и о том, что там делается, знаем только при помощи при-

боров. Есть всякие геофизики – умные ученые – они все прослушивают,

но глазами мы этого не видим. Единственное, когда мы это видим, – это

извержение вулкана, вот оно нам подсказывает, что там делается.

Так вот, значит, когда все это было в стадии расплава, этот расплав

попадает сквозь какую-то щелочку в пространство. Если маленькое про-

странство, то кристаллики будут маленькие, а если пространство боль-

шое, то кристаллы будут большие. И мой кристалл говорит вот о чем:

когда-то, два с половиной миллиарда лет назад, этот процесс вырвался

в какую-то пустóту, полость и начал появляться кристалл. А потом (земля

наша живая, перевернулась, что-то делать начала) полости этой не стало,

312

он там остался. А потом проходят какие-то великие и страшные милли-

оны лет, и снова открывается здесь же полость, и снова в эту же полость

попал расплав. И когда он сюда попадает, он стал (поскольку он горячий)

расплавлять этот старый кристалл и расти дальше. И вот эти все рисочки-

полосочки – его возраст. Обычно, когда продают кристаллы, их шлифуют,

чтобы они красивше выглядели. А часто его берут и просто вырезают,

шлифуют живой кристалл. И вот это его возраст.