— Ну, в Лондоне ей будет труднее делать это, чем в Седбаске. Возможно, этот сезон — именно то, что ей нужно для того, чтобы раскрыться, преодолеть свою застенчивость.

Не только леди Торн беспокоилась из-за Линнет. Вдовствующая маркиза, часто гостившая в Ричмонд Хаусе, конечно, знала, насколько разными были сестры. Но только когда они приехали в Лондон, она в полной мере почувствовала, как велико различие между ними. И обе девушки беспокоили ее.

Кейт была настолько практична по натуре и настолько привыкла брать на себя ответственность, что ее тетушка сомневалась, случалось ли ей когда-нибудь погружаться в романтические грезы подобно другим молодым леди. Казалось, она испытывала радостное возбуждение от своих новых туалетов и экскурсий по Лондону. Но она явно не слишком надеялась сблизиться с кем-нибудь, а то и подыскать подходящего жениха. Было видно, что она рассматривает предстоящий сезон как приятную интерлюдию перед возвращением в родительский дом.

Еще большее беспокойство вызывала Линнет. Она, несомненно, была мечтательницей, но мечтала она совсем не о красивых молодых людях, как убедилась вдова. Нет, она была целиком и полностью погружена в свои исследования, в подготовку отцовской книги. Она оживлялась только тогда, когда тетя спрашивала ее об этой работе. А предмет их исследования совсем не подходил молодой девушке из хорошей семьи. Ведь они занимались разными надписями на камнях и меловых скалах и традиционнь!ми празднествами, пытались проследить их связь с ритуалами обеспечения плодовитости. Одно дело, когда маркиза в рамках благотворительности разъясняла правила гигиены уличным женщинам. Она была замужем, овдовела; наконец; она была пожилой женщиной. И совсем другое дело, когда такая невинная молодая девушка, как Линнет, рассматривала в храмах резные изображения обнаженных фигур и размышляла, в какой мере они свидетельствуют о влиянии древних религий на христианство. Линнет всегда сухо говорила о своих исследованиях. Тон ее не менялся, шла ли речь об изображениях юношеских голов, увенчанных листьями, или об обнаженных женских фигурах.

Посторонний человек мог расценить ее осведомленность о подобных предметах как признак опыта в любовных делах. Как знала вдова, это абсолютно не соответствовало истине. То, что Линнет говорила об этом вполне прозаически и совершенно не сознавала, что красивой молодой леди не подобает интересоваться такими вещами, подтверждало предположение тети, что ее племянница была совсем неопытна в любви.

Именно это и беспокоило ее. Не то, что девушка со знанием дела обсуждала ритуалы, связанные с обеспечением плодовитости, а то, что племянница совершенно не интересовалась молодыми людьми. Казалось, что какая-то часть Линнет погружена в сон и никому не доступна, и тетя задавалась вопросом, сможет ли ее разбудить поцелуй принца.

Как только сестры обновили свой гардероб, Гарет решил, что пора показать их обществу. Однажды вечером он приказал подать ландо, и они отправились в парк. День был теплым и солнечным, обе девушки были одеты в белые муслиновые платья; у платья Кейт была желто-зеленая отделка, а платье Линнет было украшено синими лентами под цвет ее глаз. Когда они приехали в парк, солнце уже опускалось к горизонту. Гарет отметил, как в его лучах загорались рыжеватые пряди в волосах Кейт, а волосы Линнет казались потоком серебряных нитей. Он довольно улыбнулся, подумав, что молодым людям потребуется всего несколько минут, чтобы приметить его сестер, и оказался прав. Знакомые кланялись, приподнимали шляпы и готовы были окружить их экипаж, если бы Гарет позволил. Но он не останавливался, потому что хотел лишь вызвать интерес к своим сестрам.

Но когда к ним приблизились лорды Клитероу и Сидмут верхом на лошадях, у них не было выбора, и пришлось остановиться. Джеймс спешился и сразу подошел к Линнет, которая слегка улыбнулась и тихо сказала, что рада видеть его снова. Приветствие было сдержанным, но Джеймс на это не обратил внимания. Он видел перед собой Линнет, и этого было достаточно.

Лорд Сидмут поклонился дамам, но сначала заговорил с Гаретом, напомнив об их знакомстве.

— Я не сразу понял, что капитан Ричмонд и маркиз Торн — одно лицо. Это было для меня неожиданностью, — сказал он.

— У моего дяди не было детей и близких родственников с его стороны, поэтому он объявил законным наследником меня. Но мы не предавали это широкой огласке, даже в семье об этом не говорили. Я уехал из Португалии, чтобы быть рядом с ним, когда он умирал, и поддержать тетю, его вдову.

— Вы вовремя уехали оттуда, — сказал Гарри.

— Я слышал, что в Бадахосе была кровавая бойня.

— Да.

Мужчины посмотрели друг на друга, и Кейт, сидевшая с той стороны экипажа, где они вели разговор, и слышавшая его, подумала, что в этом коротком обмене взглядами отразился совершенно неведомый ей жизненный опыт.

— По-моему, вы совершенно поправились, лорд Сидмут, — сказала она, чтобы прервать наступившую паузу.

Он улыбнулся ей, затем повернулся к Гарету и сказал:

— Мы с Джеймсом обязаны жизнью вашей семье.

— Вы обязаны Габриэлю и Бенджамину. Мы только приютили вас после вашего спасения, — небрежно заметила Кейт.

— Мы всегда будем помнить гостеприимство Ричмондов. О, прошу меня извинить. Я должен поздороваться с мисс Ричмонд.

Гарри передал свои поводья Гарету, который рассеянно принял их, а потом недоуменно посмотрел на свои руки, как будто , не понимая, как Гарри ухитрился вручить ему поводья. Тем временем лорд Сидмут обошел экипаж спереди и оказался с той стороны, где сидела Линнет. С очаровательной улыбкой он поклонился ей и сказал комплимент.

Гарет вопросительно посмотрел на Кейт, и они оба улыбнулись.

— Тебе это безразлично, Кейт? — спросил он тихо. — Мне кажется, Линнет притягивает их, как цветы пчел.

— У меня было достаточно времени, чтобы привыкнуть к этому, Гарет.

— Да, дорогая, но Лондон — это не Йоркшир.

— А Линнет остается Линнет, Гарет.

— Да, ты права.

Они снова улыбнулись друг другу, припомнив всех молодых людей, которые вначале окружали их сестру на йоркширских балах, а потом постепенно ретировались, поняв, что комплименты и флирт не находят никакого отлика. Часто случалось, что Линнет, бывшая в центре внимания в начале бала, к концу его «подпирала стенку». А Кейт, пребывавшая вначале в тени, танцевала почти беспрерывно.

Джеймс, оттесненный Гарри, обошел экипаж, чтобы засвидетельствовать свое почтение Кейт. И пока они втроем дружески беседовали, Кейт поглядывала на лорда Сидмута и сестру. Гарри, конечно, был опытным обольстителем и, кажется, ему удалось кое-чего добиться. Конечно, Линнет не жеманничала и не краснела, просто более оживленно, чем обычно, обсуждала погоду, лондонские достопримечательности и предстоящий бал у Певереллов.

Желая прервать ухаживания лорда Сидмута, Гарет сказал, что пора ехать дальше. Джентльмены снова сели на лошадей. Все договорились, что увидятся на балу у Певереллов.

Когда они отъехали, Джеймс вдруг понял, что безумно зол на Гарри. Поскольку раньше этого никогда не случалось, он даже не знал, что сказать. Разумеется, Гарри заметил, что Джеймс интересуется старшей мисс Ричмонд. Почему же он так настойчиво продолжает флиртовать с ней? Черт побери, он не позволит Гарри добиться любви этой девушки, а потом бросить ее, как он проделывал это с другими. Джеймс чувствовал уязвимость, незащищенность мисс Ричмонд несмотря на ее внешнее спокойствие и бесстрастность.

Она не сможет противостоять опытному обольстителю Гарри.

Конечно, Гарри заметил влюбленность Джеймса. Ее трудно было не заметить. Но он полагал, что друг был просто увлечен поразительной красотой Линнет. Она совсем не подходила его степенному другу. Джеймсу нужна была волевая, сильная девушка, такая, как Кейт. Победа Гарри, конечно, больно заденет Джеймса, а ведь он, Гарри, никогда не наносил ему обид. Но в него как будто вселился бес. Его несло, как осенью, когда он вернулся в Лондон. Какая-то злая сила овладела им, сила, которая не могла или не хотела отпустить его. И он вынужден был подчиниться ей невзирая на дружбу и чувства ранимых молодых женщин. Он знал, что если будет сопротивляться, то снова окажется в аду воспоминаний.