– Отнесите мистера Прайда в ванную и снимите с него одежду.

– Нет, горячая ванна подождет до завтра, – сказал Улисс, повышая голос, чтобы Шарлотта слышала его, несмотря на завывания Патрика. – Поднимать температуру его тела надо постепенно. Мы положим отца в прохладную воду и понемногу будем добавлять туда горячую воду.

Шарлотта кивнула, соглашаясь.

Снимая с себя промерзшее снаряжение и одежду и бросая все в чулан под лестницей, Улисс размышлял о том, что этот день, вероятно, был самым длинным в его жизни. Усталость и облегчение лишили его последних сил. От слабости у него подгибались ноги. Репутация героя обходилась гораздо дороже, чем он предполагал. Ему потребовалось несколько минут, чтобы разобраться в своих чувствах, забыть о волнениях, снова стать тем человеком, которым он был еще неделю назад. Он направился в библиотеку, где Патрик держал прекрасный французский коньяк.

Огонь в камине уже почти погас. На стенах танцевали причудливые тени. Он огляделся в поисках лампы, которая обычно стояла на большом письменном столе, потом вспомнил, что Шарлотта собрала все лампы, имевшиеся в доме, и отдала работникам.

Он ощупью подошел к низкому буфету, взял графин и обнаружил, что он пуст. Бренди давно перекочевал сначала во фляжки ковбоев, а затем в их желудки.

Когда Улисс выходил из библиотеки, то заметил кого-то на кожаной софе перед камином.

Подойдя поближе, он узнал Райну. Она спала, свернувшись, как котенок, поджав колени к груди и положив голову на сгиб руки. Пряди черных волос спадали на щеку.

Он потянулся, чтобы разбудить ее или хотя бы прикоснуться к ней. Он и сам не был уверен в своих намерениях, но потом передумал. Если она узнает, что Патрика нашли и что он в безопасности, она, вероятно, захочет отправиться домой, чтобы ухаживать за своим отцом.

Она выглядела незащищенной, словно дитя, и в груди Улисса возникло естественное для мужчины желание защитить ее. Он не мог отправить ее домой одну, а сам слишком устал, чтобы сопровождать ее.

«Не будь дураком, – сказал он себе. – Райна никогда не нуждалась в защите». Он не забыл того дня в булочной, когда она накинулась на обидчиков, не подумав о собственной безопасности.

Девушка словно почувствовала его присутствие и пробормотала его имя. Боже, неужели он жил в ее снах так же, как она в его?

Впрочем, это не имело значения. Он никогда не смог бы отказаться от своих нравственных принципов, а Райна была дочерью шлюхи.

Патрик проспал всю ночь и проснулся в полдень на следующий день. Проснувшись, он ощутил, что в его теле не осталось живого места – все мучительно болело. Мускулы онемели, суставы хрустели, голова трещала с чудовищного похмелья.

Со времен юности он не предавался излишествам и никогда не пил много. Что, черт возьми, произошло с ним вчера?

Воспоминания о прошедшей неделе сменялись, как картинки, пока наконец он не увидел себя на лошади. Он ехал в одиночестве по белому снегу, затем ветер сдул шляпу с его головы… Еще одна картинка: он стреляет в голову своей искалеченной лошади и потом… а что же было потом?

Он не помнил, как вернулся на ранчо, и все же он был здесь, здоровый и невредимый. Он страдал от похмелья, уже наступил день, но это не помогло понять, что происходит, поэтому Патрик медленно попытался открыть глаза и не увидел ничего, кроме мутных пятен. От ужаса его сердце подскочило к горлу. Почему, черт возьми, он ничего не видит? Что с ним случилось?

– Патрик, я ждала, когда ты проснешься.

Он знал этот голос с придыханием так же хорошо, как собственный.

– Шарлотта, что с моими глазами? – спросил он. Она взяла его за руку и успокаивающе пожала:

– Вчера ты целый день был на воздухе и твои глаза ничем не были защищены от блеска снега на солнце.

– Это непоправимо?

– Улисс говорит, что это – пройдет. Он услышал скрип стула и шорох платья.

– Ты можешь меня разглядеть?

– Я различаю лишь твой силуэт и, кажется, немножко различаю цвет платья. Ты сегодня не в черном?

– Нет. На мне зеленое платье. И ты на самом деле его видишь?

– Вроде бы вижу. Ты всегда великолепно выглядела в зеленом.

– Я подумала, что для меня наступило время покончить с трауром. Кроме того, я хотела отпраздновать твое благополучное возвращение. Я знаю, у тебя болят глаза, но как насчет остального?

– Чувствую себя, как и полагается старику.

– Ты не старик, могу в этом поручиться, – ответила она с грудным смехом.

Интимная окраска ее смеха заворожила Патрика, как и сами слова.

Почему это она могла поручиться, что он не старик? Неужели он был таким идиотом, что пытался ее соблазнить, когда был пьян? Правда, еще недавно он ощущал потребность в женщине. Хотелось бы только припомнить, когда это было.

Шарлотта склонилась к нему и обняла за плечи. Ее щека коснулась его щеки, и Патрик почувствовал, что она мокрая от слез. Казалось, его руки поднялись сами собой, и он прижал Шарлотту к себе. Боже, чувствовать ее было так приятно! Она была теплая, живая и… нежная там, где женщине полагается быть нежной.

Он и не помышлял о том, что когда-нибудь снова обнимет женщину и уж, конечно, не Шарлотту. И все же ему не хотелось отпускать ее.

– Я так беспокоилась, когда ты не вернулся к ужину вчера вечером, – бормотала она, прижимаясь лицом к его груди. – Улисс отлично организовал твои поиски.

– Так это был не Рио? – спросил Патрик, уткнувшись носом в ее надушенную шею.

– Рио заболел, и Улисс отправил его домой. Всем руководил твой сын. Он и нашел тебя. – Шарлотта высвободилась из его объятий. – Он привез тебя домой, на ранчо, примерно в два часа ночи. Он спас тебе жизнь, Патрик.

Эти слова восстановили пробел в его памяти, будто краеугольный камень встал на место в воздвигнутой арке. Он, как ему вдруг показалось, услышал слова Улисса:

– Я уже потерял мать. И не хочу потерять отца.

– Я хочу видеть своего сына, – сказал Патрик.

– Ты только что проснулся. Не хочешь сначала что-нибудь поесть?

Упоминание о пище пробудило к жизни его пустой желудок, отозвавшийся урчанием. Но Патрик решил не обращать внимания на это ощущение пустоты внутри.

– С едой можно повременить. Господь счел возможным дать мне еще один шанс, и я собираюсь правильно его использовать.

– Что сделать правильно?

– Все, моя дорогая Шарлотта, начиная с того, что хочу быть Улиссу хорошим отцом, настоящим отцом. Видишь ли, у меня есть ангел-хранитель, и я не собираюсь его разочаровывать. Я обязан Улиссу жизнью. Более того, пора платить долги.

До недавнего времени Патрик не помышлял о бренности своего тела, даже когда умерла Илке. Ему казалось, что никто не думает о смерти. Смерть – это то, что случается с другими. Если бы люди об этом думали, воины никогда бы не ступали на поле брани, а женщины никогда бы не решились иметь детей.

Но именно мимолетная встреча со смертью заставила его стать другим человеком, а точнее, просто человеком, каким в своей непомерной гордыне он себя и считал.

Шарлотта почувствовала его желание помириться с Улиссом. Она прочла это в выражении лица Патрика. Ей было знакомо это выражение, потому что много раз она видела его в зеркале на своем собственном лице. Особенно в первые годы своего брака с Найджелом, когда считала, что они еще могут решить все свои затруднения.

Найджел никогда не откликался на ее попытки, но чутье подсказывало Шарлотте, что Улисс обрадуется желанию отца помириться с ним.

И вдруг в ее мозгу мелькнула ужасная мысль: если Патрик помирится со своим сыном, ее общество перестанет быть ему необходимо.

В день, когда Шарлотта узнала о смерти Илке, она подняла парус на утлом суденышке изворотливости и полуправды. Малейшее изменение ветра могло сбить ее кораблик с курса.

Примирение отца с сыном разорвет пелену непонимания между ними, а с планами и надеждами Шарлотты будет покончено.