— Бесс! Как же ты вовремя, фракиец, — послышался вдруг голос Брута. — Я уж думал, эти дьяволы и с тобой сумели справиться, а нам придется сегодня расстаться с жизнью. До чего же я рад, что ошибался!

Словно в доказательство своей радости, бритт развел могучие руки в стороны — и связывавшие их толстые лианы затрещали, разорвавшись, точно ветхие нити. Видно, уроженец туманного Альбиона был способен проделать это в любой момент, но лишь с появлением фракийца начал спасать собственную шкуру. К нему тут же бросились стоявшие рядом жрецы, но Брут разметал их, точно ветер осенние листья, наградив заодно ушибами и переломами разных частей тела. Затем он, как мог, растолкал Валерия и Квинта, чтобы те очнулись от дурмана, и сам бросился на смуглокожих воинов, ударив с тыла.

Тем временем над бассейном заклубился пар. Черная вода в нем бурно вскипела, переливаясь через край. Стены и своды подземного храма дрогнули — и тени заметались по залу.

Все, кто находился в подземелье, застыли на месте: чужеземцы — недоумевая, что происходит; дикари — в некоем фанатичном возбуждении.

Бесс, повинуясь инстинкту, обернулся, поднял голову — и оторопело выдохнул: "Залмокс!" Изваяние кошмарного существа на постаменте пришло в движение, и это не было игрой света и тени. Расправив крылья, оно слетело со своего места вниз, к жертвеннику, и склонилось над окровавленным трупом Зену.

— Бхагал! О, Бхагал! — пронеслось по рядам туземцев. На их лицах ясно читались благоговейный трепет и радостное исступление. Головы склонились в поклонах, кто-то протяжно завыл, кто-то воздел руки вверх — и началась дикая ритуальная пляска. Обнаженные смуглые тела изгибались и корчились в самых невероятных позах. Движения были жуткими и прекрасными одновременно. В широко распахнутых глазах этих людей горела беззаветная преданность и поклонение чудовищу. Ни на что не похожий магический танец был посвящен кровавому богу Баал-Гора, который ныне обрел плоть.

Видя, что Зену мертв, монстр огласил своды зала оглушительным ревом, подхваченным гулким пещерным эхом. Затем он перевел тяжелый взгляд на людей. Крылья вновь расправились и захлопали, подняв ветер, — чудовище воспарило к своду и зависло над людьми.

Голос зазвучал в голове Бесса, проникая в самую душу:

"Слушай меня, смертный! Я — Бхагал, Тот, Кто Всегда Возвращается. Тысячи лет назад я и мой народ прибыли сюда из мира, который уже навсегда смежил веки в безвременье. Здесь на нашем пути встали противники, равные нам по силе, но мы отвоевали у них величайшее царство на Земле и стали править в нем не как цари, но как боги. Люди, населявшие обширные земли, начали поклоняться нам в многочисленных храмах и жертвовали лучшими из сыновей и дочерей своих, дабы умилостивить нас. Человеческая кровь давала нам силы и продлевала жизнь, став для нас эликсиром бессмертия. Так было до тех пор, пока сама планета не восстала против моих собратьев и не похоронила под толщей воды построенную ими империю. Но остался последний храм царства Баал-Гор, и я — единый владыка того, что сохранилось от былой державы. Мои верные рабы с течением лет превратились из цивилизованной расы в племя нагих дикарей, но по-прежнему поклоняются мне. Здесь, на малом клочке суши, посреди безбрежных вод, они как встарь заливают мой жертвенник человеческой кровью — и я повелеваю ими. Никто не осмеливался тревожить покой этого острова, пока не явились сюда люди в железных доспехах на корабле, груженном оружием, с большим числом гребцов на веслах. Тогда мои дети воззвали ко мне — и я покарал чужаков: людей в железе растерзал, как прочих, приносимых мне в жертву; корабль же, вместе со всем содержимым, силой древней магии перенес в лагуну, что на южном побережье моей земли. Но оказалось так, что оставшиеся люди с корабля проникли в мои владения. И с ними был ты. Да, я вижу тебя, святотатец! Ты посмел тайно проникнуть в мой дом, пролить на алтарь кровь моего верного жреца и поднять руку на моих рабов! Ты поплатишься за это, и цена будет велика: я заставлю тебя молить о пощаде, разрушу волю, пропитаю болью и страхом самые тайные закоулки твоей души, искалечу тело — и оставлю умирать на своем алтаре!"

Голос набатом отдавался в висках фракийца, резонировал внутри черепа, заражал разум болью и ужасом. Но воитель не поддался этому безумию, хотя такое испытание стоило ему немалых усилий. Он повернулся всем телом к чудовищу и ответил — не речью, но мыслью, поскольку был уверен, что монстр слышит его точно так же, как он слышал монстра.

"Тебе придется сильно постараться, тварь, чтобы выполнить свои угрозы", — отвечал воитель. — "Не было еще ни зверя, ни человека, довольного тем, что ввязался в драку с Бессом Фракийским. Ты — всего лишь химера, тень, призрак давно минувших эпох. Тебе поклоняется только жалкое выродившееся племя, наделенное рабским сознанием и живущее в маленьком, ограниченном мирке этого острова. Так иди же сюда и испытай на своей шкуре силу свободного человека!"

Лицо кровавого бога исказилось в жутком оскале, обнажив острые клыки. Взбешенный дерзостью смертного, он стремительно ринулся на фракийца. Тот вскинул меч навстречу монстру — и завязалась неравная схватка: потустороннее существо против смертного воина. Мелькала сталь, взметались кожистые крылья, раздавались крики и неистовый вой. То была пляска смерти, из которой лишь одному суждено было выйти живым.

Крылатый колосс был невероятно силен, и Бесс получил множество отметин от его когтей уже в начале атаки. Но когда фракиец достал его острием меча, тот с воем отпрянул. Варвар увидел темную кровь, сочащуюся из рубца на черном крыле, и понял: обретя плоть, это существо, чем бы оно ни являлось на самом деле, получило все качества, присущие живому телу, в том числе уязвимость… и смертность. Перехватив рукоять покрепче, Бесс взбежал вверх, к алтарю, на самое высокое место в зале. Так ему было легче дотянуться до летучего монстра.

Бхагал имел теперь куда меньше пространства для маневра: поле боя оказалось ограничено пьедесталом, жертвенным камнем и нависающим сверху сводом подземелья. И все же он отчаянно нападал, кромсая человека когтями и стараясь дотянуться зубами, торчащими из хищной пасти подобно кинжалам, до горла жертвы.

Бесс отбивался мечом, не думая о боли и ранах, рубил, куда придется, и, хотя кожа колосса была подобна железному доспеху, многие удары оставляли на черном теле глубокие рубцы. Вдруг, в пылу сражения, фракиец встретился взглядом с глазами монстра, и тогда случилось нечто непостижимое человеческому разуму: время словно застыло для варвара, прервав свой быстротечный бег. Меч опустился к бедру, руки безвольно повисли, тело отказалось слушаться, замерев на месте. Не понимая, что происходит, воин смутно ощутил чужую волю, проникшую в его разум и подавляющую любые попытки к действию. Он уже не мог отвести глаз от гипнотических зрачков противника. Забывая обо всем на свете, теряя способность мыслить и чувствовать, словно прикованный к ним взглядом, он исчезал, тонул, растворяясь в их черноте…

"Бесс!" — услышал варвар сквозь туманное забытье свое имя. — "Не смотри ему в глаза. Ты должен воспротивиться ему: он не твой бог, и не имеет над тобой власти. Отведи глаза!"

Перед взором Бесса, словно сотканное из тумана, проплыло призрачное лицо девушки. Прекрасное лицо. Девушка звала его по имени, хотя он ее не узнавал.

Но вот что-то всколыхнулось в его душе, и он начал узнавать…

Венари!

Воин сморгнул пот с глаз. Это простейшее действие выбросило его из небытия в реальность, и он увидел ужасный лик Бхагала прямо перед собой. Острые клыки крылатого бога были уже у самой его шеи, готовые впиться в плоть и выпустить всю кровь из жил. Но этого не случилось. Тело воителя, казалось, пришло в движение само по себе, опережая мысль. Правая нога шагнула назад, принимая на себя вес корпуса; голова и плечи дернулись в сторону, уберегая шею от смертельной атаки; тут же взметнулась правая рука с мечом, и клинок, как продолжение руки, послушно вошел под нижнюю челюсть монстра, выглянув острием из затылка почти на целый локоть.