Несмотря на мрачные предчувствия, она хотела поступить так, как было бы лучше для Патрика. Его счастье значило для Шарлотты больше, чем ее собственное. А это, как она знала, было истинным мерилом любви.

– Я сейчас же приведу Улисса, – сказала она. Она шагнула к двери, закрыла ее за собой и, почувствовав, что колени ее ослабли, прислонилась к стене. Патрик именно тот человек, который был ей нужен, но они встретились в неподходящее время. Она почти слышала свой голос, когда говорила Велвет о своих планах: дружбе между Алицией и Улиссом, а в конечном счете и любви. Она и не предполагала, что может попасть в свою же ловушку.

Шарлотта не ожидала, что почувствует что-нибудь большее, чем желание быть полезной Патрику. Но теперь воспоминание о его купании, о крепко сбитом теле Патрика заставляло ее сердце трепетать.

Когда в последний раз она видела обнаженного мужчину? Да, это был ее муж, умерший от сердечного припадка в постели своей очередной любовницы. Вид его белой кожи, вялой плоти и округлого брюшка наполнил ее отвращением.

Тело Патрика столь же разительно отличалось от тела Найджела, как богатая плодородная почва отличается от болотной трясины. Прекрасно развитая мускулатура Патрика говорила о склонности к физическому труду. Вялая плоть Найджела свидетельствовала об обратном – о напрасно потраченной беспутной жизни.

Она отдала бы все на свете за право снова войти в комнату Патрика и тотчас же рассказать ему всю правду о себе: об утраченном состоянии и о своей вновь проснувшейся любви к нему. Но Патрик был не таким человеком, чтобы легко примириться с глупостью или ложью. А она впала в оба эти греха.

Нет, решила Шарлотта, направляясь к лестнице, у нее нет выбора. Алиция еще могла завоевать сердце Улисса, и Шарлотта не сделает ничего, чтобы испортить жизнь дочери.

Улисс сидел за большим письменным столом в библиотеке, пытаясь отшлифовать речь, которую он намеревался произнести на следующей сессии законодательного собрания. Но взгляд его все время отрывался от бумаг и путешествовал к софе, где прошлой ночью спала Райна.

Ему бы хотелось взглянуть на нее утром, когда она только просыпается. Ему бы хотелось видеть выражение ее лица, когда она узнала, что это он нашел Патрика.

Он хотел бы поблагодарить ее за то, что она одолжила ему Старфайера. Кроме всего прочего, ему хотелось проводить ее до дома и быть уверенным, что с ней все благополучно.

Но судьба, принявшая очаровательный облик Алиции Готорн, лишила его всех этих радостей. Алиция поднялась рано, нашла спящую на диване Райну и рассказала ей о спасении Патрика. И к тому времени, когда Улисс вернулся в библиотеку, Райны уже и след простыл, однако ее аромат все еще можно было уловить в комнате.

Но Улиссу не требовалось даже этого, чтобы помнить о ней. Собственно говоря, было бы даже лучше, если бы он нашел способ стереть ее образ из памяти. Слава Богу, законодательное собрание через пару недель вернется к своей деятельности. Возможно, разлука сделает то, что не смогла сделать его воля.

Стук в дверь прервал его размышления.

– Войдите! – крикнул он.

Массивные створки двери красного дерева распахнулись, пропустив в комнату Шарлотту, которая показалась ему особенно эффектной в изумрудно-зеленом платье. Улисс успел заметить, что она сняла траур. Шарлотта торопливо заговорила:

– Твой отец проснулся. Он хочет тебя видеть. Пульс Улисса участился.

– Как он?

– Немного затуманено сознание. Он что-то толковал о своем ангеле-хранителе.

– А как его глаза?

– Он может видеть; еще не совсем ясно, но может. Радость в ее голосе была искренней, и Улисс почувствовал облегчение.

– Слава Богу!

– Идем наверх. Он ждет тебя. Я принесу вам обоим кофе.

Блеснув своим изумрудным платьем, Шарлотта скрылась так же быстро, как и появилась. Не в ее привычках было действовать столь стремительно. Она была не из тех женщин, что могут до смерти заговорить, но она никогда не упускала случая поболтать.

Хотя, казалось, она была искренне рада за Патрика, у Улисса возникло ощущение, что ее что-то беспокоило. Неужели Патрик мог ее чем-то расстроить? Зная характер отца, Улисс счел такое объяснение самым правдоподобным.

Когда Улисс вошел в спальню, Патрик сидел, опираясь на подушки, и выглядел на удивление бодрым и крепким для человека, который всего несколько часов назад чуть не замерз насмерть. Он похлопал рукой по постели и сказал:

– Сядь рядом со мной, сынок.

– Я не хочу тебе мешать.

– Ты не помешаешь.

Улисс осторожно уселся на край кровати.

Патрик глубоко вздохнул, потом ощупью нашел руку Улисса. Необычность этого прикосновения удивила, если не испугала Улисса, и он чуть не отдернул руку.

– Теперь, когда ты здесь, я не нахожу слов, чтобы поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь.

– Ты не должен благодарить меня. Ты мой отец. Кроме того, все мужчины принимали участие в розысках. Любой из них мог тебя найти.

– Нет, это сделал ты. Я бы не осудил тебя, если бы ты оставил меня там!

– Право, отец, нет нужды…

– Есть. Я был скверным отцом. И все-таки ты спас меня.

Прошлой ночью Улисс гадал, уж не утратил ли Патрик связь с реальной жизнью. Теперь у него возникли такие сомнения относительно себя самого. Неужели правда то, что он слышит? Или это некий самообман и он принимает желаемое за действительное? Но крепкое пожатие Патрика, прикосновение его огрубевшей от работы руки, все говорило в пользу реальности происходящего.

Во время долгих поисков Улисс не однажды представлял себе возможности новых отношений с отцом. Неужели и с Патриком произошло то же самое?

– Ты вовсе не был плохим, – сказал Улисс, с радостью даруя прощение.

– Ты благороднее меня. Прошлой ночью, когда я умирал, то ясно видел все свои ошибки… – Ты вовсе не обязан мне ничего объяснять.

Патрик, казалось, не слышал его.

– Я хочу, чтобы ты знал, почему я вел себя подобным образом все эти годы. Видишь ли, я ревновал.

– Ревновал? Меня? – выпалил Улисс. – К кому?

– Я ревновал твою мать – она столько времени проводила с тобой! Когда мы с ней встретились, она была замужем за Отто. Я никогда не надеялся, что она станет моей. Но к тому времени, когда это произошло, она уже ожидала тебя. После того как ты родился – ужасно об этом говорить, но я должен признаться, – ты меня начал раздражать.

Улисс замер, пока не почувствовал легкое головокружение, и вынужден был наполнить легкие воздухом. Никогда в жизни с ним никто не говорил так откровенно. Улиссу никогда не приходилось обсуждать чувства и их последствия. Откровения отца были болезненными для него, они его смущали, но в них была исцеляющая сила.

– Я ни с кем не мог поговорить об этом, – продолжал Патрик, – особенно с твоей матерью. Иногда, слыша, как ты кашляешь или всхлипываешь, особенно если это случалось ночью, я хотел встать и подойти к тебе, но каждый раз мать уже оказывалась рядом с тобой. Позже, когда ты вырос, окреп и уехал в Гарвард, я сказал Илке, что ты разочаровал меня, не захотев остаться на ранчо. Правда же заключается в том, что я должен был разочаровывать тебя каждый день нашей совместной жизни, потому что не был тебе хорошим отцом.

Улиссу пришлось поморгать, чтобы избавиться от непрошеной влаги, выступившей на глазах.

– Ты никогда не разочаровывал меня. Когда я был маленьким, то смотрел на тебя снизу вверх и мечтал однажды стать таким, как ты. В возрасте между отрочеством и возмужанием я наконец понял, что не смогу быть таким же, и, черт возьми, это открытие чуть не разбило мне сердце. Мама помогла мне понять, как важно стать самим собой.

– Я рад, что она это сделала. Я и не хотел бы, чтобы ты стал похожим на меня, если учесть, сколько дурацких ошибок я совершил. Возможно, мое мнение о юристах и политиках никогда не изменится, но можешь быть уверен: я чертовски горжусь тобой! Мне хотелось бы послушать, как ты произносишь речь в законодательном собрании.