— Да уж,  — я снова почувствовал холод, идущий изнутри меня.  — Кстати, как скоро меня нашли? И каким образом ты вообще здесь оказалась?

 — Не слишком много информации для первого дня? – бросила Ева тревожный взгляд в мою сторону и тут же отвела глаза.

 — Нисколько. Я прекрасно себя чувствую и сгораю от любопытства.

Девушка нерешительно обернулась, адресуя доктору немой вопрос. Тот на минуту оторвался от своих графиков, таблиц данных и диаграмм на экране и кивнул Еве.

 —Ладно, слушай. Только не волнуйся, прошу!

 — Обещаю.

 — На Око ждали приезда дознавателя, врача и сотрудника министерства. Так вот, я и есть тот сотрудник, который вёл весь проект от начала и до конца. Мы должны были приехать через пару дней, так и сообщили официально. Но планировался более ранний визит, неожиданный.

 — Почему? – я напрягся. Ответ значил для меня слишком много.

Ева побледнела и медлила с ответом, разглядывая свои сложенные на коленях руки. Решившись, произнесла быстро, избегая прямого взгляда в мою сторону:

 — Ждали, что настоящий преступник попытается снова тебя убрать.

 — Что?!  — кровь прилила к голове. Попытка встать на ноги стоила мне резкой боли и черноты перед глазами. - Роль подсадной утки готовили? Ты изначально знала, что будет покушение, да? И возможно, меня убьют?

Я задыхался от звенящей в голове волны ярости. Мне хотелось выкинуть её отсюда и больше никогда не видеть! Впрочем, на чьей стороне она была изначально? Это я поддался фантазиям и глупым домыслам, не имеющим ничего общего с реальностью!

 — Макс, прошу тебя, успокойся! Всё не так, как тебе кажется. Тебе ничто не угрожало на самом деле,  — торопливо схватила она меня за руку, которую я тут же, с холодным призрением, отдёрнул. Мой мирок в очередной раз рухнул!

 — Конечно, мне ничто не угрожало,  — парировал я с ледяным спокойствием.  — Просто меня пытался отравить сначала доктор, потом убить шеф с психологом, вывезя на Пустошь, в которой выжить, по всеобщему мнению, нереально. Действительно, что могло мне угрожать? Должно быть, я чересчур мнителен.

 — Макс, ты принимал сэлин, помнишь? Это не только лекарство от возможной комы, но и противоядие, иммуномодулятор. Он здорово повышает защитные силы организма, человек при длительном приёме приобретает почти нечеловеческую выносливость.

 — Довольно врать-то. Не надоело, Ева? Чего я ещё не знаю? Хочешь убедить меня, что я стал суперменом? Человеком икс? Тогда не подскажешь, почему в который раз я оказываюсь на больничной койке?  — моя язвительность достигла пика. Ева сидела, не шелохнувшись, с побелевшими губами. Казалось, она вот-вот расплачется. Я не унимался и не хотел её жалеть.

Доктор Эрик подошёл на шум, у него были добрые ярко-синие глаза, излучавшие свет, словно два топаза на невыразительном лице.

 — Успокойтесь, Иллионов! Или я вколю вам сильное снотворное, чтобы вы спали до самого Эллиона!

Я замолчал, иначе точно скажу какую-нибудь гадость, о которой впоследствии могу пожалеть.

Эрик повернулся к Еве, словно отгораживал меня от дальнейших расспросов. Та встала и, кивнув, тихо вышла с опущенной головой.

Я примирительно поднял руки, показывая, что урок усвоил. Метнув неодобрительный взгляд, Эрик вернулся к монитору. Стены лазарета стали матовыми.

Я долго ещё не мог прийти в себя, потому что не знал, как мне теперь быть и кому вообще можно верить. Одно было ясно: Ева просто меня использовала, чтобы сделать карьеру. Так бывает, и от этого мне было ещё больнее.

***

Лазарет меня изрядно достал.

Следующие несколько дней, к счастью, я не виделся с предательницей Евой. За это время моё отношение к ней постоянно менялось: от ненависти и презрения до попыток найти оправдание. Хотелось бы думать, что Еву заставили, что она не была в курсе планов начальства и так далее. Но  всё это было ложью, Ева не отрицала свою вину, более того, я получил е полное признание. А слёзы? Женщинам заплакать несложно.

Приходил ко мне в лазарет и дознаватель. Широкоплечий человек неопределённого возраста в одежде мышиного цвета интересовался, была ли Николь соучастницей Рэнга. Так я узнал, что она выжила после сильного удара по голове, тоже была в коме, пару дней назад её перевели в комнату. Я же, по-прежнему, валялся то ли в больнице, то ли в тюрьме.

Признаться, я сомневался, выдавать ли Николь правосудию. Даже не представлял, что ждет её в таком случае. Тюрьма? Смерть? С одной стороны, она явно жертва, а с другой - палач, у которого в отличие от остальных не было весомого оправдания. После недолгой внутренней борьбы, я решился:

 — Нет, ни Александр Рэнг, ни Алина Чертанова не упоминали о Николь как о сообщнице. Не думаю, что она была в курсе их планов.

По крайней мере, последняя фраза была верна.

Дознаватель с явным подозрением изучал меня, так что в пору было задуматься, не был ли я сам в сговоре с преступниками. После он, пожелав мне выздоровления, покинул мою палату.

Вскоре, моё состояние официально признали удовлетворительным, и Эрик выпустил меня из-под наблюдения, как коршун выпускает добычу, оказавшуюся несъедобной.

Я переступил порог комнаты с таким чувством, будто и не находился там несколько месяцев. Запах затхлости ударил в нос, как в давно нежилых домах. Камин, кресло-качалка, рабочий стол накрыты чехлами, на мне, видать, поставили крест. Я открыл ставни, и дневной свет хлынул в комнату, прогоняя тени прошлого. Стараясь не шуметь, двигал кресло, проверил камин, словом, делал всё, чтобы могильная тишина отступила.

Как я желал бы поскорее убраться, нырнуть обратно под толщу воды или жить где-нибудь на Поверхности отшельником, если такое возможно. Вечерами раскачивался в кресле у камина и вспоминал события, приключившиеся со мной на станции. Всё здесь оказалось фальшивым, даже камин, на который я сейчас смотрел: он давал тепло, но огонь, всё одно, был искусственным. Настало время поддельных вещей и фальшивых людей!

***

Вечером меня посетила Николь. Я был поражён происшедшею с ней переменой. Она похудела,  осунулась, синие глаза потускнели. Серый балахон подчёркивал болезненную худобу, будто она только что из концлагеря. Почти бесшумно девушка проскользнула в комнату, словно тень той, которая считала себя любимой. Это нас объединяло. Может, поэтому я её не выгнал.

 — Можно присесть? Мне тяжело стоять, – начала она с хрипотцой в голосе без всякого приветствия. От неё исходил тонкий запах пота, смешанный с мускусом. Эллионцы давно решили проблему запахов, ликвидировав неприятные. И это была очередная ложь!

Я молчал, она тяжело опустилась в кресло у стола. Я присел напротив, в качалку у тлеющего камина. Пришла ли она затем, чтобы просить и дальше хранить её постыдную тайну? Какое-то время мы просто сидели, как два повреждённых челнока, выброшенных на берег сильным штормом, когда остальные суда уничтожила буря. Да и челноки вряд ли снова увидят море. Лучше быть разбитым бурей кораблём, чем уцелевшей поломанной лодочкой.

 — Почему ты меня не выдал?  — Николь первой нарушала траурную тишину.

 — Мне кажется, что больше, чем сейчас тебя уже не накажешь,  — ответил я просто и без всякого выражения, задумчиво покачиваясь в кресле.

 — Я хочу объяснить свой поступок.

 — Прости, но мне не интересны твои оправдания, они не умаляют вины.

 — И всё же. Позволь мне сказать, и ты меня больше не увидишь. Обещаю.

Я пожал плечами.

 — Как хочешь. Только без слез и истерик. У меня и так расшатанные нервы. Договорились?

Она кивнула, некоторое время собиралась с духом, вздохнув, с опущенной головой начала монолог:

 — Мне тридцать семь лет, - сказала она и замолкла. Я ждал продолжения. Это конечно, коротко и без истерик, но всё же я хотел более внятного объяснения. Она глядела в камин, где периодически вспыхивали электрические угольки. Николь не шевелилась, будто сказала достаточно.

 — Уже тридцать семь,  — девушка снова замолкла, и после секундной паузы её приятный голос зазвучал с прежней силой. Так говорят люди, которым нечего терять.