Совсем недавно были в музее Невьянской иконы, и одна из моих
школьных товарок написала, что в городе Екатеринбурге есть истинные
подвижники, которые для поддержания культуры делают все, что в их
силах. То, что сделал Женя – это замечательно. В тот раз мы говорили
про Ивана Давидовича Самойлова – это человек вселенского масштаба,
герой России. Или Артур Эванс, который поднял критскую цивилизацию.
И Женя. Это явления одного ряда, так как сделал он это по велению души,
он знал, что он для города делает. Он знал, что далеко не все знают и це-
нят эти иконы, но он их вернул в наш каждодневный культурный обиход.
Невьянская икона, действительно, дорогого стоит. Икона – вообще явле-
179
ние мирового масштаба. В русской иконе Невьянская икона занимается
совершенно особое место.
Судьба наших икон вам известна: когда была гонима церковь, унич-
тожались иконы. Массу икон спасли музейщики – тоже подвижники, так
как многие ради этого рисковали своей жизнью. Я в одной деревне виде-
ла, как икона по лику разрублена, и из нее сделаны полки в сенях. Нельзя
сказать, что когда рушили церкви, люди туда бросались и на груди вы-
носили эти иконы… Нет, не было этого. Также и про расстрел царя: это
сделали здешние люди, местные люди. Также и про иконы: это делали
местные люди, это они их рубили пополам. Но были и другие люди, кото-
рые поступали иначе: спасали, берегли и детям своим оставляли.
Старообрядческие иконы еще интересны потому, что старообрядцы
сыграли огромную роль в истории Урала, в промышленном освоении
Урала. Старообрядцы свою икону, свои верования и обряды очень люби-
ли, ценили и никому в обиду не давали. Подвиги самосожжения свиде-
тельствуют о том, что веру, Богом данную, нельзя реформировать в угоду
земным надобностям. Явление старообрядчества очень интересное. Хо-
рошо, что память о нем осталась. Вы имеете представление о том, что
икона – вещь дорогая. Иногда иконы достаются даром. Если человек ико-
ны собирает сознательно, это большие деньги. Еще больше денег нужно,
чтоб икону восстановить. И не каждому человеку это можно доверить,
не каждую икону нужно восстанавливать. Это работа, требующая очень
серьезных знаний.
То, что Женя Ройзман относится к этому максимально серьезно, до-
стойно уважения и восхищения. Серьезного результата можно достичь,
когда человек всецело чему-то отдается, максимально сосредотачивает-
ся на этом. Вот у Жени невероятная степень сосредоточенности. Это не-
смотря на то, что он абсолютный супермен, красавец, звезда, спортсмен,
гонщик… К тому же он обладает массой достоинств, которые украшают
мужчину с античных времен. Доблесть, смелость, великодушие, готов-
ность рисковать. С таким букетом, даже если б он ничего не сделал, он
бы все равно являлся украшением нашего города. И еще: не думаю, что
писание стихов является делом его жизни, но у него есть собственный
голос, который узнаваем и которому он не изменяет. Что касается оцен-
ки его как поэта… Ну, хорошее стихотворение – это такая редкость…
Скажем, 5 хороших стихотворений – это потрясающий результат жизни.
То, что делает Женя Ройзман – это его почерк, его стихи, среди которых
есть очень интересные, совершенно состоятельные. Еще одно его каче-
ство, которое сокрушает меня всегда: при его достоинствах он мог бы
вести себя как угодно, мы бы ему все простили и восхищались бы им,
180
но он ведет себя всегда как хороший мальчик. Ни разу не видела, чтоб он
повысил голос, позволил себе более размашистый жест, чем это позволи-
тельно, а как он одевается, как читает стихи… Помните, носили красные
пиджаки? Помню, когда Муслим Магомаев вышел в парчовом пиджаке,
это было расценено как доблесть и смелость. Приди Ройзман в парчовом
пиджаке, хоть в камзоле XVIII века, я скажу, что это будет великолепно.
Но он никогда такого не делал. И еще одно: щедрость только тогда ще-
дрость, а не купеческая показуха, когда она сопряжена с великодушием и
благородством, когда ей не хвастаются, не тащат ее впереди себя. Вот так
делает Женя всегда. Женя помогал огромному количеству людей, но я не
слышала, чтоб он когда-то вслух об этом рассказывал.
Когда я проезжаю мимо церкви на Уралмаше, где написано, кто ее
построил, – это очень плохо. Надо церковь построить и уйти, нельзя го-
ворить, кто ее построил. Надо сказать, что на Урале меценаты были очень
щедры. Скажем, приют для бедных детей, детей-сирот: им давали образо-
вание, приданое, но они никогда никому ничем не были обязаны. Потому
что этот дядя это делал для себя, для спасения души своей, для города.
Прекрасно, что Женя делает также. И вот то, что он делает это для горо-
да, – это просто замечательно. Женя все всегда делает молча, никому об
этом не рассказывает. И я не буду говорить, раз он молчит. Но примеров
знаю много, и каждый из них удивителен. А музей? После открытия он
месяц работал бесплатно, без всяких билетов. Обычно презентации и от-
крытия используют в своих целях, чтобы как-то оправдать расходы, но
Женя делает наоборот. Ни от кого я никогда не услышала не то что не-
гативного, но даже нейтрального отзыва о Жене.
Ю. К.: Я слышал много негативного о нем в мэрии. И когда один
из начальников культуры узнал, что мы с ним товарищи, он перестал со
мной общаться.
А какая связь между землей и языком?
М. Н.: Я имею в виду еще и человека. Связь существует между зем-
лей, человеком и языком, на котором этот человек говорит. Наш народ
формировался на пространстве немереном, прикрытом с запада и с юга:
тут половцы, а там Европа, которая нас никогда не пускала на запад.
Пути нам были открыты только на север: в лед, в снег, в ночь, в черное,
в смерть и на северо-восток.
Ю. К.: Как эти огромные пространства, немереная Россия влияет на
язык? М. Н.: Принцип нашей жизни – за далью даль. Огромность наших
гласных. А откуда взялось безумное наше [ш]? Вспомни, когда к нам
пришли греческая азбука и греческий ум, что к этому было добавлено
181
Кириллом и Мефодием для того, чтоб это стало нашим? Были добавле-
ны шипящие, потому что природа наша сплошь шипит, жужжит, чавкает.
Когда появились старославянские, как шатры раскрывающиеся, шипя-
щие, купольные носовые гласные – это все было то, что человек слышал,
живя на этой земле. Что касается нашей всеприемлемости и того, что мы
в себя спокойно принимали и полонизмы, и германизмы и т. д.: нашего
так много, что от нас не убудет. К тому же мы все немедленно обкаты-
вали про себя. Например, как мы из «тартуффеля»68 сделали картошку
по принципу бабушки, ладушки, варежки, подушки! И таких примеров
очень много. Когда мне говорят, что мы вторичны и «косим» под Запад,
я с этим никогда не соглашусь!
Когда у нас в VIII веке строили роскошные усадьбы, делали парки
такие же, как в Европе, но ни один в России не устоял, все немедлен-
но превратились в пейзажные. Хотели было сделать классический парк,
а отойди от дворца на 10–20 метров – лопухи и крапива. Но никогда ни-
кого это не шокировало и не оскорбляло. Перед парадным фасадом еще
какую-нибудь клумбочку выложат, а дальше – все не так. На реках и пру-
дах жили утки, по парку ездили не только на каретах, но и верхом. Как тут
устоять классическому парку? При таком огромном пространстве земли
твой парк естественно переходит в лес. В Питере это все прекрасно вид-
но. Я не могу сказать, что Гатчина и Павловск – пейзажный парк, нет, это
