Все томительно долгие, бесконечные ночные бдения в ожидании рассвета, все дни, которые провел он, ощущая себя безумцем; смысл прочитанного, после третьей попытки, телефонные номера, так легко запоминаемые ранее, которые теперь приходилось находить в справочнике… Внезапно пришло воспоминание, одновременно подводящее итог и оправдывающее гнев, которым он пылал, глядя на лысоголовых созданий с темно-золотистыми глазами и ослепительной аурой. Ральф увидел себя, заглядывающего в кухонный шкаф в поисках бульонного кубика, который, по настойчивым заверениям его измученного мозга, должен был находиться где-то здесь. Ральф увидел, как он переставляет банки, замирает и снова принимается за поиски. Он увидел собственное лицо — выражение недоумения и растерянности, которое так легко принять за умственную отсталость, но на самом деле означающее лишь усталость и измотанность. Затем Ральф увидел, как опустились его руки и как он замер, словно ожидая, что коробка с бульонными кубиками возникнет по собственной воде.

До настоящего момента и до прихода этого воспоминания Ральф так и не осознавал до конца, насколько ужасны последние месяцы его жизни.

Оглядываться на них было равносильно созерцанию пустынного пейзажа, написанного мрачными темно-бордовыми и серыми красками.

— Итак, вы впустили нас в лифт… Или, "может быть, мы не удостоились подобной чести, и вы просто прогнали нас по пожарной лестнице. Дали нам возможность немного акклиматизироваться, чтобы мы не свихнулись окончательно. И как легко вам все удалось! Крали наш сон, пока мы едва не сошли с ума. Сын Луизы и ее невестка чуть не упекли ее в одно весьма интересное заведение, вам это известно? А мой друг, Билл Мак-Говерн, считает меня клиентом Джунипер-Хилл. А в это время вы, маленькие ангелы… Улыбка на лице Клото потускнела:

Мы не ангелы, Ральф.

— Ральф, не кричи на них, пожалуйста.

Да, он действительно кричал, потому что отголоски его крика по-видимому, долетели и до Фэя; тот захлопнул книгу, оставил свой нос в покое и выпрямился, тревожно оглядываясь по сторонам.

Ральф перевел взгляд с Клото (отступившего назад и расставшегося с остатками былой улыбки) на Лахесиса:

— Твой друг сказал, что вы не ангелы. А где же они? Играют в покер восемью этажами выше? А Бог, очевидно, расположился в пентхаузе, дьявол же орудует в котельной?

Ответа не последовало. Клото и Лахесис переглянулись. Луиза вцепилась Ральфу в рукав, но он проигнорировал это.

— Итак, что же мы должны сделать? Вы ждете, что мы выследим того лысого Ганнибала Лектора <Доктор-каннибал — главный персонаж голливудского триллера «Молчание ягнят»> и снимем с него скальп? Да пошли вы… Здесь Ральф, развернувшись, вышел бы из палаты (на своем веку он пересмотрел множество фильмов и отлично разбирался в отходных репликах), но Луиза испуганно разрыдалась, и это удержало его на месте. Выражение смущенного укора в ее глазах заставило Ральфа пожалеть о своей вспышке. Он обнял Луизу за плечи и дерзко взглянул на лысоголовых человечков. Они переглянулись еще раз и нечто — некое общение, недоступное уровню слышания и понимания, достигнутого Ральфом и Луизой, — произошло между двумя созданиями. Затем Лахесис снова повернулся к ним, он улыбался… Но в глазах его застыла грусть.

Мне понятен твой гнев, Ральф, но он не обоснован, Сейчас ты не веришь мне, но со временем все изменится, А пока мы должны отставить ваши вопросы и наши ответы — те, которые мы можем дать, — в сторону.

— Почему?

Потому у что для этого человека настало время прощания.

Смотрите внимательно, такое знание будет полезно для вас.

Клото подошел к кровати слева. Лахесис зашел справа, пройдя сквозь Фэя Чепина. Фэй подался вперед, захлебнувшись внезапным кашлем, а затем, когда приступ прошел, снова открыл пособие по игре в шахматы.

— Ральф! Я не могу смотреть! Я не могу смотреть, как они это делают!

Но Ральф считал, что Луиза сможет. Они оба будут смотреть. Он лишь крепче прижал к себе Луизу, когда Клото и Лахесис склонились над Джимми В. Их лица осветились любовью, заботой, нежностью, и Ральф вспомнил персонажей картины Рембрандта — кажется, она называлась «Ночной дозор». Их ауры смешались, перекрывая одна другую, над грудной клеткой Джимми, и неожиданно лежащий на кровати человек открыл глаза. Секунду он смотрел сквозь лысоголовых врачей на потолок с удивлением и непониманием, затем перевел взгляд на дверь и улыбнулся.

— Эй! Посмотрите-ка, кто пришел! — воскликнул Джимми В. Голос его был тихим и хриплым, но Ральф уловил южно-бостонский акцент. Фэй подпрыгнул.

Шахматный задачник упал на пол. Фэй подался вперед и взял Джимми за руку, но тот не обратил на него внимания, продолжая смотреть на Ральфа и Луизу. — Это же Ральф Робертс! А с ним жена Пола Чесса! Послушай, Ральф, помнишь, как мы хотели посмотреть представление цирка-шапито?

— Помню, Джимми.

Джимми улыбнулся, глаза его снова закрылись. Лахесис, взявшись за скулы умирающего, легонько повернул его голову, как парикмахер, собирающийся побрить клиента. В тот же самый момент Клото склонился еще ниже и раскрыл ножницы так, чтобы черная «веревочка» Джимми В. Улеглась между распахнутыми лезвиями. Когда Клото сомкнул ножницы, Лахесис склонился и поцеловал Джимми в лоб.

Ступай с миром, друг. Раздался еле уловимый щелчок. Отрезанная «веревочка» поднялась к потолку и растворилась. Саван, обволакивающий Джимми В., вспыхнул ослепительно белым цветом и исчез. Джимми снова открыл глаза и взглянул на Фэя. Он попытался улыбнуться, но в это мгновение взгляд его, став отрешенным, остановился. Начавшие было образовываться от зарождавшейся улыбки ямочки разгладились.

— Джимми? — Фэй потряс Джимми В. За плечо. — Что с тобой, Джимми?.. О черт.

Фэй поднялся и чуть ли не бегом покинул палату.

Клото: Надеюсь, вы поняли, что все наши дела мы совершаем с любовью и уважением? Что на самом деле мы лекари последнего приюта? Для нашего дальнейшего общения, Ральф и Луиза, очень важно, чтобы вы поняли это. —Да.

—Да.

Ральф не имел ни малейшего желания соглашаться с ними хоть в чем-то, но эта фраза — «лекари последнего приюта» — без всяких усилий смирила его гнев. Смысл ее был сама истина. Они освободили Джимми В. Из мира, в котором для него не оставалось ничего, кроме боли. Да, несомненно, именно они стояли рядом с Ральфом в палате N317 в тот холодный, промозглый День семь месяцев назад, именно они принесли Кэролайн облегчение. Да, они делали свое дело с любовью и уважением — малейшие сомнения на этот счет отпали сами собой, когда Лахесис поцеловал лоб Джимми В. Но разве любовь и уважение давали им право провести его — и Луизу — через ад, чтобы послать их за сверхъестественным существом, у которого поехала крыша? Давало ли это им право думать, что обыкновенные люди, к тому же далеко не молодые, смогут управиться с чудовищем?

Лахесис: Давайте уйдем из этого места. Вскоре сюда сбегутся люди, а нам необходимо поговорить. — Есть ли у нас выбор? Их ответы:

Конечно!

Выбор всегда есть!

раздались моментально, окрашенные цветами удивления.

Клото и Лахесис направились к двери; Ральф и Луиза отскочили в сторону, давая им пройти. Но ауры лысоголовых коротышек все же окутали их на мгновение, и Ральф ощутил их на вкус и на ощупь: вкус сладких яблок, на ощупь же словно сухая, легкая кора дерева.

Когда они выходили бок о бок, уважительно разговаривая друг с другом, в палату в сопровождении двух медсестер вернулся Фэй. Они прошли сквозь Лахесиса и Клото, затем сквозь Ральфа и Луизу, не замедляя шаг и вообще ничего не замечая.

А в коридоре жизнь шла своим чередом. Гул не прекращался, нигде не вспыхнул свет, по коридору никто не бежал и не кричал. Здесь смерть была слишком частым посетителем, чтобы устраивать переполох. Ральф подумал, что даже в таких обстоятельствах та не особенно желанный гость, но все же знакомый и принимаемый. Ему также показалось, что Джимми В. Был доволен своим уходом с третьего этажа городской больницы Дерри — он сделал это без всякой спешки и беспокойства, к тому же ему не пришлось предъявлять водительское удостоверение или медицинскую страховку. Он умер с достоинством, которое всегда сопутствует таким простым, давно ожидаемым событиям. Одно-два мгновения осознанности, сопровождаемых слегка расширившимся восприятием, а затем бах. Соберите все мои печали и радости, пока.