Офицер посмотрела на меня с отсутствующим выражением лица.

Я положила.

Она выглянула из-за стойки, взглянула на мои босые ноги с выкрашенным белым лаком пальцами и выпрямилась, шурша накрахмаленной униформой.

— Уже целый час, как идет снег.

Я моргнула.

— Вы хотите отдать проститутке с наркотической зависимостью, — она наклонилась, заглядывая внутрь, — Jimmy Choo?

Я просияла.

— Да, пожалуйста.

Она закатила глаза.

— Конечно.

— Отлично, — воскликнула я. — Спасибо!

Обернувшись, я встретила холодный взгляд, который, я была уверена, мог заморозить и менее сильную девушку. Он коротко кивнул в сторону выхода.

Я вздохнула.

— Хорошо, офицер, но только потому, что ты вежливо попросил.

— Агент, — поправил он.

— Агент? — я толкнула дверь и вышла.

Снег запорошил парковку, сверкая под фонарными столбами в форме четырех шаров. Декабрьский воздух схватил мои голые ноги своими горькими пальцами, холод боролся, чтобы притянуть меня в свои объятия.

Он наблюдал за происходящим поверх моей головы, прищурив глаза и глядя на мои босые ноги.

— Аллистер.

— Какая машина твоя, агент Аллистер?

— Серебристый Мерседес на обочине.

Я взяла себя в руки и сказала:

— Как думаешь, сможешь открыть ее?

Прежде чем он успел ответить, я уже бежала к его машине, холод впивался в мои ноги, а его сухой взгляд прожигал дыру в моей спине.

Он не открыл ее.

Я прыгала с ноги на ногу, дергая ручку пассажирской двери, пока он шел ко мне, ничуть не торопясь.

— Открой дверь, — сказала я, мое дыхание затуманилось в воздухе.

— Перестань дергать за ручку.

Уууупс.

Дверь открылась, и я скользнула на сиденье, потирая ноги о ковер, чтобы согреться.

Его машина пахла кожей и им самим. Я была уверена, что он пользовался одеколоном, сделанным на заказ, чтобы соответствовать костюму, но это стоило денег. Это был приятный запах, и даже мой разум немного затуманился, пока я не сморгнула это чувство.

Он сел на водительское сиденье и закрыл дверцу, а я не обращала внимания на то, что его присутствие грозило поглотить меня целиком.

Мы покинули участок в тишине — в напряженной, но почти уютной.

Порывшись в сумочке, я нашла жвачку. Шуршание обертки заполнило машину. Его глаза по-прежнему были устремлены на дорогу, но он едва заметно покачал головой, давая понять, насколько нелепой он меня считает.

Он опоздал на вечеринку.

Я сунула жвачку в рот и окинула взглядом безупречный салон машины. Ни единой бумажки. Напитков. Пылинки. Либо он только что убил человека и пытался замести следы, либо у федерала были какие-то ОКР-наклонности.

Я всегда была слишком любопытна.

Я смяла обертку в руке и двинулась, чтобы бросить ее в его подстаканник. Взгляд, которым он меня одарил, был убийственным.

Похоже, это было последнее.

Я бросила обертку в карман сумочки.

Скрестив ноги, надула пузырь.

Бум.

Тишина становилась такой оглушительной, что я потянулась к радио, но, опять же, взгляд, который он бросил на меня, изменил мое мнение. Я вздохнула и откинулась на спинку сиденья.

— Скажи мне, как давно ты замужем.

Мои глаза сузились на лобовом стекле передо мной. Этот мужчина даже не задавал вопросов — он просто просил тебя сказать ему то, что он хочет знать. Однако тишина давала слишком много места для размышлений, и я ответила:

— Год.

— Слишком юный возраст, чтобы быть замужем.

Я взглянула на свои кутикулы.

— Да, наверное.

— Значит, ты уроженка Нью-Йорка.

— Хотела бы, — пробормотала я.

— Не нравится дом?

— Что мне не нравится, так это то, что ты пытаешься вести светскую беседу, чтобы вытянуть из меня хоть что-то. Мне нечего тебе сказать, так что можешь отправить меня обратно в тюрьму.

Его рука коснулась моей, лежащей на центральной консоли, и я отодвинулась от прикосновения, скрестив ноги в другую сторону. Была ли его машина маленькой, или это только я? Обогреватель работал на низком уровне, но моя кожа горела. Я сняла шубку и бросила ее на заднее сиденье.

Он искоса взглянул на меня.

— Нервничаешь?

— Федералы не заставляют меня нервничать, Аллистер. Они вызывают у меня сыпь.

Я проигнорировала прикосновение его взгляда, когда оно скользнуло от распущенных локонов, вниз по красному кружеву на животе, открывающий бриллиантовый пирсинг в пупке, к моим босым ногам.

— Если бы ты одевалась не так, как проститутка, полицейский, который тебя остановил, мог бы и не обыскивать.

Я зубами стянула жвачку с пальца и улыбнулась ему.

— Если бы ты меньше походил на анально-сдерживающего мудака, то мог бы трахаться время от времени.

Уголок его губ приподнялся.

— Рад слышать, что у меня есть хоть какая-то надежда.

Я закатила глаза и повернула голову, смотря в окно.

— Должно быть, сегодня особый случай, — протянул он.

— Нет.

— Нет? Ты обычно бываешь под стольким количеством кокаина в среднем за день?

Я приподняла плечо.

— Возможно.

— Как ты за это платишь?

— Деньгами.

Я надула пузырь.

Бум.

Мускул на его челюсти напрягся, и небольшое количество удовлетворения наполнило меня.

— Так вот почему ты вышла замуж за своего мужа? — его взгляд встретился с моим. — Из-за денег?

Гнев растекся в моей груди, и я отказалась отвечать. Но после того, как он озвучил свой следующий вопрос, я не смогла сдержаться.

— Ты, по крайней мере, верная золотоискательница?

Золотоискательница?

— Будто у меня был выбор в этом вопросе! Vaffanculo a chi t’è morto! (прим.пер: К черту тех, кто умер!)

Взгляд, которым он одарил меня, был обжигающим, темным и горячим.

Я плотно сжала губы.

Проклятье.

Он едва начал разговор, а уже заставил меня признаться, что у меня нет выбора в браке с Антонио.

— Твоя мама никогда не мыла тебе рот мылом?

Я ничего не ответила. Я скажу ему, что моя мама была лучшей, и он легко догадается, что мой отец скорее запер бы меня в комнате на три дня, чем стал бы слушать.

— Глупый поступок превышать скорость будучи под кайфом.

Я усмехнулась. Я хотела проигнорировать его, но не смогла удержаться от ответа. Быть проигнорированным это как порез в груди, и меня тошнило при мысли, что я когда-нибудь заставлю кого-то чувствовать себя так же. Забавно, ведь я только что послала к черту предков этого человека. Итальянцы были изобретательны в своих оскорблениях.

— Скорость превышала предельную на четыре километра в час.

Его палец постукивал, постукивал, постукивал по рулю.

— Кто научил тебя водить машину? Разве Коза Ностра не любит держать своих девушек немыми и послушными?

— Очевидно, нет, потому что меня научил муж.

Я не признаю, что Антонио дал мне больше свободы, чем любой другой мужчина в Коза Ностре своей жене. Антонио предоставил мне много вещей. И, возможно, именно поэтому было трудно презирать его за то, что он забрал.

— Как он отреагирует, когда тебя отпустят домой?

— Как твоя мама отреагирует, когда ты вернешься домой после комендантского часа?

— Отвечай на вопрос.

Я стиснула зубы и попыталась не обращать внимания на закипающий во мне гнев, опустив солнцезащитный козырек и поправив волосы перед зеркалом.

— Ты спрашиваешь, избивает ли меня мой муж? Нет, не избивает.

Избиения были множественными, так что, технически, это была правда.

Его взгляд обжег мне щеку.

— Ты плохая лгунья.

— А ты меня раздражаешь, Аллистер. — я захлопнула солнцезащитный козырек.

Атмосфера становилась тяжелой и клаустрофобной, его присутствие, большое тело и плавные движения приближались ко мне.

— Он тебя любит?

Он спросил это безразлично, будто это то же самое достоинство, что и мой любимый цвет. Тем не менее, вопрос поразил меня, как удар в живот. Я смотрела прямо перед собой, и в горле полыхало что-то яростное. Он нашел слабое место и теперь будет давить на него, пока я не истеку кровью. Ненависть отдавала кислотой во рту.