– Ну что же, – сказал божественный Гонорий с елейной улыбкой на устах, – я буду рад обнять не только сестру, но и своего обретенного брата и соправителя, божественного Константина. Магистр Сар и дукс Тудор проводят меня к нему.

Божественный Гонорий выдержал свою роль до конца и уже утром следующего дня при большом стечении народа объявил своим братом и соправителем мужа сиятельной Галлы Плацидии Константина. После чего благополучно убыл из гостеприимного Медиолана в сумрачную Ровену.

– Да здравствует император Константин! – рявкнули обрадованные медиоланцы, и куриалам Асканию и Паладию ничего другого не оставалось, как разделить их верноподданнический восторг.

Рекс Валия не оправдал надежд благородной римской матроны. Он не просто проиграл решающую битву князю Верену, но и пал в ней, сложив голову на чужой и в общем-то ненужной ему земле. Бог Тор слишком рано призвал своего избранника в небесную дружину, и тот не оставил на грешной земле потомства. Готы, уцелевшие в битве, ушли через Пиренеи в Аквитанию под крылышко дукса Тудора, а благородную Пульхерию они бросили, как ненужную ветошь, под ноги торжествующим победителям. Почти год Пульхерия служила подстилкой свевам князя Яромира, кочуя из одной телеги в другую. Беременность избавила ее от жалкой участи потаскухи, но не подарила свободы. Каким-то чудом ей удалось пристроиться в прачки к рексу Яромиру и обрести наконец свой угол в его обширном дворце. Кому принадлежал этот дворец прежде, Пульхерия не знала. Не знала она и название города, в который забросила ее судьба. Слышала только, что он находится в Галисии, бывшей провинции империи, где ныне всем распоряжались свевы. Со временем Пульхерия научилась понимать чужой язык и даже говорить на нем. Впрочем, большой радости это ей не принесло. Жены варваров презирали римскую матрону, не удостаивая ее разговором, а сами свевы если и окликали голоногую прачку, то только затем, чтобы помять в уголке. Пульхерии казалось, что бог отвернулся от нее и что ей до конца дней придется влачить жалкую участь рабыни, но она ошиблась в своих мрачных предположениях. Судьба вдруг улыбнулась ей толстыми губами князя Верена. Зачем он приехал в усадьбу князя Яромира, затурканная прачка так и не поняла. Но это именно он приказал вытащить ее за ноги из-под телеги, где она ублажала очередного ухажера. Гусирексу было уже далеко за пятьдесят, его иссеченное морщинами и шрамами лицо внушало страх. К тому же он хромал, что еще более увеличивало его сходство с демоном. Но более всего поразили Пульхерию его глаза, строгие и властные, от которых нельзя было скрыться.

– Ты римлянка? – спросил он у Пульхерии. – И у тебя есть сын?

– Да, – отозвалась матрона, и этот ответ круто изменил ее судьбу.

Гусирекс то ли выкупил Пульхерию, то ли просто прихватил ее с собой, никого не спрашивая. Но, так или иначе, она вдруг превратилась из рабыни в знатную даму. Сначала Пульхерия полагала, что могущественный князь Верен взял ее в наложницы, и уже готова была отдаться ему со всем пылом благородной души. Однако вскоре выяснилось, что Гусирекс остался равнодушным к ее истрепанной под телегами красоте. Пульхерию отправили в глухое место, огороженное высокой стеной, где она впервые услышала имя богини Лады. В этой крепости не было мужчин, ее охраняли женщины, облаченные в доспехи. Крепость была невелика и очень похожа на христианские монастыри, разбросанные вокруг Рима. Не исключено, что до прихода вандалов здесь жили монашки, но им пришлось уступить свою обитель непрошеным гостьям. Поначалу Пульхерия испугалась, что коварный Гусирекс заточил ее в этих стенах на всю оставшуюся жизнь. Однако ведунья Милорада, главная жрица языческого храма, очень быстро развеяла все ее страхи и сомнения. Милорада была рослой, красивой женщиной примерно одних с Пульхерией лет, русоволосой, с голубыми властными глазами, очень, к слову, похожими на глаза князя Верена.

– Богине Ладе было угодно видеть тебя в этих стенах, – торжественно произнесла Милорада. – Готова ли ты служить ей?

– Готова, – не задумываясь произнесла Пульхерия.

– В таком случае оставайся с нами, сестра. Ведунья Любава проводит тебя.

Именно от Любавы, стройной полногрудой девушки лет семнадцати, Пульхерия узнала, что Милорада – родная дочь Гусирекса. И что храм Лады возник на чужой вандалам земле не без участия князя Верена.

– Я должна отречься от Христа? – испуганно спросила у Любавы Пульхерия.

– Нет, – удивленно покосилась на нее молодая ведунья. – Христос – ярман, и если ведунья Лады пожелает, она вправе следовать его заветам. Но служить она должна Великой Матери всех богов.

– А что будет с моим сыном?

– Мальчики могут оставаться в храме Лады до пяти лет. Думаю, ты покинешь нас значительно раньше. Ибо тебе уготована великая стезя, если ты, конечно, сумеешь пройти все положенные испытания.

Испытаний Пульхерия не боялась. За последний год она пережила столько, что любой другой женщине хватило бы на долгую жизнь. Пульхерии выделили большую комнату, обставленную с претензией на роскошь, и двух служанок, наверное местных уроженок. Во всяком случае, языка варваров они не понимали, зато неплохо говорили на латыни.

– Ведуньи Лады могут спать на голой земле, – сказала Любава, – но зачем осложнять себе жизнь, когда в этом нет никакой необходимости. Как зовут твоего малыша?

– Пока никак, – слегка смутилась Пульхерия.

– Это к лучшему, – улыбнулась Любава. – Возможно, богиня Лада сама даст ему имя, и с этого мгновения и до самой смерти он будет находиться под ее покровительством. Это великая честь, Пульхерия, оказываемая только сыновьям вождей.

Пульхерии и раньше приходилось участвовать в обрядах и мистериях в честь языческих богов, правда, это были готские боги. Но культ Лады сильно отличался от культов Одина и Тора, это она поняла почти сразу, но не спешила высказывать свои мысли по этому поводу вслух. Ведунья Милорада оценила сдержанность Пульхерии:

– Я знаю все о твоей прошлой жизни, матрона. Но познать прошлое способны многие, а вот увидеть будущее могут только избранные. Ты хотела бы знать, какая судьба ждет твоего сына?

– Да, – твердо сказала Пульхерия, переборов сомнения и страхи.

В обряде прорицания будущего она не участвовала. Ее статус был еще недостаточно высок, чтобы общаться с богиней. А о том, что ей надлежало знать, Пульхерии рассказала сама ведунья Милорада:

– Имя этого мальчика Ратмир, и отныне он не только твой сын, но и сын богини. Ратмира ждет великая судьба. Она вознесет его выше князей и императоров. Так решила богиня Лада, и никто не сможет оспорить ее приговор, ни люди, ни боги.

Пульхерия была потрясена. Жрецы как римских, так и готских богов предсказывали ей, что она родит императора. И называли имена великих вождей, которые станут отцом ребенка. А теперь выходит, что все они ошибались в толковании воли богов. Не от вождя она родила своего сына, а от простолюдина. И зачала она его не во время мистерии, под сенью столетних дубов, а в грязной канаве под улюлюканье многочисленных зрителей, ждущих своей очереди.

– Значит, так было угодно богине, – сказала Милорада, пристально глядя Пульхерии в глаза. – Великое рождается не только в пурпуре, но и в грязи. И боги не видят между ними большой разницы.

За два года, проведенных за стенами храма Лады, Пульхерия познала многое. Она прошла все испытания, к которым понуждала ее богиня, и обрела знания, доступные лишь избранным. Наградой за терпение для римской матроны стали знаки, оставленные по воле Лады на ее теле, и золотой перстень ведуньи высокого ранга, на котором искусной рукой была изображена прекрасная птица лебедь, символизирующая богиню.

– Я горд, что не ошибся в тебе, лада Пульхерия, – сказал князь Верен, когда облаченная в роскошные одежды матрона предстала перед ним. – Тебя приветствую не только я, но и весь круг Кия, к которому ты отныне принадлежишь.