– Господи! – вскричал дядя Джаспер. – Это что, семейный сбор? Что вы тут делаете?

– Нас с Кули вызвали телеграммой, – с достоинством отвечал Отис.

– Ути-пути, как удивительно! – сказала кузина Эвелина. – Меня тоже.

– А ему, – ошеломленный дядя Джаспер указал на Билла, – позвонили сегодня по телефону. Интересно, что бы это значило?

Кули, молчаливый ребенок, не сказал ничего. Он сосредоточенно расковыривал перышком кожаную обивку кресла и время от времени икал, словно застенчивый человек, захотевший выкрикнуть «гип-гип-ура» и сломавшийся на первом «гип». Остальная семья принялась обсуждать удивительное совпадение.

– Странно, что дяде Кули вздумалось собрать нас всех, – сказала кузина Эвелина.

Дядя Отис с опаской огляделся и понизил голос.

– По-моему, – сказал он, – это неспроста. Полагаю, Кули осознал, что стареет, и решил позаботиться о нас.

– Ой, ты и вправду так думаешь? – с жаром воскликнула кузина Эвелина. – Ну, конечно, он же совсем старенький. Я считаю, после шестидесяти ничего не остается, кроме как ждать смерти.

– Мне в этом году исполнилось шестьдесят два, – холодно сказал дядя Отис.

– Позаботиться? – задумчиво произнес дядя Джаспер, почесывая подбородок. – Хм. Неплохо придумано. В таком случае нам не придется платить налог на наследство.

Этого уже Билл не стерпел. Пусть он кровосос – а Совесть не оставила в этом никаких сомнений – он, по крайней мере, благодарный кровосос. А эти упыри неспособны даже на простейшую человеческую привязанность.

– Меня от вас мутит, – рявкнул он, поворачиваясь на каблуках. – Вас всех надо усыпить. Вечно замышляете, как вытянуть из дяди Кули деньги…

Неожиданная атака с тыла вызвала в рядах семьи замешательство.

– Неслыханно! – вскричала кузина Эвелина.

– Наглый мальчишка! – оскалился дядя Джаспер.

Дядя Отис выбрал язвительный тон.

– А ты ни разу не взял у него ни пенса? О, разумеется, нет! – сказал дядя Отис.

Билл наградил его уничижительным взглядом.

– Вы отлично знаете, что он выплачивает мне содержание. И я стыжусь, что допустил это. Когда я вижу, как вы слетелись, словно стервятники…

– Стервятники! – кузина Эвелина гордо расправила плечи. – Меня еще никто так не оскорблял.

– Беру назад свое выражение, – сказал Билл.

– Так и быть, прощаю, – смилостивилась кузина Эвелина.

– Надо было сказать – пиявки.

Парадены никогда не ладили между собой, но сейчас сплотились перед лицом обидчика. Библиотека звенела от их возмущенных голосов, все говорили одновременно. Тишина восстановилась, лишь когда в помещении прозвучал еще голос. Он заговорил, вернее, закричал от дверей, и произвел на ссорящихся такое же действие, как свисток полицейского на уличных драчунов.

– Молчать!

Голос был совершенно несоразмерен своему владельцу. Человек в дверях был маленький и тощий, с красным чисто выбритым лицом, жесткими, коротко стриженными седыми волосами и смотрел на собравшихся через пенсне без оправы.

– Типичная сцена из быта Параденов! – язвительно заметил он.

Появление его стало для дядюшек и кузин новым сигналом к сплочению. Едва придя в себя, они радостным потоком хлынули ему навстречу.

– Привет, Кули. Рад тебя видеть. (Дядя Джаспер.)

– С возвращением, Кули. (Дядя Отис.)

– Ах ты мой дорогой, как ты прекрасно выглядишь! (Кузина Эвелина.)

Молчание. (Маленький Кули.)

Глубокое молчание. (Билл.)

Маленький человечек в дверях никак не откликнулся на излияния родственных чувств. Выкрикнув свое «Молчать!» он снова поджал губы, а взгляд, направленный сквозь пенсне на щебечущее собрание, остудил бы более чутких гостей. Родственники возобновили свои преувеличенные приветствия.

– Я получил твою телеграмму, Кули, – сказал дядя Джаспер.

– Я тоже, – сказала кузина Эвелина, – и мы с Вилличкой-песичкой очень обрадовались.

– Надеюсь, ты хорошо провел время, Кули, – сказал дядя Отис. -Далековато ты забрался, а?

– Как тебе Япония? – спросила кузина Эвелина. – Я всегда говорю, что японцы – такие очаровашки.

– Мы скучали без тебя, Кули, – сказал дядя Джаспер.

Молчание отпрыска посреди всеобщего ликования задело Отиса. Он вытащил маленького Кули из-за кресла, которое тот исследовал.

– Поздоровайся с любимым дядюшкой, Кули, – сказал он.

Маленький Кули немигающий взглядом уперся в подателя щедрот.

– Здрась, – произнес он громким басом и снова впал в прерываемое икотой молчание.

Дядя Джаспер вновь захватил инициативу.

– Кули, ты не уделишь мне несколько минут наедине? – спросил он. – У меня к тебе маленький деловой разговор.

– А у меня, – сказал Отис, – небольшая просьба от лица маленького Кули.

Кузина Эвелина протиснулась вперед.

– Как мы поцелуем большого дядюшку Кули! – вскричала она, пухлыми руками протягивая болонку к благодетелеву лицу.

Перед этой атакой мистер Параден не устоял.

– Убери! – заорал он, торопливо отступая. – Значит, – сказал он, -мало вам самим тянуть из меня соки, вы еще и собак на меня спускаете?

Лицо кузины Эвелины исказилось удивлением и болью.

– Тянем соки, дядя Кули?!

Мистер Параден фыркнул. От волнения очки сползли, он раздраженно вернул их на место.

– Да, именно! Не знаю, Эвелина, учила ли ты свою мерзкую собачонку фокусам, но если б она села на задние лапки и принялась просить, ее можно было бы с почетом принять в члены семьи. Это все, что вы умеете. Я возвращаюсь из двухмесячной поездки, а вы тут же бросаетесь ко мне с денежными просьбами.

Изумление. Дядя Джаспер оскалился. Дядя Отис сморгнул. Кузина Эвелина расправила плечи с той же заносчивостью, что и недавно перед Биллом.

– Гадкие грязные деньги, – сказала она оскорблено, – это последнее, о чем я думаю.

Мистер Параден неприятно рассмеялся. Он явно возвратился из своих странствий в отнюдь не благодушном настроении. Вернулось то, что можно назвать его прежней манерой – досадная раздражительность, которая так осложняла семье деловые переговоры в те времена, пока еще не смягчилась под благотворным влиянием старых книг.

– Да, – сказал он горько, – последнее, о чем ты думаешь перед сном, и первое, о чем вспоминаешь утром. Вы все у меня в печенках сидите. Сборище…