До чего же прекрасно это чувство, как приятно родиться вновь в крепком теле человека, который каждое утро ест на завтрак четыре яйца и полфунта печени.

— Как мне ХОР-Р-РОШО! — рокочет Брэд Джозефсон. Кости его утолщаются, плечи становятся шире, череп больше. Он отбрасывает тело Риптона и широкими шагами направляется к двери. Рубашка трещит по швам, руки удлиняются, мышцы увеличиваются в объеме. Ступни растут не так сильно, хотя и рвут шнурки.

Тэк выходит из ангара, широко улыбаясь. Он прекрасно себя чувствует. Весь мир лежит у его ног. Даже член, и тот встает столбом, грозя разорвать джинсы.

Тэк здесь, вырвавшийся из колодца миров. Тэк велик, Тэк будет править, как правил всегда, в бесплодной пустыне, где растения кочуют с места на место, а земля притягивает к себе небо.

Демон садится в бьюик, и джинсы на заднице тут же лопаются по шву. Потом ему вспоминается наклейка на бампере «ШАХТЕРЫ ЗАКАПЫВАЮТСЯ ГЛУБЖЕ И ОСТАЮТСЯ ТАМ ДОЛЬШЕ», он улыбается, разворачивает автомобиль и едет в Безнадегу, оставляя за собой шлейф пыли.

Дэвид замолчал. Он по-прежнему сидел, уткнувшись взглядом в кроссовки. Дэвид так долго говорил, что у него сел голос. Взрослые стояли, образовав полукруг. Джонни предположил, что точно так же обступали юного Иисуса старые мудрые волхвы и слушали, как тот изрекает истины в последней инстанции. Он посмотрел на юную панкушку, подобранную Стивом, и прочитал на ее лице те же чувства, которые испытывал сам: изумление, восторг, веру. Последнее особенно тревожило его. Он должен выбраться из города, никто и ничто не сможет его остановить, но куда проще договориться с совестью, убедив себя в том, что у мальчишки просто поехала крыша и его рассказ не более чем плод разыгравшегося воображения. Да только он не мог убедить себя в этом.

Потому что ты знаешь, ребенку такого не выдумать, прокомментировала Терри.

Джонни присел на корточки, чтобы взять новую бутылку джолт-колы, и не заметил, как его бумажник (крокодиловая кожа, триста девяносто пять долларов) вывалился на пол из заднего кармана джинсов. Джонни постучал горлышком бутылки по руке мальчика. Дэвид поднял голову, и Джонни поразился тому, как он осунулся. Вспомнил об описанном Дэвидом Тэке, меняющем человеческие тела словно перчатки, потому что они слишком быстро выходят из строя, и задался вопросом, а сильно ли отличается от злобного демона Бог Дэвида.

— Таким вот образом он переходит из тела в тело, — просипел Дэвид. — Через дыхательные пути. Перелетает, как семечко, переносимое ветром.

— Поцелуй смерти вместо поцелуя жизни, — обронил Ральф.

Дэвид кивнул.

— Но что же поцеловало Риптона? — спросила Синтия. — Что поцеловало его, когда он вошел ночью в Китайскую штольню?

— Не знаю, — ответил Дэвид. — Или мне не сказали, или я не понял. Мне лишь известно, что произошло это у скважины, о которой я вам рассказал. Риптон вошел в эту комнату… зал… кан тахи притянули его, но ему не позволили прикоснуться к ним.

— Потому что кан тахи портят людей, которые могут послужить контейнерами для Тэка. — В голосе Стива не было вопросительных интонаций.

— Да.

— Но у Тэка есть материальное тело? Я хочу сказать, он… мы же не говорим о сгустке энергии? Или о душе?

Дэвид покачал головой:

— Нет, Тэк реален, это существо. Но перейти в Риптона он мог только в штольне, потому что не имел возможности самостоятельно выбраться через ини, скважину. У него есть материальное тело, но скважина слишком узка для него. Поэтому Тэку доступен только один способ: поймать человека, вселиться в него, превратить в кан така и менять людей по мере того, как их тела приходят в негодность.

— Что случилось с Джозефсоном, Дэвид? — спросил Ральф. Голос его был подавленным, словно у его обладателя совсем не осталось ни душевных, ни физических сил.

— У него был незначительный порок сердечного клапана. Ничего особенного. С этим Джозефсон мог бы жить и жить, но в него вселился Тэк и… — Дэвид пожал плечами. — Заездил его. За два с половиной дня. Потом он перескочил в Энтрегьяна. Вот уж кто был силен, протянул чуть ли не неделю, но его подвела слишком светлая кожа. Над ним постоянно подшучивали из-за кремов от загара, с которыми он не расставался.

— Все это тебе рассказал твой гид, — уточнил Джонни.

— Да. Пожалуй, его можно так называть.

— Но ты не знаешь, кто он.

— Почти что знаю. Хочется верить, что знаю.

— А ты уверен, что он пришел не от Тэка? Потому что есть поговорка: «И черт может ссылаться на Священное писание, если ему это выгодно».

— Он не от Тэка, Джонни.

— Дайте ему договорить, — вмешался Стив. — Хорошо?

Джонни пожал плечами и сел. Его рука чуть не коснулась выпавшего бумажника. Чуть, но не коснулась.

— В магазине скобяных товаров продавали еще и одежду. Рабочую одежду. Джинсы, рубашки и брюки цвета хаки, ботинки, все такое. Специальный заказ магазин делал для Курта Иомена, который работает… работал в телефонной компании. Шесть футов семь дюймов, самый высокий мужчина в Безнадеге. Вот почему, папа, мы не увидели лопнувших швов на одежде Энтрегьяна, когда он остановил нас на шоссе 50. В субботу вечером Джозефсон вломился в магазин, взял брюки, рубашку и ботинки, приготовленные для Курта Йомена, отвез их в здание муниципалитета и положил в шкафчик Колли Энтрегьяна. Уже тогда Тэк знал, чьим телом он воспользуется после Джозефсона.

— Тогда он и убил начальника полиции? — спросил Ральф.

— Мистера Рида? Нет. Не тогда. Рида он убил в воскресенье. Мистер Рид уже никому не мешал. Видите ли, Риптон оставил ему один из кан тахов, так что мистер Рид сильно изменился. В дурную сторону. На разных людей кан тахи действуют по-разному. Когда мистер Джозефсон убил его, мистер Рид сидел за столом и…

Отвернувшись, Дэвид поднял правую руку, сложил пальцы трубочкой и быстро задвигал рукой вверх-вниз.

— Мы тебя поняли, — кивнул Стив. — А Энтрегьян? Где он пробыл весь уик-энд?

— Вне города, как и Одри. Копы Безнадеги работали по контракту с округом. То есть им приходилось выезжать из города. В субботу утром, когда Риптон перестрелял бригаду Мартинеса, Энтрегьян был в Остине. Ночь на воскресенье — на ранчо Дэвиса. Следующую, последнюю ночь, когда он оставался Колли Энтрегьяном, — на родовых землях шошонов. Как я понимаю, у женщины.

Джонни прошелся по кузову до заднего борта и вернулся назад.

— Что он сделал, Дэвид? Что? Как получилось, что мы оказались здесь? Почему до сих пор никто не узнал о том, что творится в Безнадеге? Как такое могло случиться? — Он помолчал. — И еще один вопрос. Чего хочет Тэк? Вылезти из своей дыры в земле и размять ноги? Поесть свинины? Понюхать кокаина и выпить текилы? Потрахать молоденьких девочек? Спросить Боба Дилана, в чем смысл песни «Ворота Эдема»? Захватить власть над Землей? Что?

— Это не важно, — спокойно ответил Дэвид.

— Не понял.

— Важно только одно: чего хочет Бог. А Он хочет, чтобы мы спустились в Китайскую шахту. Все остальное… не более чем байки.

Джонни улыбнулся. Не во весь рот. Чуть-чуть.

— Вот что я тебе скажу, приятель. Желания Бога меня не шибко волнуют. — Он вновь оказался у заднего борта и распахнул дверь. Снаружи воздух, казалось, застыл. Над перекрестком помигивал светофор. На асфальте образовались песчаные дюны. В слабом свете нарождающейся луны и желтом мерцании светофора Безнадега напоминала город на далекой планете из какогото фантастического фильма.

— Я не могу остановить вас, если вы захотите уйти, — сказал Дэвид. — Стив и мой отец, наверное, могут, но толку, от этого не будет. Потому что все зиждется на доброй воле.

— Совершенно верно, — кивнул Джонни. — Как приятно осознавать, что в основе всего лежит добрая воля. — Он спрыгнул на землю и поморщился от боли в спине. Нос тоже болел. Впрочем, ему не привыкать. Джонни огляделся, высматривая койотов, стервятников, змей, но никого не увидел. Даже пауков и скорпионов. — Откровенно говоря, Дэвид, я не слишком доверяю Богу. — Он, улыбаясь, смотрел на мальчика. — Ты можешь ему доверять, дело твое. Думаю, это роскошь, которую ты можешь себе позволить. Твоя сестра мертва, мать превращена неизвестно в кого, но у тебя есть еще отец, с которым придется разбираться Тэку, прежде чем он доберется до тебя.