Вначале все помалкивали. По очереди наполняли банки, пробовали виски на вкус, ощущая, как огненная жидкость согревает внутренности. Завзятые выпивохи стояли либо сидели на корточках. Сплевывая время от времени табачную жвачку, они вели себя так, будто ждали начала митинга. Некоторые напоминали безработных, сидящих перед конторой, где нанимают на работу в шахту. В широкополых шляпах либо фуражках, в поношенных пиджаках поверх парусиновых комбинезонов, они смахивали на работяг, которым в жизни не повезло.

Билл Мартин – дьявол его разрази! – умеет-таки гнать бурбон! Выдерживает сусло шесть-семь суток и никакого дерьма не подмешивает для ускорения брожения или там для крепости. Ни конского каштана, ни карбида, ни щелока...

Да, Билл, конечно, профессионал. Потихоньку нагревает сусло, причем на медленном огне. Посуду употребляет только медную, а для охлаждения и конденсации паров использует мягкую родниковую водичку. И перегонный аппарат всегда содержит в чистоте.

Прежде чем разлить бурбон для выдержки и созревания в черненные углем бочонки из древесины дуба, он еще разок перегоняет первач и фильтрует его через угольный фильтр. И непременно выдерживает виски два, а то и четыре месяца – по его словам, самый оптимальный срок, чтобы бурбон приобрел цвет. Если ждать невтерпеж, тогда валите отсюда и в другом месте пейте прозрачный первач.

Джейк Ройс всегда говорит: "Лучше подождать, ибо хороший бурбон не бьет по мозгам на следующее утро". Рой-су всегда все поддакивают. Хотя всем известно: если пьешь от пуза, на следующее утро голова гудит, как котел, а во рту будто эскадрон ночевал. И до полудня успеваешь выхлебать литра три воды, шесть чашек кофе и пару бутылок содовой. Сегодня они пожаловали к Биллу Мартину по двум причинам. Во-первых, выпить, а во-вторых, конфисковать противозаконное зелье...

Шериф округа мистер Бэйлор сразу отставил в сторону пять полугаллонных[1] банок и заплатил за них Биллу восемь долларов. Это примерно половина рыночной цены, которую мистер Бэйлор называет «конфискационной стоимостью».

Не собирается он "квасить" здесь всю ночь со всякими сосунками – свою долю он, человек серьезный, забирает к себе в "форд".

Был здесь и Бад Блэкуэлл вместе со своим отцом и женатым братом Реймондом. Бурбон ничего себе, сказал Бад, но ему случалось пробовать и получше. Потом он стал подбивать брата, Вирджила Уортмана и еще парочку выпивох взять бутыль бурбона с собой да закатиться в город, а там снять девочек и погулять как следует. Тоска берет торчать здесь со старичьем и слушать их разговоры про закрытые шахты, затопленные низины, про президента Герберта Кларка Гувера – будь он неладен! – и проклятые финансовые банки.

Какие сладкие девчонки томятся в Марлетте! Сладкие и на все готовые! А то можно завалиться в одно местечко в Корбине. Возле железной дороги... Там тоже девочки хоть куда. Он как-то раз был у них в гостях со своим папашей. Реймонд тогда с ними не поехал, он тогда и года не был женат.

Бад достал перочинный ножик, вырезал кружок на своей пачке жевательного табака и начал отколупывать от плитки кусочки, причем лезвие у него всякий раз застревало.

Джим Боб Уортман какое-то время молча сидел на ступеньках, потягивая бурбон. Вдруг он поднялся, схватил свой дробовик, разрядил оба ствола в хлев Билла Мартина и стал кричать, будто заметил на сеновале одного вонючего янки. Силы небесные, сказал Бад Блэкуэлл, да отведите вы этого пропойцу дрыхнуть, пока он не начал рассказывать о Гражданской войне. Восемьдесят четыре года старикану, а с молодежью заодно!

Вирджил подхватил Джима Боба Уортмана и поволок к машине, уговаривая того успокоиться. Вирджил уверял старика, будто тот уложил янки наповал, и это лучший выстрел, какой он когда-либо видел. Старик твердил, мол, он добился своего в 1863 году в битве у хребта Лукаут-Маунтин. Вирджил поддакивал, опасаясь, как бы выживший из ума дуралей не подстрелил ненароком мула Билла Мартина либо одну из его гончих. Наконец старик заснул на заднем сиденье.

Кто-то спросил у Билла, работает ли у него радио. Хорошо бы послушать программу из порта Нашвилла, что на реке Камберленд, но в штате Теннесси. Нет, ответил он, оно уже давно не работает. Тот, кто надумал послушать музыку, начал укорять Билла. Мол, у него над дырой в земле свет горит, а радио не работает! И тогда Джейк Ройс тихо посоветовал любителю музыки быть поосторожнее в выражениях, говоря об отце Билла Мартина. А то Билл не так его поймет и все зубы выбьет и ребра пересчитает. Джейк Ройс вообще-то смекалистый мужик. Чтобы сменить пластинку, он громко спросил, дескать, если Билл Мартин гонит лучшее виски, у кого же тогда виски худшее?

Это была обычная шутка. Местные самогонщики, такие, как Блэкуэллы, Стамперы или Уортманы, вечно подтрунивали над чужим виски. Один из "понятых" мистера Бэйлора стоял на крыльце. Так вот, он возьми и скажи, мол, конечно, худшее виски у Арли Стампера. Ведь он продает под видом чистейшего бурбона ослиную мочу.

Арли в это время как раз возвращался из сортира. Поднимаясь по ступенькам, он ухмыльнулся и, подойдя ближе к зубоскалу, как врежет ему правой в челюсть. Придержав левой за плечо, врезал еще раз и сбросил с крыльца.

Потом мутным взором посмотрел на распластавшееся внизу тело и спросил у Джейка Ройса:

– Мистер Ройс, кому это я вмазал по рыльнику?

Бад Блэкуэлл сделал большой глоток. Держа банку прямо перед собой, он задумчиво уставился в темноту. Наконец, помотав головой, произнес:

– Кстати, об ослиной моче. Хотелось бы знать, который из мулов нашего Билла постарался?

Он не смотрел на Билла, стоявшего на крыльце. Но он знал: тот его отлично слышит. Бад отпил еще глоток и неторопливо облизнул губы. Будто он дегустатор, оценивающий послевкусие.

– Либо это ослиная моча, либо бурбон покойного Джона Мартина, – гаркнул Бад. – Ставлю десять долларов.

Кое-кто посмотрел в его сторону. Многие сообразили, куда клонит Бад. Потом все перевели взгляд на Билла.

Во дворе воцарилась мертвая тишина.

Затем все придвинулись поближе. Вот-вот начнется представление.

Билл спустился с крыльца и подошел к Баду Блэкуэллу. Бад вручил ему банку.

Все молча наблюдали, как Билл поднес ее к губам и сделал большой глоток. Интересно, сколько виски он уже успел к себе в брюхо закачать? Никто не знал, какими возможностями он обладает, но никто никогда не видел его буйным либо болтливым. Даже и пьяный он был себе на уме. "Вот сукин сын! – сказал как-то Бад Блэкуэлл. – Может окосеть, способен раз пять за вечер свалиться с крыльца и ни разу даже не матюгнется. Ойкнет, и все!"

А вдруг сейчас будет по-другому и у Билла сдадут тормоза? В доме тоже стало тихо. Все услышали: Бад вздумал глумиться над Биллом.

Мистер Бэйлор, соседи в годах, в том числе и отец Бада, вышли на крыльцо. Блэкуэлл-старший покручивал усы, посмеивался и покачивал головой, словно все шутка, не всерьез. Однако было заметно, что на самом деле он опасается, как бы его Бад не схлопотал под зад коленом.

Бад снова взял у Билла банку, поднес к коптилке, чтобы всем все было видно.

– Говоришь, твоя продукция, а?

Билл проявил терпение. Он догадывался, что будет дальше.

– Кому и знать, как не мне! – спокойно ответил Билл. Задрав голову, Бад сделал вид, будто изучает остатки бурбона янтарного цвета на донышке банки.

– Слышь, Билл, а к ветеринару ты своего мула водил? На крыльце послышался смех. Блэкуэлл-старший расхохотался было в голос, но сразу прикусил язык.

Билл хранил молчание.

– Ага! Вижу какие-то крошки, – продолжал Бад. – Вроде бы это жучки. Что там, Билл, жучки-паучки?

Причин заводиться у Билла не было, но и молча сносить издевки Бада было неразумно.

– Значит, по-твоему, – протянул он, – в бочонок либо мой мул нассал, либо мой папаша. – Билл говорил, не повышая голоса, но Бад насторожился. А Билл продолжал: – Ты либо напрашиваешься и хочешь схлопотать по башке, либо стараешься меня разозлить, втянуть в спор. Допустим, я скажу, что мой отец гнал лучшее виски в восточном Кентукки. Тогда ты возразишь и скажешь: коли правда, докажи. А я отвечу, мол, как же я докажу, если он давным-давно в могиле.