— Последуют ли еще акции протеста, мистер Дипно? — спросила Риверс, и Ральфу неожиданно показалось, что Эд интересует девушку не только с профессиональной точки зрения. А почему бы и нет? Эд — симпатичный мужчина, к тому же вряд ли мисс Риверс известно, что Эд считает, будто Кровавый Царь и его Центурионы находятся в Дерри, объединившись с убийцами младенцев, окопавшимися в Центре помощи женщинам.
— До тех пор, пока в законы, открывшие дверь этому массовому истреблению, не будут внесены поправки, протесты продолжатся, — ответил Эд Дипно. — И мы надеемся, что историки следующего столетия запишут, что не все американцы поступают как нацисты в мрачный период нашей истории.
— Протесты с насилием?
— С насилием мы как раз и боремся. — Они посмотрели друг другу в глаза, и Ральф подумал, уж не произошло ли с Энни Риверс то, что Кэролайн обычно называла «случай знойных бедер». Дэн Далтон, всеми забытый, стоял в стороне.
— Можете ли вы гарантировать безопасность Сьюзен Дэй во время ее пребывания в Дерри?
Эд улыбнулся, и перед внутренним взором Ральфа предстал жаркий августовский день всего около месяца назад — Эд, стоя на коленях и упираясь обеими руками в грудь Ральфа, выдыхает ему в лицо: «Они сжигают эмбрионы под Ньюпортом». Ральф поежился.
— В стране, где тысячи детей высасываются из материнских утроб медицинским эквивалентом промышленных пылесосов, не думаю, что кто-то может дать хоть какие-то гарантии, — парировал Эд.
Энни Риверс неуверенно взглянула на него, как бы решая, стоит ли задавать следующий вопрос (возможно, о номере его телефона), затем повернулась лицом к камере.
— Энни Риверс, из полицейского участка Дерри, — закончила она репортаж.
Снова появилась Лизетт Бенсон, и странно удивленное выражение ее лица натолкнуло Ральфа на мысль, что, возможно, он был не единственным, кто почувствовал притяжение, возникшее между женщиной-репортером и мужчиной, дававшим интервью.
— Мы будем повторять репортажи в течение дня, — сообщила Лизетт. — Будьте с нами в шесть часов, и вы узнаете подробности. В Огасте губернатор… Луиза встала и выключила телевизор. Мгновение она взирала на потемневший экран, затем, тяжело вздохнув, села в кресло.
— У меня есть черничный компот, — сказала она, — но после этого разве захочется чего-нибудь?
Оба мужчины покачали головами. Мак-Говерн, взглянув на Ральфа, произнес:
— Это ужасно.
Ральф кивнул. Он продолжал видеть мечущегося по лужайке Эда, ударявшего в такт шагам кулаком по раскрытой ладони другой руки.
— Как же его могли выпустить под залог, а потом позволить брать у них, будто он вполне нормальное человеческое существо? возмущенно спросила Луиза. — После того, что он сделал с бедняжкой Элен? Господи, эта Энни Риверс выглядела так, будто готова была пригласить его к себе на обед!
— Или полакомиться крекерами в его постели, — сухо съязвил Ральф.
— Обвинение в избиении жены и сегодняшнее происшествие — совершенно разные вещи, — заметил Мак-Говерн. — Могу спорить, что адвокат, который будет вести его дело, именно на этом станет строить линию защиты.
— К тому же избиение жены — всего лишь юридически наказуемый проступок, — напомнил Ральф.
— Но как же так? — удивилась Луиза. — Извините, но я никогда не смогу понять, как это избиение может оказаться всего лишь проступком?
— Это проступок, если избиваешь собственную жену, — иронично приподняв брови, пояснил Мак-Говерн. — Таковы американские законы, Лу.
Женщина нервно сжала руки, затем сняла портрет мистера Чесса с телевизора, посмотрела на него, водрузила обратно и вновь принялась нервно переплетать пальцы.
— Что ж, законы — совсем другое дело, — сказала она, — и я первой признаюсь, что совершенно не разбираюсь в этом. Но кто-то же должен сказать им, что он безумен. Что он избивает жену и что он сумасшедший.
— Вы даже не знаете, насколько сумасшедший, — сказал Ральф и впервые поведал им о том, что произошло прошлым летом вблизи аэропорта. Ему понадобилось на это минут десять. Когда он закончил, Билл и Луиза не проронили ни слова — они лишь смотрели на него широко раскрытыми глазами. — Вы мне не верите? — напряженно спросил Ральф. — Считаете, что я все выдумал?
— Да нет же, я тебе верю, — успокоила его Луиза, — я просто… Ошеломлена. И испугана.
— Ральф, тебе стоит рассказать все Джону Лейдекеру, — заключил Мак-Говерн. — Едва ли он сможет хоть как-то использовать подобную информацию, но, учитывая ситуацию с новыми дружками Эда, думаю, он должен об этом узнать.
Ральф помолчал, тщательно обдумывая предложение, затем кивнул и поднялся.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он. — Не прогуляться ли нам, Луиза?
Женщина покачала головой:
— Я устала. И несколько — как теперь называют это состояние души? — «в растрепанных чувствах». Думаю, мне лучше немного вздремнуть.
— Обязательно, — согласился Ральф. — Ты действительно выглядишь утомленной. И спасибо, что так вкусно накормила нас. — Ральф наклонился и поцеловал ее в уголок рта" Луиза взглянула на него удивленно.
Ральф выключил свой телевизор часов шесть спустя, когда Лизетт Бенсон закончила программу новостей, уступив место на экране спортивному обозревателю. Демонстрация протеста возле здания Центра перешла на второе место — главной новостью вечернего выпуска стало заявление, что губернатор Грета Пауэрс употребляла кокаин, будучи студенткой колледжа, — и не прибавилось ничего нового, правда, теперь Дэна Далтона представили как главу организации «Друзья жизни». Ральф подумал, что более подходящим определением для Дэна стало бы «подставное лицо». Находится ли еще Эд под надзором полиции? Однако более интересно то, каково отношение работодателей Эда к его художествам в Дерри. Ральф считал, что их больше обеспокоит происшедшее сегодня утром, чем избиение жены, имевшее место месяц назад; он только недавно прочитал, что лаборатории Хокинга вскоре станут пятым исследовательским центром на северо-востоке страны, занимающимся эмбриональными тканями. Возможно, у них не вызовет восторга сообщение, что один из сотрудников-химиков арестован за бомбардировку здания, где делают аборты, куклами, наполненными имитацией крови. А если бы они знали всю степень его безумия…
«А кто же поведает им об этом, Ральф? Может быть, ты?»
Нет. Так далеко заходить он не собирался, по крайней мере в настоящее время. В отличие от его похода в полицейский участок для разговора с Джоном Лейдекером о прошлогоднем инциденте, это было бы похоже на травлю. Все равно что написать «Убить эту суку» рядом с фотографией женщины, чьи взгляды не совпадают с твоими.
«Все это чепуха — разве ты не понимаешь?»
— Я ничего не понимаю и не знаю, — ответил сам себе Ральф, встал и подошел к окну. — Я слишком устал, чтобы понимать. — Но глядя из окна на двух мужчин, выходящих из «Красного яблока», он действительно понял кое-что, вспомнил нечто, и его сразу прошиб холодный пот.
Сегодня утром, когда Ральф вышел из аптеки и его переполнило зрелищное свечение аур — и ощущение перехода на иной уровень осознания мира, — он напоминал себе снова и снова: наслаждаться, но не верить. Ведь если он перейдет эту тонкую грань, то вполне может очутиться в одной лодке с Эдом Дипно. Эта мысль почти открыла дверь и неясному ассоциативному воспоминанию, но феерия аур отвлекла его, прежде чем он успел войти в ту дверь. Зато теперь Ральф понял: Эд тоже говорил что-то о видении аур, не так ли?
"Нет — возможно, он и подразумевал ауры, но слово, использованное им, было «краски». Я почти уверен в этом. Это прозвучало сразу же после признания, что он повсюду видит трупики убитых младенцев, даже на крышах.
Он сказал…"
Ральф проследил, как двое мужчин уселись в старенький, побитый пикап, и подумал, что никогда не сможет точно воспроизвести слова Эда; он слишком устал. Затем, когда пикап отъехал, оставляя позади себя облако выхлопных газов, напомнивших Ральфу о яркой бордовой субстанции, вырывавшейся из выхлопной трубы хлебного фургона сегодня утром, открылась еще одна дверь, и воспоминание действительно пришло.