— Нет, ты знал. — Эллен Карвер говорила мягким, успокаивающим тоном, на который сразу переходит человек, когда понимает, что его собеседник душевнобольной. — Джин Мартин приходил к нам два или три года подряд, собирал пожертвования для голодающих африканцев.

— Правда? Я его не видел. Наверное, был в школе.

— Ерунда, — возразила Эллен не терпящим возражений голосом. — Обычно он появлялся под Рождество, когда у тебя были каникулы. А теперь слушай меня, Дэвид. После того происшествия с Брайеном ты, наверное… как бы это поточнее выразиться… подумал, что тебе нужна помощь. И твое подсознание подсказало единственное, что знало. Бог, которого ты услышал в момент сильнейшего потрясения, на самом деле твое подсознание. — Она повернулась к Ральфу. — Постоянное чтение Библии уже настораживает, но такое… Почему ты не сказал мне, что он каждый день молится?

— Потому что это очень личное. — Ральф не решался встретиться взглядом с женой. — И потом, это никому не вредит.

— Да нет, молитвы — это прекрасно. Без них никогда бы не изобрели тиски для пальцев и «испанский сапог». — Этот голос Дэвид слышал и раньше, нервный, звенящий голос, означающий, что мать на грани нервного срыва. Таким же голосом она сообщила ему, что Брайен в больнице. И продолжала так говорить примерно с неделю после его выписки.

Отец Дэвида отвернулся от жены, сунул руки в карманы и уставился в пол. От этого Эллен еще больше распалилась. Она резко повернулась к Дэвиду, и глаза ее вновь заблестели от слез.

— Какую же сделку ты заключил с ним, с этим замечательным Богом? Такую же, как со своими дружками, когда вы меняетесь автографами бейсболистов? «Слушай, как насчет того, чтобы поменять Брайена Росса восемьдесят четвертого года на Кирсти Карвер восемьдесят восьмого?» Такую? Или, может…

— Послушайте, конечно, это ваш сын, и вроде бы это не мое дело, но почему бы вам не утихомириться? Я догадываюсь, что вы потеряли дочь. Я потеряла мужа. У нас всех выдался нелегкий день.

Говорила женщина, стрелявшая в копа. Она уже сидела на койке. Черные волосы висели патлами, обрамляя осунувшееся, усталое лицо. Очень усталое. Дэвид не мог припомнить, чтобы ему доводилось видеть такие усталые глаза.

Он подумал, что сейчас мать обрушится на черноволосую женщину. Его бы это не удивило. Он вспомнил, как однажды, ему было тогда лет шесть, мать отчитала кандидата то ли в муниципалитет, то ли в законодательное собрание штата, который, устроившись около расположенного по соседству супермаркета, агитировал прохожих голосовать за него. Кандидат допустил тактическую ошибку, протянув Эллен буклет, когда она тащила ворох пакетов и опаздывала на какую-то встречу. Она повернулась к нему, словно разъяренная тигрица, и пожелала узнать, за кого он себя принимает, какие у него политические убеждения, какова его позиция в вопросе торгового дефицита, курил ли он «травку» и поддерживает ли он право женщин на участие в выборах. Кандидат тут же заверил ее, что право женщин на участие в выборах он поддерживает обеими руками. «Отлично, прекрасно, потому что я делаю выбор прямо сейчас и требую, чтобы вы убрались отсюда к чертовой матери!» — прокричала Эллен, и кандидат тут же ретировался, трусливо поджав хвост. Дэвид его не винил. Но что-то в лице черноволосой женщины (Мэри, подумал Дэвид, ее зовут Мэри) заставило мать сдержать эмоции.

В итоге она вновь сосредоточилась на Дэвиде.

— Ладно… так как же мы будем выбираться из этой передряги? Ты провел на коленях достаточно много времени, значит, что-то Бог тебе да сказал.

Тут не выдержал Ральф.

— Отстань от него! — прорычал он. — Отстань! Или ты думаешь, что больно только тебе?

Эллен презрительно оглядела мужа, оставшись при своем мнении.

— Так что? — Вопрос относился к Дэвиду.

— Нет, Он мне ничего не сказал.

— Кто-то едет! — воскликнула Мэри и попыталась выглянуть из окна, расположенного над ее койкой. — Черт! Решетка и матовое армированное стекло. Но я слышу, что кто-то едет!

Дэвид тоже слышал приближающийся шум мотора. Внезапно мотор взревел на полную мощность. Завизжали шины. Дэвид посмотрел на старика. Тот пожал плечами и поднял руки ладонями вверх.

Дэвиду показалось, что он услышал крик, полный боли. Потом крик повторился. Кричал человек. Ветер так завывать не мог.

— Что там такое? — спросил Ральф. — Господи! Кто-то кричит, словно его режут! Как вы думаете, это коп?

— Господи, как я об этом мечтаю! — Мэри все еще стояла на койке. — Я надеюсь, что в этот самый момент кто-то выдирает легкие из груди этого мерзавца! — Она посмотрела на остальных. Глаза по-прежнему усталые, но полные ярости. — Мы бы это только приветствовали. Не так ли? Какое бы это было счастье.

Мотор вновь взревел, не рядом со зданием муниципалитета, но и не очень далеко. Вновь взвизгнули шины, как они визжат в кино или на экране телевизора, но не в реальной жизни. Что-то затрещало. Дерево, металл, возможно, и то, и другое. Короткий гудок, словно кто-то случайно нажал на клаксон. Завыл койот. К нему присоединились второй, третий, четвертый. Они словно смеялись над надеждами черноволосой женщины. Шум мотора вновь начал приближаться.

Старик сидел на койке, зажав руки между коленями.

— Не тешьте себя напрасными надеждами, — заговорил он хриплым, унылым голосом, не отрывая глаз от пола. — Это он, и никто другой. Я узнал звук мотора.

— Отказываюсь в это верить, — отрезала Эллен Карвер.

— Ваше право, — пожал плечами старик. — Но это ничего не меняет. Я входил в состав комитета, который постановил выделить деньги на новую патрульную машину для города. В ноябре прошлого года мы с Колли и Диком отправились в Карсон-Сити, где и купили ее на аукционе. Эту самую машину. Я заглянул под капот, прежде чем мы сделали ставку, а потом полпути сидел за рулем. Этот автомобиль может разгоняться до ста десяти миль. Я узнал звук мотора. Машина наша.

Дэвид повернулся к старику и тут же услышал тихий, спокойный голос, который впервые обратился к нему в больничной палате Брайена. Как обычно, голос послышался неожиданно, и произнесенное слово вроде бы не имело никакого отношения к действительности.

Мыло.

Слово он услышал отчетливо, точно так же, как Ты уже молишься, когда он сидел на «вьетконговском наблюдательном посту» с закрытыми глазами.

Мыло.

Дэвид посмотрел в дальний левый угол камеры, которую он делил с мистером Седые Волосы. Унитаз без крышки. Рядом древняя, тронутая ржавчиной фаянсовая раковина. На ней, справа, кусок зеленого мыла, не иначе «Ирландская весна».

Снаружи все отчетливее слышался шум мотора патрульной машины из Безнадеги. А где-то в отдалении выли койоты. У Дэвида этот вой ассоциировался со смехом сумасшедших, сбежавших из дурдома.

4

Карверы, занятые своими переживаниями и копом, заманившим их на заднее сиденье патрульной машины, не заметили мертвого пса, висевшего на щите, приветствующем приезжающих в город. Откровенно говоря, собаку трудно было не заметить. После того, как Карверов провезли мимо, на нее обратили внимание стервятники. Уселись под ней на землю. Более отвратительных птиц Джонни никогда не видел. Один стервятник щипал клювом хвост овчарки, другой набросился на болтающуюся заднюю ногу. Тело пса раскачивалось из стороны в сторону в петле, наброшенной на шею. Джонни передернуло.

— Стервятники! — воскликнул коп. — Красавцы, правда?

Голос у него заметно сел. По пути в город коп дважды чихнул, и во второй раз его зубы окрасились хлынувшей из горла кровью. Джонни не знал, что с ним такое, да и не желал знать. Он лишь хотел, чтобы эта внутренняя болячка побыстрее отправила копа в мир иной.

— Могу тебе кое-что рассказать о стервятниках, — продолжал коп. — Они очень терпеливы и могут ждать целую вечность. К тому же осторожны, их на мякине не проведешь. Вы согласны со мной, mon capitaine?

— Как скажете, патрульный. — Джонни полагал, что не стоит понапрасну злить копа. Парень, похоже, одной ногой уже стоял в могиле, и Джонни хотелось присутствовать при окончании сего процесса.