Между тем Пьер Арше с братьями не забывали о своей рыбной ловле. Каждый вечер они забрасывали сети и закидывали удочки, а рано поутру приставали к деревушкам, которых здесь было много на обоих берегах реки. Таким образом, на северном побережье, с виду почти диком, тянущемся вдоль графства Шарлеруа от Тадуссака до бухты Св. Павла, они посетили Мальбе, Сент-Ирен, Нотр-Дам-Дез-Эбульман[137] — название последнего местечка вполне оправдано его расположением среди хаотического нагромождения утесов. Жан проделал полезную работу, высадившись на пристанях Бопорта и Бопре, в Шато-Рише, затем на острове Орлеан, расположенном ниже по течению от Квебека.
На южном берегу «Шамплен» приставал у Сен-Мишеля и Пуант-Леви. Там пришлось принять некоторые меры предосторожности, так как надзор за этой частью реки оказался чрезвычайно строгим. Было бы, наверно, благоразумнее не останавливаться в Квебеке, куда баркас прибыл вечером 22 сентября. Но здесь у Жана было назначено свидание с адвокатом Себастьяном Грамоном, одним из активнейших депутатов канадской оппозиции. Когда совсем стемнело, Жан пробрался в верхние кварталы города и по улице Пти-Шамплен дошел до дома Себастьяна Грамона.
Жан познакомился с адвокатом несколько лет тому назад. Себастьян Грамон, которому в ту пору было тридцать шесть лет, принимал деятельное участие во всех политических выступлениях последних лет, а особенно в 1835 году, когда ему даже пришлось сильно поплатиться. Тогда-то и установилась его тесная связь с Жаном Безымянным, который, тем не менее, никогда не заговаривал с ним о своем происхождении и своей семье. Себастьяну Грамону известно было одно — что, когда наступит час, этот молодой патриот встанет во главе восстания. Вот почему, не видевшись с ним ни разу со времени неудавшейся попытки восстания 1835 года, он с большим нетерпением ждал его прибытия.
Адвокат встретил Жана весьма радушно.
— Я могу уделить вам лишь несколько часов, — сказал молодой человек.
— Коли так, — ответил Грамон, — давайте воспользуемся ими, чтобы поговорить о прошлом и о будущем...
— Нет, только не о прошлом! — откликнулся Жан. — О настоящем и о будущем... особенно о будущем!
Себастьян Грамон, когда еще только познакомился с Жаном, сразу почувствовал, что тот перенес какое-то горе в жизни, но какое — не мог угадать. Жан и с ним всегда держался так сдержанно, что даже старался не протягивать ему руки. А Себастьян Грамон никогда ни на чем не настаивал. Когда его другу захочется поделиться с ним своей тайной, он будет готов выслушать его.
В течение нескольких часов, проведенных вместе, они беседовали лишь о политической ситуации. Адвокат ознакомил Жана с умонастроениями в парламенте; Жан, в свою очередь, поведал Себастьяну Грамону об уже предпринятых в целях восстания мерах, образовании Главного комитета по объединению усилий на вилле «Монкальм», о результатах своего похода по Верхней и Нижней Канаде. Ему оставалось обойти лишь Монреальский округ, чтобы завершить кампанию.
Адвокат выслушал Жана с чрезвычайным вниманием и счел хорошим предзнаменованием для дела национального освобождения достигнутые за несколько недель успехи. Не осталось ни одного селения, ни одной деревни, где бы не были розданы деньги на покупку боеприпасов и оружия и где бы не ожидали лишь сигнала.
Затем Жан узнал, каковы были последние меры, принятые властями Квебека.
— Прежде всего, дорогой Жан, — сказал ему Себастьян Грамон, — прошел слух, что вы появлялись здесь с месяц тому назад. Были произведены тщательные обыски, и даже в моем доме: полиции ошибочно сигнализировали, что вы заходили ко мне. Меня посетили полицейские агенты и среди прочих — некто Рип...
— Рип! — воскликнул Жан сдавленным голосом, словно это имя обожгло ему горло.
— Да! Глава фирмы «Рип и К°», — ответил Себастьян Грамон. — Не забывайте, этот полицейский агент — весьма опасный человек...
— Опасный! — прошептал Жан.
— Которого вам следует особо остерегаться, — добавил Себастьян Грамон.
— Остерегаться! — повторил Жан. — Да, его стоит остерегаться, этого мерзавца!
— Разве вы его знаете?
— Знаю, — ответил Жан, уже взявший себя в руки, — зато он меня еще не знает!
— Это самое главное! — кивнул Себастьян Грамон, весьма удивившись тону своего гостя.
Однако Жан, переведя разговор на другую тему, уже расспрашивал адвоката о политике парламента в последние недели.
— В палате, — отвечал Себастьян Грамон, — обострилось недовольство оппозиции. Папино, Кювилье, Виже, Кенель, Бурдаж критикуют действия правительства. Лорд Госфорд хотел бы распустить палату, но он отлично знает, что это значило бы поднять всю страну...
— Дай Бог, чтобы он не сделал этого прежде, чем мы будем готовы! — ответил Жан. — И чтобы наши предводители неосмотрительно не ускорили хода событий!
— Они будут предупреждены, Жан, и не сделают ничего, что шло бы вразрез с вашими планами. Тем не менее, предвидя возможное восстание, которое, видимо, вспыхнет в самое ближайшее время, генерал-губернатор принял кое-какие меры. Сэр Джон Кольборн собрал все свои полки, чтобы иметь возможность быстро направить их в главные пункты прибрежных графств долины Св. Лаврентия, где, как говорят, вероятнее всего начнется борьба...
— Там и еще в двадцати других пунктах одновременно, по крайней мере, я на это надеюсь, — ответил Жан. — Важно, чтобы все канадское население поднялось в один день, в один час и чтобы наши противники были подавлены числом! Если движение будет лишь локальным, его пресекут в самом начале. Именно для того, чтобы сделать его массовым, я и обошел все приходы восточной и западной части и собираюсь пройти еще по центральным приходам. Я рассчитываю отправиться в путь сегодня же ночью.
— Так идите, Жан, но не забывайте, что солдаты и волонтеры сэра Джона Кольборна под командованием полковников Гора и Уизераля стоят главным образом вокруг Монреаля. Несомненно, именно здесь нам придется выдержать самый сильный натиск...
— Все будет сделано так, чтобы добиться преимущества с первых же выстрелов, — ответил Жан. — Комитет на вилле «Монкальм» очень удобно расположен для обеспечения согласованных действий, и мне известна энергия господина де Водреля, который им руководит. Кроме того, в графствах Вершер, Св. Гиацинта, Лапрери, соседствующих с Монреальским, самые ревностнее Сыны Свободы зажгли своим патриотизмом жителей городов, селений и деревень...
— Патриотизмом охвачены все, вплоть до духовенства! — отозвался Себастьян Грамон. — Как в церкви, так и среди своих домашних, как в проповедях, так и в частных беседах наши священники выступают против англосаксонской тирании. Несколько дней тому назад в самом Квебеке, в соборе, один молодой проповедник не побоялся воззвать к национальному чувству прихожан, и слова его вызвали такой отклик, что полицеймейстер едва не арестовал его. Но осторожный лорд Госфорд, не желая ссориться с канадским духовенством, воспротивился этой суровой мере. Он лишь добился от епископа, чтобы проповедник покинул город, и тот продолжает теперь свою миссию в приходах графства Монреаль. Это настоящий пастор[138]-трибун, увлекающий прихожан своим красноречием, его не останавливают никакие соображения личного свойства, и он несомненно пожертвовал бы для нашего дела свободой и жизнью!
— Вы сказали — он молод, этот священник, о котором вы говорите? — спросил Жан.
— Ему нет и тридцати лет.
— К какому братству он принадлежит?
— К братству Св. Сюльпиция.
— А как его имя?
— Аббат Джоан.
Не пробудило ли это имя какое-то воспоминание в душе Жана? Себастьяну Грамону, должно быть, подумалось именно так, ибо молодой человек молчал какое-то время. Затем он распрощался с адвокатом, хотя тот предложил ему остаться у него до утра.
— Благодарю вас, любезный Грамон, — сказал он, — но мне необходимо вернуться к товарищам до полуночи. Мы должны отплыть, как только начнется прилив.
