Теперь с лестницы доносились шаги и звуки борьбы. К ним тащили женщину, но она рвалась назад.

— Мы должны ему помочь! — кричала она. — Мы должны помочь Питеру! Мы…

Крик оборвался, как только ее с силой втолкнули в комнату. Женщина в вылинявших джинсах и синей футболке влетела в нее с такой скоростью, что, ударившись бедром об стол, сдвинула его с места. И тут вдруг яростно заорал Дэвид. Ральф и не подозревал, что его сын может так кричать.

— Ружье, леди! — вопил Дэвид. — Возьмите ружье, застрелите, застрелите его, леди, застрелите!

Седой мужчина наконец-то вскинул голову. Лицо его было старым, темным от загара, под глазами тяжелые мешки.

— Возьмите ружье! — прохрипел мужчина. — Ради Бога, возьмите!

Женщина в джинсах и футболке посмотрела на мальчика, потом обернулась к двери, за которой слышались тяжелые шаги.

— Возьмите! — ворвался в уши Ральфа крик стоявшей рядом Элли. — Он убил нашу дочь, он убьет нас всех, возьмите!

Женщина в джинсах и футболке схватила ружье.

А как хорошо все шло до Невады.

Четыре счастливых странника стартовали в Огайо, держа курс на озеро Тахо. Там Элли Карвер и дети намеревались десять дней плавать, ездить по округе, осматривая достопримечательности и давая таким образом возможность Ральфу вдоволь поиграть в казино. В Неваду они выезжали в четвертый раз и второй раз — на озеро Тахо. Ральф всегда придерживался железного правила: прекращать игру, если проигрыш составит тысячу долларов или выигрыш — десять тысяч. В трех предыдущих поездках он ни разу не добрался до установленных им самим рубежей. В первой, поездке его проигрыш составил пятьсот долларов, во второй — восемьсот, зато в прошлом году он увез в Колумбус более трех тысяч долларов. Поэтому на обратном пути они останавливались в «хилтонах» и «шератонах», вместо того чтобы спать в кемпере в трейлерных парках, и старшие Карверы трахались каждую ночь. Ральф полагал, что это неплохое достижение для тех, кому под сорок.

— Ты, наверное, устала от казино, — предположил он в феврале, когда они с женой заговорили о предстоящем отпуске. — Может, на этот раз поедем в Калифорнию? Или в Мексику?

— Если мы там что и найдем, так это дизентерию, — ответила тогда Элли. — Невелика радость — смотреть на Тихий океан между пробежками в саsа dе роороо[8], или как они его там называют.

— А что ты скажешь насчет Техаса? Детям будет интересно взглянуть на Аламо[9].

— Слишком жарко, слишком исторично. А вот на озере Тахо прохладно даже в июле. И если ты не будешь просить у меня денег, когда кончатся твои…

— Ты же знаешь, что я никогда себе такого не позволяю, — возмущенно ответил Ральф. И действительно не позволял. Разговор этот происходил на кухне их дома в Уэнтуорте, неподалеку от Колумбуса, за столом, заваленным красочными буклетами с описанием различных маршрутов. Тогда они и не подозревали, что игра уже началась и первым проигрышем станет их дочь. — Я говорил тебе…

— Что ты бросишь играть, как только почувствуешь привыкание, закончила за мужа Эллен. — Я знаю, помню, верю. Тебе нравится Тахо, мне нравится Тахо, детям нравится Тахо. Так что поедем на озеро Тахо.

В итоге они забронировали номера в гостинице и еще сегодня (неужели сегодня еще продолжалось?) ехали по федеральному шоссе 50, самому пустынному шоссе Америки, держа путь на запад, к горам. Кирстен играла с Мелиссой Дорогушей, своей любимой куклой, Эллен спала, Дэвид сидел рядом с Ральфом и смотрел в окно, уперевшись локтем в колено и положив подбородок на кулак. Чуть раньше он читал Библию, подаренную ему новым приятелем, пастором (Ральф очень надеялся, что преподобный Мартин не гомик. Конечно, он женат, однако это еще ни о чем не говорит), но теперь она лежала на боковой полочке, с закладкой на той странице, которую не дочитал мальчик. Ральфу хотелось спросить у сына, что тот думает о прочитанном, но он знал: с тем же успехом можно спрашивать у столба, что тот думает. Дэвид (в крайнем случае Дэви, но никак не Дэйв) был мальчиком странным, непохожим на родителей. Да и на сестру тоже. Его неожиданный интерес к религии («путешествие Дэвида за Богом», как говорила Эллен) укладывался в череду этих странностей. Однако Дэвид не упрекал отца за то, что тот любит азартные игры, может иной раз выругаться и не бреется по уик-эндам, и это вполне устраивало Ральфа. Сына он любил, а странности предпочитал оставлять без внимания, полагая, что с годами все образуется.

Ральф уже открыл рот, чтобы спросить Дэвида, не хочет ли тот поиграть в «Двадцать вопросов» (после того как утром они миновали Эли, смотреть было не на что, и Ральфа мучила скука), когда вдруг почувствовал, что кемпер повело в сторону и в мерное шуршание шин по асфальту вкрался какой-то хлопающий звук.

— Папа? — В голосе Дэвида звучала озабоченность, но не паника. — Что-то не так?

— Разберемся. — Ральф нажал на педаль тормоза. — Похоже, возникли сложности.

Теперь, стоя у решетки и глядя на ошеломленную женщину в синей футболке, возможно, единственную их надежду на спасение от этого кошмара, он думал: Я-то имел в виду спущенное колесо и понятия не имел, с чем нам придется столкнуться.

Крик причинял ему боль, но Ральф закричал, не отдавая себе отчета, насколько схожи их с сыном интонации:

— Застрелите его, леди! Застрелите его!

Как говорила потом Мэри Джексон, никогда раньше не державшая в руках ни пистолета, ни винтовки, схватиться за ружье ее заставила фраза здоровяка копа: Я намереваюсь вас убить, вставленная им в предупреждение Миранды[10].

И он говорил на полном серьезе. Именно так. Мэри резко повернулась. Светловолосый коп-здоровяк стоял на пороге, глядя на нее ярко-серыми пустыми глазами.

— Застрелите его, леди, застрелите его! — закричал мужчина из камеры справа от Мэри. Он стоял рядом с женщиной, у которой полностью заплыл один глаз. А у самого мужчины левую часть головы покрывала корка запекшейся крови.

Коп бросился к ней, сапоги его грохотали по деревянному полу. Мэри подалась назад, к решетке большой камеры, что находилась напротив двери, взвела оба курка и приставила приклад к плечу. Она не собиралась предупреждать его. Коп хладнокровно пристрелил ее мужа, и она не собиралась предупреждать его о том, что будет стрелять, если он приблизится к ней.

Ральф тормозил и при этом легонько поворачивал руль вправо-влево. Он чувствовал, что кемпер тянет в сторону. Ему говорили, что есть только один способ удержать кемпер на дороге, если спустило колесо: вести его зигзагом. Хотя у Ральфа сложилось ощущение, что они лишились не одного колеса.

В зеркало заднего обзора Ральф взглянул на Кирстен, которая перестала играть с Мелиссой Дорогушей и теперь прижимала куклу к груди. Кирсти знала: что-то случилось, только не могла понять, что именно.

— Кирстен, сядь! — крикнул он. — Пристегнись!

Только к тому времени опасность миновала. Ральф сумел сбросить скорость до нуля, свернул на обочину, выключил двигатель и вытер пот со лба тыльной стороной ладони. Он похвалил себя за то, что неплохо справился с трудной задачей. Даже вазочка с цветами, что стояла на столике, и та не упала. Элли и Кирсти собрали эти цветы рано утром неподалеку от мотеля, пока он с Дэвидом грузили вещи и рассчитывались за ночлег.

— Ты прекрасный водитель, папа, — похвалил его Дэвид.

Эллен уже сидела, оглядываясь по сторонам.

— Зачем мы остановились, Ральф? И почему нас так трясло?

— Мы… — Он не договорил, уставившись в боковое зеркало. Сзади их настигала патрульная машина с включенной мигалкой. Визжа тормозами, машина остановилась в сотне ярдов, и из нее вылез коп невероятных размеров. Таких великанов Ральфу еще не доводилось встречать. Увидев, как коп выхватил револьвер, Ральф почувствовал, что у него учащенно забилось сердце.