Тирион размышлял о тех, кто был десницей до него и не сумел противостоять сестриному коварству. Да и где им! Чересчур честные, чтобы жить, чересчур благородные, чтобы врать. Серсея таких каждый день на завтрак ест. Единственный способ победить сестру — это играть по ее правилам, а на это лорды Старк и Аррен никогда бы не пошли. Не диво, что они оба мертвы, — а вот Тирион Ланнистер никогда еще не чувствовал себя более живым. Короткие ноги сделали бы его смешным на балу в праздник урожая, но этот танец он знает как никто.

Бордель, несмотря на поздний час, был полнехонек. Катая встретила их радушно и проводила в зал. Бронн отправился наверх с темноглазой девицей из Дорна, но Алаяйя была занята.

— Она будет вам рада, — сказала Катая. — Я распоряжусь, чтобы приготовили комнату в башне. Не хочет ли милорд тем временем выпить вина?

— Охотно.

Напиток был неважнецкий по сравнению с винами из Бора, которые подавались в этом доме прежде.

— Вы уж простите нас, милорд, — сказала Катая. — Хорошее вино теперь ни за какие деньги не купишь.

— Это ты верно говоришь.

Катая, посидев с ним немного, извинилась и ушла. «Красивая баба, — подумал Тирион, проводив ее взглядом. — Такое достоинство и грацию у шлюхи редко встретишь. Хотя она себя, конечно, считает скорее жрицей. В этом-то, пожалуй, и весь секрет. Не столь уж важно, что мы делаем, — важно как». Эта мысль почему-то успокоила его.

Другие посетители поглядывали на него искоса. В последний раз, когда он выезжал в город, один человек плюнул на него… вернее, попытался. Плевок вместо него попал на Бронна — впредь тот малый будет плеваться без зубов.

— Милорду одиноко? Его никто не любит? — Даней скользнула ему на колени и куснула за ухо. — У меня есть лекарство от этого.

Тирион с улыбкой покачал головой:

— Ты просто прелесть, милочка, но я уже привык к лекарству Алаяйи.

— Потому что мое не пробовали. Вы всегда выбираете одну только Яйю. Она, конечно, хороша, но я лучше — хотите удостовериться?

— Может быть, в следующий раз. — Тирион не сомневался, что с Даней он не соскучится. Этакая курносая попрыгунья, конопатенькая и с рыжей гривой ниже пояса. Но его ждет Шая.

Даней, хихикая, пощупала его между ног.

— А вот он не хочет ждать до следующего раза. Спорить могу, он хочет выскочить и пересчитать все мои веснушки.

— Даней. — Алаяйя появилась на пороге, черная и веющая холодом, в прозрачных зеленых шелках. — Его милость пришел ко мне.

Тирион мягко освободился из объятий другой и встал. Даней не стала возражать.

— В следующий раз, — напомнила она, сунув в рот палец.

— Бедная Даней, — сказала темнокожая девушка, поднимаясь с Тирионом по лестнице. — У нее осталось две недели, чтобы залучить к себе милорда, — иначе она проиграет свой черный жемчуг Марей.

Тирион видел эту Марей пару раз — бледная, сдержанная, деликатная. Зеленые глаза, фарфоровая кожа, длинные, прямые, серебристые волосы — очень красивая, но уж слишком серьезная.

— Мне будет жаль, если бедное дитя проиграет из-за меня.

— Ну так пойдите с ней в следующий раз.

— Может, и пойду.

— Я вам не верю, милорд, — улыбнулась Алаяйя. «Да, она права. Пусть Шая всего лишь шлюха, я верен ей по-своему».

В башенке он, открыв шкаф, с любопытством взглянул на Алаяйю.

— А что ты делаешь, пока меня нет?

Она потянулась всем телом, как гибкая черная кошечка.

— Сплю. У меня стало куда больше отдыха, когда вы начали ходить к нам, милорд. Марей учит нас читать — может быть, скоро я смогу коротать время с книгой.

— Сон — это хорошо. А книги еще лучше. — Тирион чмокнул ее в щеку и спустился в подземный ход.

Выехав из конюшни на своем лысом мерине, он услышал плывущие над крышами звуки музыки. Приятно было, что люди еще способны петь посреди всей этой бойни и голода. Знакомые ноты напомнили ему Тишу — так она пела ему полжизни назад.

Он остановился послушать. Мотив был не тот, а слов за дальностью он не разбирал. Нет, это другая песня — оно и понятно. Его милая Тиша лгала ему с начала и до конца — она была обыкновенная шлюха, нанятая его братом Джейме, чтобы сделать Тириона мужчиной.

«Теперь я освободился от нее, — думал он. — Полжизни она преследовала меня, но теперь я не нуждаюсь в ней больше — точно так же, как в Алаяйе, Даней, Марей и всех прочих, с которыми переспал за эти годы. Теперь у меня есть Шая. Шая».

Ворота ее дома были наглухо заперты. Тирион стучал, пока в них не открылся резной бронзовый глаз.

— Это я. — Человек, впустивший его, был одной из лучших находок Вариса — браавосский головорез с заячьей губой и бельмом на глазу. Тирион не желал, чтобы Шаю охраняли красивые молодые парни. «Подбери мне старых, безобразных, изуродованных, а всего лучше страдающих бессилием, — сказал он евнуху. — Таких, что предпочитают мальчиков — или овец, если на то пошло». Любителей овец Варис не нашел, зато сыскал евнуха-душителя и пару дурно пахнущих ибенессцев, любивших свои топоры не меньше, чем друг друга. Остальные, один другого страшнее, могли бы украсить любую тюрьму. Когда Варис провел их перед ним, Тирион испугался даже, не слишком ли далеко он зашел, но Шая не произнесла ни слова жалобы. Да и с чего бы? «На меня-то она не жалуется, а я страшнее всех ее стражников, вместе взятых. Может, она уже и не замечает чужого уродства».

Но он и теперь предпочел бы, чтобы Шаю охраняли его горцы — Черноухие Чиллы или Лунные Братья. Он полагался на их железную преданность и чувство чести больше, чем на корыстных наемников. Однако риск был слишком велик. Вся Королевская Гавань знала, что дикари служат ему. Если он пошлет сюда Черноухих, весь город рано или поздно узнает, что десница короля содержит наложницу.

Один из ибенессцев принял у него коня.

— Ты уже разбудил ее? — спросил Тирион.

— Нет, милорд.

— Хорошо.

Очаг в спальне прогорел до углей, но тепло еще держалось. Шая, сбросив во сне одеяло и простыни, лежала на перине нагая, и тусклый свет очага обрисовывал мягкие округлости ее молодого тела. Тирион стоял в дверях и упивался ее видом. «Она моложе Марей, милее Даней, красивее Алаяйи — она все, что мне нужно, и больше того. Как может шлюха казаться такой чистой и невинной?»

Он не хотел ее беспокоить, но один ее вид привел его в полную готовность. Он сбросил одежду на пол, забрался в постель, тихонько раздвинул ей ноги и поцеловал ее там. Шая пробормотала что-то во сне. Он поцеловал еще раз и стал лизать ее тайную сладость, пока его борода и ее лоно не увлажнились. Она тихо застонала и вздрогнула — тогда он лег сверху, вошел в нее и почти сразу взорвался.

Она открыла глаза и с улыбкой погладила его по голове.

— Какой сладкий сон мне приснился, милорд.

Тирион куснул ее маленький твердый сосок и положил голову ей на плечо. Он не ушел из нее — он хотел бы никогда из нее не уходить.

— Это не сон, — сказал он. «Да, это не сон, а действительность — война, интриги, вся эта большая кровавая игра, — и в середине я, карлик, чудовище, презираемый и осмеиваемый, но крепко забравший в руки власть, город и эту женщину. Именно для этого я был создан — и мне это нравится, да простят меня боги.

А ее я люблю. Люблю».

Если Харрен Черный и дал своим башням какие-то имена, то они давно забылись. Теперь они назывались башня Страха, Вдовья башня, башня Плача, башня Призраков и Королевский Костер. Арья спала теперь в бездонных подвалах башни Плача, в маленькой нише, на соломе. У неё всегда было вдоволь воды, чтобы помыться, и мыла тоже. Работа была тяжелая, но не тяжелее целодневных пеших переходов. Ласке не приходилось каждый день искать себе жуков и червяков, как Арри, — ей давали хлеб и ячменную похлебку с морковкой и репой, а раз в две недели и кусочек мяса.

Пирожок устроился еще лучше — на своем исконном месте, на кухне, в круглом каменном строении под куполом, которое было в замке обособленным мирком. Виз и его подчиненные ели в подвале, за поставленным на козлы столом, но иногда Арью посылали за едой на кухню, и ей удавалось переговорить с Пирожком. Он никак не мог запомнить, что она теперь Ласка, и продолжал звать ее Арри, хотя и знал, что она девочка. Однажды он попытался сунуть ей еще горячее яблочное пирожное, но сделал это так неловко, что двое поваров заметили, отняли лакомство и побили его деревянной поварешкой.