— Моя кукла, мамочка, моя кукла! Мелисса!

— Нет времени, — бросил коп. — Не могу. Тэк.

Он развернулся, зацепив обочину, и помчался на восток, оставив за собой шлейф пыли. Задние колеса чуть занесло, но коп выровнял машину. Только тут Ральф понял, как быстро все произошло. Еще десять минут тому назад они ехали в своем кемпере в противоположную сторону. Ральф как раз собирался предложить Дэвиду сыграть в «Двадцать вопросов», не потому, что ему этого очень хотелось, а от скуки.

Зато теперь ему было совсем не скучно!

— Мелисса До-о-о-орогуша! — завизжала Кирстен, а потом расплакалась.

— Успокойся, Пирожок, — повернулся к ней Дэвид. Так он ласково называл свою младшую сестренку. Откуда взялось это прозвище, никто не знал. Эллен думала, что Дэвид так укоротил Сладкий Пирожок, но, когда как-то вечером она спросила об этом мальчика, тот лишь пожал плечами и улыбнулся:

— Нет, просто Пирожок. Пирожок, и все.

— Но Лисса вся испачкалась. — Кирстен подняла на брата мокрые от слез глаза.

— Мы вернемся, заберем ее и почистим, — успокоил ее Дэвид.

— Обещаешь?

— Конечно. Я даже помогу тебе вымыть ей волосы.

— Моим любимым шампунем?

— Конечно. — И он чмокнул ее в щечку.

— А если придет плохой дядька? — спросила Кирстен. — Такой же плохой, как мистер Большой Теневик? Если он утащит Мелиссу Дорогушу?

Дэвид прикрыл рот рукой, чтобы скрыть улыбку.

— Не придет. — Мальчик посмотрел в зеркало заднего обзора, пытаясь поймать взгляд копа. — Не придет?

— Нет, — ответил коп. — Человек, которого мы ищем, не таскает кукол. — Ровный, бесстрастный, деловой голос.

Подъезжая к указателю поворота на Безнадегу, коп притормозил, а поворачивая, прибавил скорость. Ральфа бросило на дверцу. Он уже испугался, что машина перевернется, но нет, коп знал, что делает. Теперь они мчались на юг, и впереди вырастал гигантский вал, кое-где прорезанный траншеями, похожими на шрамы.

— Так кто он? — спросила Эллен. — Кто этот тип? И каким образом к нему попала эта штука? Не помню, как она называется.

— Дорожный ковер, мама, — ответил ей Дэвид. Он водил пальцем по сетке, разделявшей переднее и заднее сиденья. Задумчивый, озабоченный, без тени улыбки.

— Таким же образом, как и оружие, из которого он стреляет, и машина, на которой он ездит, — ответил водитель. Они как раз проскочили Рэттлснейктрейлер-парк, а затем здание Безнадегской горнорудной компании. Впереди, над перекрестком, мигал желтый светофор. — Он коп. И вот что я вам скажу, Карверы: иметь дело с чокнутым копом — удовольствие маленькое.

— Откуда вам известна наша фамилия? — поинтересовался Дэвид. — Вы же не спрашивали у моего отца водительское удостоверение. Так откуда вы знаете нашу фамилию?

— Прочитал, когда твой отец открыл дверь. — Коп взглянул в зеркало заднего обзора. — На маленькой табличке над столом. «ГОСПОДИ, БЛАГОСЛОВИ НАШ ДОМ НА КОЛЕСАХ. КАРВЕРЫ». Умно!

Что-то в словах копа обеспокоило Ральфа, но в тот момент он не придал этому особого значения. Страх его продолжал расти с того самого момента, как коп с необычайной легкостью выдернул их из дома на колесах, а теперь вез неизвестно куда. Странный страх, подумал Ральф, какой-то сухой (ладони-то не вспотели), но страх.

— Коп, — неожиданно для себя вслух произнес Ральф, думая о фильме, который как-то в субботу взял напрокат в соседнем видеосалоне. Не так уж и давно. «Коп-Маньяк» — так он назывался. На футляре поверх названия шла рекламная надпись: «ВЫ ИМЕЕТЕ ПРАВО ЗАМОЛЧАТЬ. НАВСЕГДА». Забавно, какие глупые мысли иной раз лезут в голову. Только сейчас Ральф не находил в этом ничего забавного.

— Коп, правильно, — ответил коп. По голосу чувствовалось, что он улыбается.

Неужели? — спросил себя Ральф. И как же звучит улыбка?

Он ощущал, что Эллен смотрит на него, но не решался встретиться с ней взглядом. Не знал, что они смогут прочесть в глазах друг друга, а выяснять это ему не хотелось.

Коп, однако, улыбался. В этом у Ральфа сомнений не было.

Но почему? Что забавного в вырвавшемся из-под контроля копе-маньяке, или в шести проколотых колесах, или в семье из четырех человек, зажатой на заднем сиденье патрульной машины, на дверцах которой отсутствуют ручки, или в любимой кукле моей дочери, оставшейся лежать в пыли в восьми милях отсюда? Что мог найти в этом забавного остановивший их полицейский?

Ральф не знал. А по голосу копа чувствовалось, что тот улыбается.

— Вы ведь сказали, этот тип служит в дорожной полиции? — спросил Ральф, когда они проезжали под светофором.

— Посмотри, мамочка! — внезапно воскликнула Кирстен, на какое-то время позабывшая о Мелиссе Дорогуше. — Велосипеды! Велосипеды на улице, и они стоят на головах! Вон там. Смешно, правда?

— Да, моя сладкая, я их вижу, — ответила Эллен. Похоже, стоящие на седлах велосипеды не вызвали у нее такого же приступа веселья, как у дочери.

— В дорожной полиции? Я этого не говорил. — По голосу вновь чувствовалось, что здоровяк за рулем улыбается. — Он городской коп.

— Правда? А сколько же копов в этом маленьком городке?

— Было еще два, — улыбка в голосе стала еще очевиднее, — но я их убил.

Он повернул голову, и Ральф увидел, что коп вовсе не улыбается. Он ухмыляется. Во все тридцать два зуба. Ральф отметил, что они у него тоже огромные.

— Теперь к западу от Пекоса[12] закон — это я.

У Ральфа отвисла челюсть. А коп все ухмылялся и вел машину, повернувшись затылком к лобовому стеклу. Так, не оборачиваясь, он плавно затормозил у муниципалитета Безнадеги.

— Карверы, — со значением произнес он, продолжая ухмыляться, — добро пожаловать в Безнадегу.

Часом позже коп бежал к женщине в джинсах и футболке, грохоча по деревянному полу ковбойскими сапогами, ухмылка уже исчезла, и Ральф почувствовал, как его охватывает дикая радость. Коп настигал женщину, но той удалось — просто повезло, едва ли она сделала это сознательно оказаться по другую сторону стола, выиграв тем самым драгоценные секунды. Ральф видел, как она взвела курки двустволки, лежавшей на столе, как поднесла приклад к плечу в тот самый момент, когда ее спина уперлась в прутья решетки самой большой в комнате камеры, как ее палец лег на спусковые крючки.

Коп-здоровяк торопился, но ничто не могло его спасти.

Застрелите его, леди, мысленно молил женщину Ральф. Не для того, чтобы спасти нас, а потому, что он убил нашу дочь. Разнесите в клочья его гребаную башку.

За мгновение до того, как Мэри нажала на спусковые крючки, коп упал на колени перед столом, низко наклонив голову, словно собрался молиться. Двойной выстрел в замкнутом помещении прогремел громче грома. Пламя вырвалось из обоих стволов. Ральф услышал, как торжествующе закричала его жена. Но она поторопилась. Шляпу а-ля медвежонок Смоки снесло с головы копа, однако сам он остался невредим. Ружье было заряжено крупной дробью, для охоты на дичь, а не на птицу. Дробины вонзились в стену, по пути превратив шляпу в решето. Если б они попали копу в живот, его разорвало бы пополам. От осознания этого Ральфу стало еще горше.

Коп-здоровяк навалился на стол и с силой толкнул его к камере, предназначавшейся, как решил Ральф, для пьяниц. К камере и женщине, прижавшейся к решетке. Толкнул вместе с креслом, вдвинутым между тумбами. Спинку кресла мотало из стороны в сторону, ролики скрипели. Женщина попыталась загородиться ружьем, но не успела. Спинка врезалась ей в бедра, живот, вдавив ее в решетку. Женщина вскрикнула от боли.

Коп-здоровяк раскинул руки, словно Самсон, готовящийся сокрушить храм, и с двух сторон ухватился за крышку стола. Хотя от грохота ружейных выстрелов у Ральфа еще звенело в ушах, он услышал, как у копа под мышками треснули швы форменной рубашки цвета хаки. Коп оттащил стол назад.