Анари провел открытой ладонью перед маской, словно пыль с нее смахнул. То же самое проделал кардинал, повторив ритуальный знак поклонения Безликому.

– Оно так, – со вздохом согласился священнослужитель. – Но выпутываться-то нам.

– Значит, выпутаемся. Думай, что делать будем.

– По-прежнему уповая на Безликого?

В тоне Раднука сквозило сомнение. «Если даже кардинал в это не верит, что уж говорить об остальных?» – подумал король с горечью. Вслух же твердо сказал:

– Я, кажется, ясно выразился: следуем воле предков. Итак, я тебя внимательно слушаю.

– Что насчет… гололицых?

Последнее слово было произнесено с таким неприкрытым презрением, что Анари всей кожей почувствовал летящую в него противную слизь и поспешил отгородиться от эмоций кардинала, создав невидимый щит. Пришлось резко взмахнуть рукой. Чтобы не смущать собеседника, выдал это за обычный жест, прикрыв его словами:

– Забудь. Они ясно дали понять, что не станут вмешиваться. Не удивлюсь, если вся эта ситуация возникла именно с их подачи. Нам надо рассчитывать лишь на себя.

– Ну, коли так…

Раднук опустился в кресло, которое до него занимал Мацкевич. Посидел какое-то время в задумчивости, барабаня длинными пальцами по столу. Наконец, заговорил растянуто, тщательно подбирая каждое слово:

– Путь у нас один – возрождать веру. Причем быстро и эффективно, чтобы и люди вновь обратили свои взоры к Безликому, и подстрекатели с разными болтунами утихомирились. Как мы можем это сделать? Есть один способ… Но вряд ли он придется по вкусу Вашему Величеству.

Глаза под серой маской выжидающе уставились на короля. Но Анари молчал. Тогда кардинал решительно выдохнул:

– Клану Куал нужно породниться с Безликим…

– Что?! – Король вскочил с места. – Отдать мою дочь?..

– …Провести обряд бракосочетания между принцессой и нашим божеством, – невозмутимо продолжал Раднук. – Это успокоит народ и отвадит захватчиков.

– Да в своем ли ты уме, Ваше Святейшество? – Анари нервно заходил вокруг стола. Легкая мантия затрепетала за спиной, едва поспевая за королем. – Как тебе в голову могло прийти! Обречь мою девочку, мою Таяну на вечное безбрачие! Ради чего? Ради призрачного единения с богом?

– Ради спокойствия и процветания Куалорна.

Кардинал был все так же невозмутим. Его спокойствие отрезвляюще подействовало на короля. Тот остановился, буравя взглядом серую маску собеседника.

«Милостивые боги! А ведь он тысячу раз прав. Этот обряд может спасти нас. Никто не посмеет поднять руку на родню божества, пусть даже им будет сам Хронг, творец смерти. Испугаются. Тем более Безликого, что видит всех насквозь, невзирая на маски. И казна будет столь же полна. Траты на свадьбу не в счет. Но как же не хочется этого делать! Что я скажу дочери?»

Анари тяжело опустился в кресло. Сейчас он выглядел, как изможденный, побитый жизнью старик. Сгорбленная спина прижата к мягкой обивке, голова опущена, длинные руки безвольно свисают с подлокотников.

– Неужели больше ничего нельзя придумать? – едва слышно проговорил король.

– В создавшейся ситуации мне это кажется единственно верным решением. Принцесса Таяна уже достаточно взрослая, Ваше Величество. Она все поймет.

– Но как быть с Лемис-Бертом? Таяна обещана ему в жены. И насколько я знаю, они друг другу далеко не безразличны. Вряд ли такая весть обрадует Берта. А что предпримет его отец? – Анари медленно поднял голову и, глядя прямо в глаза кардинала, вкрадчиво произнес: – Ты понимаешь, что мы потеряем последнего союзника? Возможно, даже наживем злейшего врага, который, ко всему прочему, окажется у нас за спиной.

– Зато успокоим Вейсорн с Эльторном и Приворном, что уже немало. А один Лемисорн будет нам не страшен. К тому же от северян всегда можно откупиться.

Золотая маска короля, на которой, кажется, потускнело все вплоть до драгоценных камней, снова упала на грудь. Глаза бесцельно таращились в пол.

– Что ж, – бесцветным голосом произнес правитель, – судя по всему, иного выхода у меня нет.

– Крючков, подъем! – раздался над ухом оглушительный рев Смита.

Данила проворно соскочил с кровати, где заставил себя уснуть перед ночной сменой. Откинутое одеяло взмыло вверх и улетело куда-то в коридор, а сам техник едва не врезался в противоположную стену небольшой комнаты отдыха. Сказывалось отсутствие привычки к пониженной силе тяжести. Смит посмеивался в сторонке. Вот ведь зараза, наверняка специально устроил весь этот балаган с внезапным подъемом. Ничего, будет и на нашей улице праздник.

Молча заграбастав свой камуфляж, Данила стал одеваться, постепенно отходя ото сна. Понял вдруг, что разбудили его раньше, незадолго до момента, когда должен был сработать «внутренний будильник». Поднял вопросительный взгляд на Фредерика, который как раз вносил из коридора улетевшее одеяло.

– Мацкевич здесь, – кратко пояснил тот. – Хочет пообщаться перед началом работы.

И поманил Крючкова за собой.

Посол сидел на кухне, жадно уплетая приготовленное на скорую руку жаркое из плодов каких-то местных растений и яиц неведомой домашней птахи. Такой же худой, как Фредерик, он был гораздо выше дэдээровца. Согнутые колени едва не упирались в столешницу, а острые локти свисали с ее противоположных краев, дотянуться до которых Крючков мог бы, разве только на всю раскинув руки.

«Их сюда по росту, что ли, отбирают, чтобы внешне на фростиан походили? – невольно подумал Данила. – Я уж точно никаким боком в эти параметры не вписываюсь». Действительно, он здесь самый низкий. Единственное исключение из правил. Даже программист Луи выше, хоть и ненамного.

Аромат пищи витал в воздухе, бесцеремонно властвуя в тесном пространстве маленькой кухни. Желудок сразу дал о себе знать громким урчанием, напоминая, что пора бы подкрепиться. Услышав этот стон, Смит хмыкнул, взял чистую тарелку, наложил туда из сковородки несколько зажаренных кусков и поставил на стол на свободное место. Кивнул технику – садись, мол, ешь.

– Раз ты такой предусмотрительный, – язвительно пробурчал Данила, отодвигая стул, – может, заодно и чаек заварил?

– Пришлось, – грустно вздохнул разведчик, доставая чашки. – Никто не додумался установить в бункере кофейный автомат.

– Обойдетесь, – прошамкал Мацкевич. Пожевал, проглотил еду, потом закончил: – Здесь и так приборов мама не горюй. Хотите, чтобы фростиане таки пронюхали про бункер?

Данила успел забросить в рот приличную порцию жаркого. Черт, горячее!.. Пока, остужая, перекатывал пищу на языке, прошло время. Потому спросил с небольшим запозданием:

– А чем так заметен кофейный автомат?

Ему ответил Фредерик, разливающий по чашкам дымящийся чай:

– Сам по себе ничем. Но если в одном месте скопится много приборов… Уж не знаю как, но любые наши работающие комплексы «шесты» за версту чуют. Электроника просто приводит их в бешенство…

– Фрэд! – перебил вдруг Мацкевич. – Я же просил не называть фростиан этим дурацким прозвищем.

– Извини, Арон. Забыл, как болезненно ты к этому относишься.

Подсаживаясь к столу с чашкой чая в руке, Смит откровенно лыбился. Похоже, никакой забывчивостью он вовсе не страдал, что было бы по меньшей мере странно для разведчика. Просто решил немного поддразнить шефа. Ну и пройдоха.

Отпив из чашки, дэдээровец принялся объяснять:

– Аборигены каким-то непостижимым способом легко находят и ломают нашу аппаратуру. Для этого им даже не обязательно к ней прикасаться. Потопчутся поблизости, уйдут, а у нас все тухнет. Чего не скажешь об отдельных, модульных системах. Но и те летят время от времени.

– Разобраться не пробовали, в чем тут дело?

– А как же, пытались. Только все без толку. Я ж говорю, никакая аппаратура рядом с «шес…», извини, Арон, рядом с фростианами не выдерживает. Либо сразу отрубается, либо вообще дымить начинает. Успевали только зафиксировать повышение активности биополей аборигенов, резкий всплеск статического напряжения, и все. Вообще их биополе – это нечто! Оно намного больше и активнее нашего. Его можно почувствовать даже без приборов, как воздух затвердевший или там разряд электрический. А иногда и увидеть, если… фростианин впадает в ярость, например.