Фелтерин не осмелился продолжать. Семена брошены в почву, пусть теперь кто-нибудь другой позаботится о поливке.

Магия драматических произведений на первый взгляд незаметна, но вполне может оказаться достаточной, чтобы переменить отношение к принцу, чтобы его перестали называть «Китти-Кэт» и считали похожим, может быть, на тигра.

Принц и Шупансея обменялись взглядами. Даже змея Бейсы вылезла из своего убежища у нее в рукаве.

Тут в комнату ввалился Молин Факельщик. Глаза его метали громы и молнии, как у того бога, которому он служил. Но заговорить он не успел — Бейса повернулась к Глиссельранд и сказала:

— Разве вы не хотите посмотреть, что в том кошельке, который дала вам принцесса Дафна?

— Дафна? — переспросил Молин, явно вне себя от гнева.

Глиссельранд послушно встряхнула кошелек и высыпала на стол приличную горку золотых монет.

Бейса внимательно посмотрела на золото и, опустив руку, сорвала со своего платья несколько крупных драгоценных камней.

Улыбаясь, она положила их на стол рядом с монетами Дафны.

— Полагаю, теперь вам следует поставить пьесу «Королева Тартса», — сказала она с подкупающей скромностью. Дело было в том, что эта пьеса во многих городах считалась слишком смелой, вызывающей, в ней было чересчур много эротических сцен. — Может быть, вы помните: в ней рассказывается о благородной женщине, которая торгует своим телом на рынке. Я, правда, никогда этой пьесы не видела, но здесь, далеко от моего родного дома, мне кажется, можно было бы пойти на риск. Пусть эти камешки помогут вам поставить замечательный спектакль.

— Ох, ваше высочество! — воскликнула Глиссельранд, не сводя глаз с самоцветов. — Право, мы не можем принять столь щедрый дар…

«Что это она такое говорит?» — думал Фелтерин. К тому времени боль в груди стала невыносимой, и мысли у него начинали путаться. Он был почти уверен, что вот-вот потеряет сознание.

Принц и Бейса, конечно, высокие гости, но представление окончено, а ему нужен врач…

— ..если только ваше высочество, — продолжала между тем Глиссельранд, — не согласится принять от нас небольшой подарок — в знак нашей глубочайшей признательности.

Фелтерин наконец догадался, в чем дело, и старался не потерять сознание, но вмешаться все же не успел: Глисссельранд уже извлекла разноцветную грелку на чайник, которую так упорно вязала и которая заставила бы побелеть от зависти любую из С'данзо (настолько она была аляповатой и чудовищно безвкусной!), и гордо преподнесла ее Бейсе.

Закат позолотил купола и шпили Санктуария, и Шауме, новая девушка в заведении Миртис, села на постели. Ее комната находилась в самом дальнем коридоре Дома Сладострастия. Со сжатыми кулаками, тяжело дыша, Шауме пыталась избавиться от ощущения тревоги, навеянной приснившимся ей кошмаром.

Широко раскрытыми голубыми глазами она посмотрела в окно, за которым горел разбудивший ее закат. Крепкая оконная рама была выкрашена белой краской, покрытые штукатуркой стены комнатки тоже были аккуратно побелены. По здешним меркам, жилище Шауме выделили самое скромное, но ей самой так отнюдь не казалось. В окне было настоящее стекло, а на постели — перина и чистые простыни; рядом с постелью стоял небольшой письменный столик, заодно служивший и туалетным — на нем были совсем уж роскошные вещи: склянки с красками для тела, лица и век, пудра из толченых раковин каури, отличная щетка для волос, сделанная из щетины дикого кабана, и костяной гребень. В комнатке имелся даже шкаф, и в нем не только чистое, без единой дырочки белье, но и настоящие шелковые платья, и даже пальто, чтобы не замерзнуть сыроватыми и прохладными весенними вечерами!

Словом, жилище это представлялось Шауме просто замечательным; кроме того, ее комната находилась достаточно высоко от земли, а стало быть, здесь было безопасно. И ничто не напоминало ей ту старую крысиную нору в Рэтфоле, из которой она бежала и которая ей снова приснилась. Во сне она дралась с пятью своими сожительницами, тоже сиротами, из-за подобранной на улице задней кошачьей лапы, весьма, надо сказать, костлявой, и все эти дрянные девчонки дразнили ее, Шауме, уверяя, что ее теперешняя жизнь — это всего лишь сон и таким, как она, не место в Доме Сладострастия, среди роскошных надушенных жриц любви, проводящих вечера с мужчинами в салоне, и никакое такое замечательное будущее ей, Шауме, даже не светит.

Да, во сне она снова оказалась в этом вонючем Рэтфоле, где ни у кого не было ни будущего, ни прошлого и ни у кого не было в жизни ни удачи, ни мечты. Разве что у Зипа. Но Зип на тех, кто помладше, и внимания не обращал. Его интересовали только взрослые, да и то.., если они годились для НФОС.

Шауме разжала судорожно стиснутые пальцы и протерла глаза. Чем больше забывался, уходя в прошлое, ужасный сон, тем сильнее она чувствовала радость, почти восторг: она все-таки здесь, ей удалось наконец выбраться из Рэтфола!

А стало быть, все это тоже настоящее — и пеньюар цвета зари, который она накинула на обнаженные плечи, и пахнущее лавандой масло для светильника, который она зажжет, как только наступит вечер, и этот прекрасный закат — в Санктуарии даже темная ночь могла быть прекрасна, если ты находишься за прочными стенами теплого красивого дома, а не скитаешься по улицам, окоченев от холода и всеми гонимая!

И эта жизнь стала реальностью только благодаря Зипу! Это ведь он обратил на нее внимание, когда она принесла ему найденные на берегу реки в Низовье сокровища, и впервые внимательно на нее посмотрел. У Шауме тогда чуть сердце из груди не выпрыгнуло! Еще бы, кто может сравниться с Зипом! О его любви мечтали все девчонки Рэтфола и половина девчонок Низовья.

Благодаря своим связям он мог все что угодно — защитить, обеспечить, даже помочь бежать из этих проклятых трущоб.

Впервые оказавшись с ним лицом к лицу, Шауме до боли прикусила губу, чтобы не грохнуться в обморок от страха и восхищения. Ей страшно хотелось выглядеть взрослой и во что бы то ни стало произвести благоприятное впечатление на знаменитого вожака НФОС, чтобы иметь возможность наконец осуществить свой заветный план. Члены НФОС — Национального Фронта Освобождения Санктуария — теперь работали главным образом среди обитателей городских окраин и трущоб, и о связях Зипа ходили прямо-таки легенды. Шауме, храбро улыбнувшись, сказала ему тогда:

— Я тут кое-что нашла… Я слышала, тебе бы хотелось это иметь… Только я сама цену назначу!

И он, ни слова не возразив, позволил показать принесенные вещи и рассказать, как она их нашла — ту волшебную палочку из бронзы, что могла даже благородный металл превратить в ржавчину, странный амулет, вряд ли особенно ценный, и заржавевший клинок, который, впрочем, вполне можно было отчистить. Была у нее, правда, еще одна вещь, которую она ему пока не показала.

Всемогущего лидера НФОС и без того достаточно впечатляли принесенные ею вещи.

— Как тебя зовут, малышка? — спросил он. — И что ты хочешь за это?

Она ответила — холодно, словно ей каждый день приходилось болтать с таким красавцем, главарем мятежников:

— Я хочу убраться из вонючего Рэтфола! И поступить в Дом Сладострастия, к госпоже Миртис. А потом постараюсь встретить какого-нибудь благородного господина, который на мне женится. — Она говорила, надменно вздернув подбородок. Пусть не думает, что она ничего в жизни не понимает! Нахально глядя Зипу в глаза, Шауме не забывала сладострастно поглаживать себя по груди и бедрам — как-то раз в Лабиринте она видела, как это делала одна проститутка. Это было в том квартале, где мужчины запросто могут купить женскую благосклонность, а женщины предпочитают продавать себя за деньги, а не отдаваться даром одному лишь мужу, влача вместе с ним жалкое существование.

Зип прищурился, поскреб заросший щетиной подбородок и, скривив рот, стал задумчиво смотреть на найденные Шауме сокровища. Потом наконец глянул и на нее из-под своей черной повязки на лбу.