Я просил их: «Что случилось, политика изменилась? Меня больше не выставляют из класса. Что мне сделать, чтобы вы выставили меня? Это предохранит меня от мучения, которое я испытываю от вас и о вашей истории. Меня не интересует Александр Великий, меня не интересует император Акбар. Что мне делать со всеми этими людьми? Меня совсем не интересует история. Если я и интересуюсь, то единственный интерес может быть только в том, как делать историю. Историю читают только дураки, которые не могут ее делать. Вы читаете, вы учите всех этих дураков, собравшихся здесь, но меня вы вышвырните прочь».

Учитель истории отвел меня к директору. Он сказал: «Что мне делать? Ему невозможно дать никакого телесного наказания - он тут же грозится пойти в полицейский участок, и, к сожалению, полицейский участок поблизости, перед школой, он причинит нам неприятности. И он такой странный, что нашел даже эксперта в области законов, который поддерживает его».

Один из друзей моего отца был лучшим адвокатом города. Все называли его Баччубхайя, я не знаю, каким было его полное имя. Баччу - это просто уменьшительное имя для маленьких детей. Оно просто означает ребенка; буквальным его значением является «ребенок». Люди его, должно быть, любили; он был человеком, достойным любви. Его называли обычно Баччубхайя. Баччубхайя означает брата. Ему было почти шестьдесят лет, и он был расположен по-дружески к каждому.

Поэтому я пошел к нему и сказал: «Они грозят мне телесным наказанием. Вы должны поддержать меня, потому что я напишу в полицию, но полиция может меня послушать, а может и не послушать. Лучше пойти к эксперту в области законов».

Он сказал: «Не беспокойся. Я буду держать твое дело наготове. Когда ты захочешь, я пойду вместе с тобой и посмотрю, что должно быть сделано из того, что ты хочешь».

Так что этот учитель сказал директору: «Баччубхайя обещал ему, что придет вместе с ним. Это немедленно причинит нам неприятности, потому что полицейский инспектор, полицейский комиссар, никто не сможет отказать Баччубхайя: он самый сильный адвокат, и он имеет влияние на все полицейские власти, гражданские власти, криминальные структуры. И Баччубхайя сказал ему, что если полицейский инспектор не выслушает его, он пойдет прямо к его начальству. Так что мы не можем наказать его».

«Я приказал ему садиться и вставать. Он же считает, что это упражнение. И когда-нибудь наступит такая сцена, что он скажет всем студентам: "Почему вы сидите? Вы тоже делайте это упражнение. Упражнение - это упражнение, оно полезно для тела". И все студенты - они слушаются его больше, чем меня, все они начнут делать это упражнение. Я выглядел там как дурак, я начал думать, зачем же я наказал его. И он не остановится. Тогда я начал выбрасывать его из класса, но он так радовался этому, что это перестало быть наказанием».

Директор отослал меня обратно. Он хотел поговорить с учителем наедине. Он предложил: «Дайте ему такое наказание, чтобы узнала его семья».

В кабинете директора был специальный журнал, - когда кто-нибудь совершал настоящее озорство, учитель приходил и записывал его имя и выписывал штраф в десять рупий. Потом я должен был взять в своей семье, у своего отца, эти десять рупий; я должен был попросить деньги у них.

Он так и сделал. Он наложил на меня штраф в десять рупий, вернулся обратно и сказал мне: «Мы нашли способ: я поставил против твоего имени штраф в десять рупий».

Я сказал: «Хорошо. Теперь я буду штрафовать вас».

Он сказал: «Ты собираешься штрафовать меня?»

Я сказал: «Конечно, ведь в журнале нигде не написано о том, что только учителя могут штрафовать студентов. Нет такого условия». И я пошел и поставил против его имени штраф в двадцать рупий.

Директор сказал: «Ты что, сумасшедший? Ты студент!»

Я сказал: «Я знаю, что я студент, но есть ли какой-нибудь запрет на то, чтобы я мог штрафовать учителя, если он совершает вредность? - а это вредность. Если я совершаю что-нибудь неправильное, то я должен быть наказан; а этот штраф наказывает моего отца. Вы можете разъяснить мне это? Почему должен получать наказание мой отец? Он не участвовал во всем этом совершенно».

Я записал имя моего учителя и штраф в двадцать рупий и сказал: «Если он не заплатит, то и я не стану платить».

До сих пор эти два наказания в журнале остаются неоплаченными, потому что он не стал платить, хотя директор и говорил ему: «Заплатите двадцать рупий».

А я сказал директору: «Не прекращайте этого дела, иначе я буду штрафовать вас. Но и прекращение этого дела не даст никакой разницы, потому что, когда придет инспектор колледжа, я собираюсь подать ему рапорт и собираюсь показать ему, что тут было прекращено, и вам придется отвечать за это».

Так что он никогда не спросил с меня десять рупий, поскольку моим условием было: «Прежде всего, получите двадцать рупий с этого человека, тогда я буду рассматривать этот штраф».

Наказания были, но я наслаждался всем этим делом. Это была чистая радость. Все это вопрос позиции - как принимать это; и в этом есть что-то, что следует выучить в этой жизни.

Мне вспоминается... была всемирная конференция психологов, психиатров, терапевтов - людей, занятых исследованиями игр ума. Они все еще играют, они еще не дошли до той точки, когда их можно называть наукой. Хотя и движутся они медленно, но они на правильном пути, но пока они еще играют в игры. Это была всемирная конференция всех знаменитых психиатров, психологов, терапевтов.

Во время открытия конференции президент чувствовал себя очень неспокойно, чувствовал большое смущение от чего-то, находившегося прямо в переднем ряду. Там сидела красивая женщина, знаменитый психиатр, и один старый психолог, тоже по-своему очень знаменитый, - единственный оставшийся в живых коллега Зигмунда Фрейда. Он играл грудями этой женщины; и прямо на первом ряду! Как после этого президент мог говорить?

Он пытался смотреть сюда, смотреть туда, но невозможно адресоваться к конференции, смотря то туда, то сюда; вы вынуждены смотреть и прямо перед собой, по крайней мере, иногда. А это было уже слишком. Старик на самом деле был кое-что; его не беспокоило, что вся конференция, любой, находившийся в зале, мог видеть, что происходит. А женщина была даже более великолепна; она сидела и слушала лекцию.

Наконец терпение президента переполнилось и он сказал: «Пожалуйста, простите меня, но, госпожа, можно мне задать вам вопрос?»

Она сказала: «Конечно».

Он сказал: «Почему вы не пожалуетесь на этого грязного старика? »

Она сказала: «Это его проблема, это не моя проблема. Его неопрятность или то, что он делает, это его проблема. Как это касается меня? Он не причиняет мне вреда. А если это дает ему некоторое утешение, некоторое удовлетворение, то это хорошо. Он пациент, вот и все, что я могу сказать; он не терапевт, он пациент. Вы же не можете жаловаться на пациента - я чувствую по отношению к нему жалость. Но почему вы беспокоитесь? Продолжайте. Если я не беспокоюсь, то почему вы беспокоитесь и почему беспокоятся все остальные?»

Это не шутка. Женщина говорит нечто, имеющее огромное значение: она говорит: «Это его проблема, и он страдает от проблемы. Ему нужна симпатия, а не жалоба». Это женщина обладала, по-видимому, потрясающим пониманием, была настоящим терапевтом, непросто играла в игры, но продвигалась к самим корням проблем человеческой психики.

Женщина сказала, что он ведет себя как ребенок и рассматривает ее как свою мать, так что в этом плохого? Он не повзрослел, он задержался в своем развитии. Создавать же вокруг этого суету, беспокоить всю конференцию, бессмысленно. Пусть он... Она сказала старику: «Продолжайте», - и сказала президенту: «Вы тоже продолжайте. Меня это не смущает, потому что совсем не касается меня. Простое прикосновение к моей коже, какое это имеет значение?»

Эта женщина может стать пробудившейся, потому что она ведет себя подобно наблюдателю, даже по отношению к своему собственному телу. Она не отождествляет себя с телом, она много выше, она смотрит на этого задержавшегося старика, но не чувствует оскорбления: ведь «я - это не мое тело».