— Ложь! — проревел Дункан, впиваясь пальцами в подлокотники трона. — Все это ложь! Какие бы богатства ни хранились в наших пещерах под горами — это наши богатства, заработанные нашими руками и нашим потом. А вы, словно блудные дети, возвращаетесь к порогу нашего дома и начинаете хныкать, что у вас от голода сохнут кишки. Вы привыкли проводить свои дни в праздности и лени, а теперь требуете, чтобы мы отдали заработанное нами честным трудом…

— Король сделал оскорбительный жест. — Вы и выглядите-то как нищие попрошайки!

— Попрошайки, вот как? — взревел Регар, и его лицо налилось пунцовой краской ярости. — Нет, клянусь бородой великого Реоркса! Если бы я умирал от голода, а кто-нибудь из вас подал мне корку черствого хлеба, я плюнул бы ему на башмаки! Попробуйте-ка оспорить, что вы построили эту крепость почти на нашей территории! Попробуйте только сказать, что это не вы настроили эльфов против нас и вынудили их прекратить с нами торговлю! Попрошайки! Нет, тысячу раз — нет! Клянусь молотом Реоркса и его наковальней, мы вернемся в Торбардин, но вернемся как завоеватели! Мы возьмем то, что принадлежит нам, а заодно преподадим вам урок, который вы не скоро забудете!

— Вы придете как трусы, — поддразнил гнома Дункан. — Вы придете, прячась за черными полами плаща великого мага, прячась за блестящими щитами воинов-людей, жадных до чужого добра. Вот увидите, они используют вас, а потом зарежут из-за угла и обчистят ваши трупы!

— Кто бы говорил об ограбленных трупах! — прервал короля Огненный Горн. — Вы обворовывали нас на протяжении столетий!

Представители горных кланов повскакивали с кресел, а гномы холмов сбились в плотную группу. Высокий, истерический хохот девара перекрыл громоподобные проклятья, сыплющиеся с обеих сторон, и только Хай-гуг скорчился в своем темном углу, открыв от удивления рот.

Великая война могла начаться прямо в зале Совета Танов, если бы Харас не выбежал вперед и не встал между разгорячившимися гномами. Его высокая фигура выглядела весьма внушительно, а сильные руки, расталкивавшие готовых вцепиться друг другу в бороды гномов, помогли восстановить видимость спокойствия, хотя оскорбительные выкрики еще некоторое время продолжали раздаваться с обеих сторон. Наконец в зале установилась мрачная, напряженная тишина.

В этой тишине и прозвучал глубокий и исполненный печали голос Хараса, — Давным-давно я молил богов о том, чтобы они дали мне силу для борьбы со злом и несправедливостью. Реоркс ответил мне и допустил к своему волшебному горну, и там, в кузнице самого бога, я выковал и закалил этот боевой молот. С тех пор он сверкал во многих битвах, поражая зло и защищая мой родной дом от всех его врагов. Неужели ты, мой король, потребуешь, чтобы я отправился на войну против своих сородичей? А вы, мои двоюродные братья, неужели у вас хватит смелости начать эту кровопролитную воину? Ведь именно к войне, к братоубийственной войне приведут ваши необдуманные слова, высказанные в минуты гнева, и даже я вынужден буду поднять молот, чтобы защитить свой дом. Неужели мы все этого хотим?

Никто не проронил ни слова. Гномы мрачно сверкали глазами, но обе стороны выглядели пристыженными. Искренние слова Хараса тронули многие сердца, только на двоих его речь не произвела никакого впечатления.

Эти двое были уже не молоды, и оба давным-давно расстались со всеми иллюзиями относительно того, какие законы правят миром. И король, и Регар знали, что пропасть стала слишком широка для того, чтобы перекинуть через нее мост из цветистых фраз. Но что-то все же необходимо было сделать.

— Выслушай же мое предложение, король Дункан, — сказал Регар, отдышавшись.

— Отзови своих воинов из крепости, отдай Пакс Таркас и земли, что его окружают, нам и нашим союзникам-людям. Отдай нам половину тех богатств, что спрятаны под горами, — эта половина все равно не принадлежит вам — и позволь тем из нас, кто предпочтет безопасность уютных пещер свободной жизни под вольным небом, вернуться в Торбардин. Убеди эльфов возобновить торговлю с нами и подели пополам строительные подряды. За это мы вспашем и засеем земли вокруг Торбардина и станем продавать вам урожай по цене меньше стоимости зерна, которое вы выращиваете под землей. Если потребуется, мы будем защищать ваши границы и ваши горы.

Харас бросил на короля умоляющий взгляд, надеясь убедить его хотя бы обдумать это предложение, однако Дункан выглядел непреклонным.

— Убирайтесь! — прорычал он в гневе. — Возвращайтесь к своему черному магу и к вашим друзьям людям! Посмотрим, сумеет ли ваш маг справиться с каменными стенами нашей крепости, сможет ли сдвинуть с места хотя бы маленький камешек в наших чертогах под горами. И мы еще поглядим, надолго ли люди останутся вашими друзьями и союзниками! Я уверен, что все изменится в одночасье, как только над лагерными кострами закружат холодные ветра и первая кровь прольется на снег!

Регар в последний раз посмотрел на Дункана и покачал головой. В глазах гнома пылала такая ненависть и злоба, что взгляд его был равносилен удару.

Затем, повернувшись на каблуках, он махнул рукой своим спутникам и быстро вышел из зала Совета.

Известие об аудиенции и о том, чем она закончилась, распространилось быстро. К тому времени, когда гномы холмов готовы были покинуть крепость, на стенах было полным-полно их новообретенных врагов, выкрикивавших оскорбления и ругательства. Несмотря на это, Регар и его свита отъехали от Паке Таркаса, ни разу не оглянувшись назад.

Харас в это время был еще в зале, наедине с королем (если не считать всеми позабытого Хай-гуга). Шестеро представителей вернулись к своим кланам, чтобы донести до танов известие о том, чем кончились переговоры. В некоторых пещерах уже пошли по кругу кружки с элем и «гномьей водкой» — горные гномы пили за грядущую войну. Теперь в стенах Пакс Таркаса, воздвигнутого как памятник миру, раздавались воинственные песни и хриплый хохот.

— Разве трудно было немного поторговаться с ним, тан? — спросил Харас с сожалением в голосе.

Дункан, чей внезапный гнев успел остыть, поглядел на своего друга и советника и покачал головой. Его седая борода тихо зашуршала по воротнику парадного платья. Он вправе был не отвечать на столь дерзкий вопрос, однако никто, кроме Хараса, и не осмелился бы его задать.

— Харас, — прочувствованно сказал король, доверительным жестом опуская ладонь на плечо гнома. — Скажи мне честно, много ли у нас под горами сокровищ?

Или мы действительно ограбили наших двоюродных братьев? Разве мы совершаем набега на их земли и на чьи бы то ни было земли вообще? Разве справедливы их обвинения?

— Нет, — покачал головой советник, встретившись взглядом с глазами короля.

Дункан вздохнул.

— Ты сам видел, что за урожай собрали мы в этом году. Ты знаешь, сколько денег осталось в казне, да и те нам придется истратить, чтобы запасти хоть что-нибудь на зиму.

— Так и скажи им это! — искренне ответил Харас. — Скажи им правду. Они не чудовища, а такие же гномы, как и мы. Они поймут…

Дункан улыбнулся устало и печально.

— Нет, они не чудовища. Но, что еще хуже, они как дети. — Он пожал плечами. — О, мы можем сказать им правду, можем даже показать им наши закрома и сокровищницу. Но дело в том, что они нам не поверят. Они не поверят даже собственным глазам! Почему? Да потому, что они не хотят в это верить!

Харас нахмурился, но король терпеливо продолжал:

— Они не захотят поверить нам, мой друг. Более того, они вынуждены не верить. На этом строится их единственная надежда уцелеть нынешней зимой. Кроме этой надежды, у них нет ничего. И неудивительно, что они готовы сражаться за свою надежду. Я их понимаю, но, к счастью или к несчастью, я не их король.

Взгляд Дункана на мгновение померк, и Харас, с удивлением глядя на него, внезапно понял, что недавний гнев короля был хорошо разыгранной ролью, маской, которая только сейчас спала с лица верховного тана.

— Теперь, по крайней мере, они могут вернуться к своим женам и голодным детям и сказать: «Мы сразимся с угнетателями. Когда мы победим, вы снова сможете есть досыта!» Это поможет им позабыть о своих пустых желудках хотя бы на время.