Мэри радовалась, что виконт Гудрич повторил свое предложение и что у нее хватило решимости сказать «да», вечером она даже пожалела, что попросила его пока держать в тайне их помолвку. Она не могла скрывать радостное возбуждение и готова была поделиться новостью со всеми.

А еще, как казалось Мэри, она избавилась от чар. Снова увидев Эдмонда Уэйта, она еще раз убедилась, что он собой представляет, и почувствовала, что освободилась от влечения к нему.

Мэри была очень довольна, что не отказалась от приглашения леди Элинор и приехала, даже зная, что лорд Эдмонд тоже будет здесь. Правда, он заявил, что по-прежнему будет ее преследовать, но теперь ее это не пугало. Когда он узнает, что она обручилась с Саймоном, ему не останется ничего другого, как только уйти из ее жизни. Кроме того, теперь, когда для нее закончился этот ужасный кошмар тоски по нему, она сможет вытерпеть его назойливые ухаживания.

На протяжении всего остального вечера лорд Эдмонд больше не искал общества Мэри. За обедом он сидел за противоположным от нее концом стола, а потом, когда Мэри и еще несколько леди играли на фортепиано и пели, ограничился несколькими насмешливыми взглядами, брошенными через всю гостиную. Его внимание было направлено на Стефани Уиггинс, молоденькую застенчивую девушку, дочь кого-то из друзей леди Элинор. И Мэри подозревала, что это внимание вызвано исключительно тем, что мать девушки следила за ним, не скрывая своей тревоги.

На следующее утро, когда сэр Гарольд организовал для гостей верховую прогулку к дальнему холму, с которого открывался чудесный вид на окрестности, лорд Эдмонд предпочел бильярд, и Мэри, ехавшая рядом с виконтом, чувствовала себя удивительно легко. Она пришла к выводу, что те грубые слова были сказаны лордом Эдмондом специально, чтобы подразнить ее, теперь же он, похоже, решил держать себя в рамках приличий.

День был изумительным, как и все дни в последние три недели, но Дорис Шелбурн мрачно заметила, что еще придется расплачиваться за такие чудесные дни июля и августа тем, что зима обязательно наступит рано. Мэри молча улыбнулась. За недолгий срок своей семейной жизни она научилась тому, что нужно пользоваться мгновениями счастья. Конечно, впереди будут трудности, так всегда бывает, но будет еще и счастье. И зачем наслаждение от счастливого времени омрачать страхом перед грядущими несчастьями?

– Не могу представить себе ничего более красивого, чем эти окрестности, – с улыбкой обратилась Мэри к виконту.

– Ты не была нигде, кроме Англии, если не считать Испании. Существуют еще лучший климат и гораздо более красивые пейзажи, Мэри.

– Думаю, ничто не доставит мне большего удовольствия, чем Англия.

– Это типичное ограниченное суждение, – улыбнулся Гудрич. – Я постараюсь, чтобы ты изменила свое мнение. Во время нашего свадебного путешествия я намерен показать тебе все уголки Европы. Мы уедем подальше от английских берегов по меньшей мере на целый год, а может быть, и на два или три. Париж, Вена, Рим, Венеция – ты увидишь все эти города, и не только их.

– M-м, – вздохнула Мэри. – Это будет так чудесно. Я должна буду ущипнуть себя, чтобы поверить, что все это не сон.

– О, все это будет на самом деле, обещаю тебе.

– Но ты преувеличиваешь, Саймон, – рассмеялась Мэри. – Целый год? Тебе, безусловно, не понравится так долго жить вдали от дома. А как же твои сыновья?

– Они в школе, у них есть родственники, у которых можно провести каникулы, и потом, они уже вышли из того возраста, когда требуется нянька. Я никогда не поощрял в них стремления зависеть от меня.

– И все-таки ты должен считаться с ними. – У Мэри вытянулось лицо. – Это же твои сыновья, Саймон. Знаешь, ты напрасно чувствуешь себя обязанным везти меня в далекое свадебное путешествие. Для меня будет счастьем просто жить с тобой в твоем доме.

– Ах, Мэри, – с улыбкой возразил он, – цель моей жизни – сделать тебя счастливой. Мы поедем путешествовать, а когда вернемся, обязательно будем жить в самом фешенебельном месте, где для тебя всегда найдутся развлечения.

– Саймон, мне уже тридцать лет. Ты это знаешь? Несомненно, знаешь, потому что я не скрываю свой возраст. – Она покраснела. – Я не могу слишком долго тянуть, если хочу подарить тебе детей.

– У меня уже есть дети. Ты не должна беспокоиться об этой утомительной обязанности. Мэри, я вовсе не собираюсь обременять тебя детьми.

– Обременять? – удивленно повторила Мэри. – О нет, Саймон, для меня это было бы не бремя, а радость.

Они не стали продолжать эту тему, потому что ехали в большой компании и их отвлекли другие разговоры, а кроме того, их помолвка состоялась совсем недавно, и они понимали, что на обсуждение таких вопросов у них еще будет время. «Я смогу, – решила Мэри, – убедить виконта, что семейные радости для меня – это загородный дом, муж и мои собственные дети».

И все-таки утро утратило маленькую частицу своей прелести. А что, если они совсем по-разному представляют себе семейное счастье? Мэри постаралась прогнать эту мысль.

Его тетя, этакая сводница, старалась сосватать их. Лорд Эдмонд заподозрил это еще в день приема под открытым небом в Ричмонде, когда она неожиданно предложила им остаться на обед. Ей понравилась Мэри, и она по какой-то ей одной известной причине решила, что Мэри будет ему хорошей женой.

Эти подозрения еще больше укрепились, когда он вместе с приглашением провести неделю в Рэндалл-Парке получил от тети записку, в которой она специально сообщала о том, что пригласила и Мэри вместе с Гудричем. А приехав в Рэндалл-парк и поговорив с тетей, лорд Эдмонд еще больше уверился в своих догадках.

Могло бы показаться странным, что леди Элинор, желая свести своего племянника и Мэри, пригласила еще и Гудрича, который, по ее собственным словам, был бы очень подходящим мужем для Мэри. Но у его тети просто была такая манера действовать, она предпочитала решать проблемы в открытую. Приглашая за город всех троих, она надеялась, что лорд Эдмонд лишит Гудрича расположения Мэри и докажет ей, что сам он намного лучше виконта.

Ха, намного лучше!

То, что делала его тетя, вынуждало лорда Эдмонда притворяться даже более плохим, чем он был на самом деле.

После той грубой выходки он старался, изо всех сил старался, держаться от Мэри подальше. Он даже порыскал среди незамужних женщин из числа тетиных гостей в поисках какой-нибудь жалкой поживы и попытался проявить вежливый интерес к мисс Уиггинс, которая была настолько юной, что годилась ему в дочери. Утром он лишил себя удовольствия верховой прогулки только из-за того, что Мэри приняла в ней участие.

Однако днем лорду Эдмонду все-таки не удалось избежать общества Мэри. Его тетя собрала гостей, желавших посмотреть в соседней деревне древнюю нормандскую церковь и церковный двор, и, схитрив, предложила Гуд-ричу место рядом с собой прежде, чем он успел сообразить, что поедут только те, кому досталось место в экипаже, и что Мэри среди них нет.

Тем, кто остался, леди Элинор посоветовала прогуляться к озеру через пастбище и рощу, мимо нескольких беседок. «Хитрая женщина, – смекнул лорд Эдмонд, – она даже не намекнула на свое желание видеть нас с Мэри среди гуляющих, как будто об этом и не помышляла». Но вся сцена была сыграна великолепно, это нужно было честно признать. Поймав на себе взгляд Гудрича, сопровождавшего его тетю к ожидавшему их экипажу, лорд Эдмонд слегка кивнул ему и, к своему величайшему удовольствию, заметил, как виконт сжал зубы.

А все остальное было уже предрешено. Из отправлявшихся на пешую прогулку лорд Эдмонд одним из первых спустился вниз, а Мэри была первой незамужней женщиной, попавшей в поле его зрения. Вероятно, он мог бы вернуться наверх и предложить руку мисс Уиггинс или вдовствующей леди Кэткарт, которая раньше была замужем за двоюродным братом его дяди. Но Мэри совершила ошибку – она взглянула на лорда Эд-монда и высоко вскинула голову. Чувство собственного достоинства заставило его пересечь холл и решительно подойти к ней.