Вот сейчас молодежь какая странная пошла: никаких девушек. Все сидят:

компьютер, кнопочки, восточные игры. Это же ужасно!

Ю. К.: Это проклятие на два поколения.

М. Н.: Ну я понимаю, что это проклятие…

Ю. К.: …а потом оно пройдет.

М. Н.: Я понимаю. Я все говорю: «Гриша, посмотри, какая красота

пропадает!»

Ю. К.: Слушай, а какие еще предметы ты там ведешь?

87

М. Н.: Я  уже  уходить  хотела…  Я  вела  языкознание  для  школьни-

ков – совершенно классный предмет, дети у меня были вот с такими баш-

ками. К тому же никто не уставал, никто не баловался, радовались, что их

чему-то учат. Это – наука обо всем.

Ю. К.: А учебник вышел, кстати?

М. Н.: Нет. Нет, никому это не надо.

Ю. К.: Ты проводишь уроки, я знаю, прямо на природе.

М. Н.: Да, с детьми.

Ю. К.: В Палкино ездите, печи там смотрите, да?

М. Н.: Палкино – замечательное место, ты был там? Древние печи

стоят там – это невероятно!

Ю. К.: …железоделательные печки.

М. Н.: Меня просто поражает – такого больше нет нигде в мире: сто-

ят древние печи. Ученые бьются уже много лет, чтобы объявить там за-

поведник. Нет, ничего подобно! Их интересует только то, с чего можно

взять и выкачать немедленно деньги. Вот правда! Я когда привезла туда

французов, они ползали у меня на коленях и руками их гладили. Печей

там много! Я вот говорю: как делали печку? Ставили валун (люди были

всегда очень умные). Валун такой большой и такая природная выемка,

они ее углубляли туда, под стенки, тут делали сток – это был горн, нижняя

часть печи. Ну, каменная печь за тысячу лет, конечно, разрушилась по

камешкам. А это все осталось! Я говорю: вот, товарищи, тут пробивали,

и стекал металл. И вот это остаток от древнего поселка: каменоломня, от-

куда они брали камни… Все есть.

Ю. К.: У тебя же такие природные уроки не только печкам посвяще-

ны. Я знаю, вы в Синячиху, например, ездите.

М. Н.: Да. Синячиха – прекрасное место. Сейчас поедем в Невьянск.

Ю. К.: А что там? Башня?

М. Н.: Ну  да,  башня…  Сейчас  они  там  хотят  восстановить  кусок

старого цеха и т. д. Заводской Урал уходит, разрушается… В Екатерин-

бурге, в «старом городе», уже больше ничего нет. В Тагиле еще можно

что-то посмотреть, но он уже тоже «оброс этажами». А вот есть такая

идея – в Невьянске реставрировать старый завод, было б очень хорошо,

если б сделали. Посмотрим, не знаю, что получится. Стоит ведь это все

очень недешево. Но все это приносит очень неплохие деньги, если этим

заниматься с толком.

Ю. К.: Если разработать маршруты…

М. Н.: Вот  французы  сюда  приехали,  им  дали  какое-то  официаль-

ное лицо, они сказали: «Здесь ничего интересного, делать здесь нечего».

На следующий год приехали – со мной познакомились. Шестой год едут-

88

едут-едут. Я их привезла в Каменку и рассказала, что такое река Чусовая.

Вы знаете, что такое река Чусовая? В мире ничего подобного не было!

Есть Урал, где Петр I поставил нашу промышленность. Самый мощный

в  мире  завод,  который  при  царе  был,  –  Екатеринбургский  железодела-

тельный завод. Это чистая правда. Завод был полного профиля, 30 цехов.

Что такое «полного профиля»? – Руду загружаем, выплавляем металл и

из металла делаем все, что надо. Не только военную продукцию, но все:

дорогую посуду, проволоку, листовое железо – все делаем. А дорога в то

время была одна – река Чусовая. Это единственная река, которая течет

с Урала в Европу. В Сибирь, скажем, – Тура, Исеть. А тут – река Чусовая.

Река Чусовая – мелкая, с каменным дном, ужасно капризная горная река

и очень петлявая. Но это единственное место, по которому можно было

гнать железные караваны. Железные караваны – это пушки, ядра и во-

обще железо. Значит, вот их нагружали – это баржа или дощаник – и они

немедленно садились на дно, потому что в реке не было воды и не было

течения, чтобы его поднять и толкать. Тогда делали следующее: на каж-

дом притоке ставили плотину – накапливался пруд. В итоге: здесь – пруд,

здесь – пруд. А дальше получается следующее: вот я нагружаю караван и

спускаю в этот пруд. Река толкает караван. И по всей реке такая история.

Ю. К.: Прямо барки стояли на реке…

М. Н.: Шлюзы  построены,  обводные  каналы…  Я  сама  специаль-

но, чтобы рассказывать детям, приехала на Чусовую, где Межевая утка

(Межевая утка – это разграничение: здесь порты Демидовские, а здесь –

Строгановские), и перешла реку Чусовую, товарищи, только юбку под-

няв! Вот и вся река Чусовая. И по такой реке гнали… Это жуткое дело!

Это немыслимый труд и какая должна быть потрясающая четкость работ-

ника! И после этого мне говорят, что русские плохие работники?! Я гово-

рю французам: «А вы пойдите встаньте в реку – это ж видно, что она же

никакая!» Там стоит мужик, рыбу ловит – посередине реки в резиновых

сапогах до колена. …И вот так [судно] спускали – вода «ахает» – и так по

всей реке…

Ю. К.: …организовывали поднятие воды.

М. Н.: Кроме  того,  там  ведь  берега,  как  стены  каменные.  Так  вот,

этот дощаник, на который грузили металл, истирался до такой степени,

что когда он доходил до базы, где впадает Чусовая в Каму, он годился

только на дрова. Заметьте, каждый год здесь строили флот!

Ю. К.: Одноразовый…

М. Н.: Да, одноразовый флот. Каждый год! То, что здесь было, – это

невероятно. Это нужно изучать в школе, все дети должны это знать. А нам

что говорят? Нам говорят только одно: «Там хорошо, а у нас – плохо»!

89

Ю. К.: В Каменке углежоги жили, они снабжали углем всю железо-

делательную промышленность.

М. Н.: Тоже жуткая работа! Жуткая работа, самая страшная смерть.

Вся металлургия работала на древесном угле. Во всем мире. Мы еще не

отставали ни от кого. Нужно было лес пережечь в древесный уголь. В за-

висимости от того, в низине оно растет или на вершине, от пород дере-

ва – укладка разной степени сложности, для этого нужно быть большим

профессионалом.  Вот  его  укладывали,  зажигали,  закрывали  вот  таким

слоем дерна, и без доступа воздуха он превращадся в каменный, в дре-

весный уголь. Сам. Но нужно было проходить и проверять, чтобы тепло

со всех сторон было однородное, одинаковое, чтобы уголь был хороше-

го качества. И вот самая страшная смерть была – это провалиться туда,

потому что никто тебя не вытащит. Жуткое дело! Так вот: эти угольные

кучи («кучонки» называются) были по всему Уралу, ибо уголь должны

на завод возить постоянно. Есть в Сысертском музее открытка: большой

Сысертский пруд и на нем – сейчас покажу – такая вот лодочка, а на ма-

ленькой лодочке – короба с углем. Он же легкий. И на пруду – десятки ло-

дочек, все с углем. Тут стоит человечек, на завод везет уголь. Мало того,

что все это интересно, все это – весьма героическое дело. Были люди,

которые  в  это  так  вживались,  которые  это  так  любили,  что  расстаться

с заводом не могли. Это те, которых это место держит. Есть те, кого не

держит, а этих – держит.

Ю. К.: Есть силы еще? Я боюсь, что ты уже устала.

М. Н.: А что еще?

Ю. К. :Я хотел бы про уральских поэтов спросить.

М. Н.: Ой, про уральских поэтов вопрос сложный. Ты сам понима-

ешь, для того чтобы поэзия существовала, нужен воздух, в определенной

степени насыщенный культурой. Дело в том, что как бы ни были могу-

щественны заводы, как бы они ни были прекрасны, это несколько не тот