— Тогда надо двигаться вдоль моря, — рассудила Вивиана. — Если океан все время будет по левую руку, рано или поздно, но до Аркдура мы доберемся.

— Не выйдет, — возразила Тахгил-Ашалинда, прежде Рохейн. — Вдоль берега тянутся непроходимые утесы и скалы, да еще там много заливов, вторгающихся далеко в глубь суши. Без корабля или лодки нам там путь закрыт.

Вивиана остановилась около невысоких зарослей папоротника и выдернула несколько плотных тугих завитков, скрученных в упругие зеленые спиральки, будто пружинки часов. Другие пучки зелени и корешков уже свисали на кусочках бечевки на поясе, плечах и даже локтях девушки, загораживая пеструю коллекцию самых разнообразных предметов на поясной цепочке.

— У вас и маковой росинки во рту не было аж с позавчерашнего дня, аурадонна, — напомнила фрейлина Тахгил из-за спадающих на лицо блеклых крашеных кудряшек. — Неудивительно, что у вас живот подвело.

Эйфория спала, растаяла. Тахгил поглядела на сухую, вянущую листву, которой была обвешана сама, на грязные, изъеденные червями клубни. В глубине ее существа зашевелились тонкие щупальца голода. Нельзя жить одними воспоминаниями. Три странницы сели под тонкими стволами берез и разожгли костер. Вивиана отвязала пучки съедобных кореньев и трав.

— Виа стала знатоком по сбору пищи, — пояснила Кейтри с чуть заметной ноткой упрека в голосе, — особенно после того, как вы взяли да и сбежали в одиночку. Она вспомнила все, чему вы нас учили. У нее просто талант по этой части.

— Даже фрейлины могут чему-то научиться, — высокомерно отозвалась Вивиана. — Даже от них бывает прок.

— Тогда давай я поучу тебя еще и готовить, — предложила Тахгил. — Все хоть какое-то отвлечение от внутренней боли.

Пологие лесистые холмы носили название Великого Западного Леса, однако, будучи на самом деле куда безобиднее обычных лесов, являли собой безбрежные заросли буков, берез, дубов и шумных, говорливых тополей, только что выпустивших первые клейкие листочки. Кое-где деревья перемежались орешником или кустами дикой смородины, подернутой прозрачной вуалью цветов. По усыпанным прошлогодней листвой овражкам текли звонкие ручьи, а на пригорках распускались лазурным ковром опасные, но такие красивые колокольчики.

Ориентируясь по блеклому, затуманенному солнцу, что изредка проглядывало в гуще ветвей, путницы весь день брели сквозь красно-коричневую дымку, а на закате, когда Тахгил от усталости уже буквально валилась с ног, нашли себе укрытие на исполинском буке, толстый ствол которого оплетал плющ — по этим-то живым канатам странницы и взобрались на удобную развилку, где отходили сразу три толстые ветви.

Внизу, вокруг корявых корней, на ковре палых листьев, щебеча, словно выводок воробьев, прыгала и кувыркалась стайка каких-то существ — веселых человечков не выше восьми дюймов ростом, с румяными и круглыми, точно спелые яблоки, щечками, темно-карими глазами без белков и постоянной ухмылкой на дерзком ротике. На головах у них лихо торчали высокие островерхие колпачки с кисточками. Они носили темно-коричневые штанишки до колен и зеленые камзольчики — и в этом-то типично сказочно-эльфийском виде ходили колесом и проделывали прочие акробатические трюки, которые сами, судя по всему, считали смешными и уморительными. Впрочем, трюки эти не вызывали у притомившихся зрительниц ничего, кроме скуки и раздражения.

— Ох, швырнуть бы в них чем-нибудь этаким, — досадливо промолвила Вивиана.

Угнездившись в развилке, Тахгил быстро уснула, снова погрузилась в полное забытье. Она проспала даже шанг, но несущая дозор Вивиана заботливо надела на голову госпоже капюшон талтри, чтобы той не приснилось дурных снов. Пряный воздух искрился и сверкал.

— Скоро придется рассказать ей обо всем, — сказала Кейтри.

Рассвет возвестил о себе едкой, зловонной моросью. Слабые лучи силились пронзить завесу пыли, порожденной гибелью Тамхании. Путницы потягивались, разминая затекшие руки и ноги.

— Силы небесные! — вскричала Тахгил, внезапно вспоминая о бдительности. — Повезло же нам, что вообще в живых остались, — мы не караулили ночью!

— Это вы не караулили, — чопорно отозвалась Кейтри, растирая в руках тимьяновые листья, чтобы выдавить эфирные масла. — А мы — очень даже.

Тахгил улыбнулась сквозь въевшуюся в лицо корку грязи и золы.

— Хорошо, что вы со мной.

Она тоже натерла листьями тимьяна тело и одежду. Позавтракали водой. Затыкая флягу, Кейтри поглядела на свою госпожу. Ввалившиеся глаза ее казались огромными, щеки были бледнее, чем обычно.

— Трудное предстоит время, — туманно заметила она.

— О чем ты, дитя? Твои глаза сулят мне какую-то ужасную повесть. Ах да, вспоминаю, ты уже пыталась рассказать мне что-то некоторое время назад. И теперь мне просто не терпится узнать, в чем дело. На этот раз ты должна непременно договорить до конца — ибо я чувствую это нечто, очень сильно меня касающееся.

Кейтри нервно сглотнула.

— Так и есть. Мне следовало рассказать вам раньше, но я не могла. Даже теперь…

— Ну давай же! Рассказывай скорее, не то я сойду с ума от ожидания!

— Подлый Саргот, тот, что прежде был Королевским Чародеем…

— Что с ним?

— Он бежал из дворцовых темниц и теперь свободно скитается по Эльдарайну. Он ищет вас и поклялся ужасно вам отомстить.

Потрепанный непогодой бук тянулся ветвями к свинцовому небу. Среди листвы, точно марионетки на ниточках, трепыхались синие, отливающие металлом бабочки.

— Кейтри, откуда ты знаешь?

— Подслушала в Тане, на следующий день после того, как приплыл последний корабль с новостями. Это было так жутко, я просто не могла ничего вам сказать. И потом, это ведь запрещено.

— От кого ты услышала?

— От принца Эдварда и герцога Эрсилдоуна. Они беседовали меж собой в соседней комнате, а я расставляла для вас цветы в вазе — розы-кровохлебки. Я не хотела подслушивать, просто ничего не могла поделать — они так громко разговаривали. Принц был очень расстроен и взволнован. Говорил, что хочет покинуть остров, отправиться на север, на войну. Сказал, чувствует себя, точно сокол в клетке, который только и мечтает о том, чтобы лететь в битву вместе с другими воинами. Сказал, это не по-мужски — отсиживаться в Тамхании, когда его место на поле битвы, когда он должен разить нежить, омыть меч черной дымящейся кровью. Герцог, он пытался переубедить принца, говорил, что тот еще слишком молод для битвы. А принц ответил, что должен тогда по крайней мере прочесать Эльдарайн в поисках бежавшего колдуна Саргота, который благодаря какой-то коварной уловке убил преследующих его солдат и поклялся пустить все свое могущество на то, чтобы сокрушить леди Рохейн, против которой затаил глубокую обиду.

Кейтри кусала губы, страдая от того, что рассказывает столь плохие новости.

— А потом герцог, он велел принцу Эдварду замолчать, говорить потише, потому что колдуна, без всяких сомнений, скоро поймают и не надо сеять панику, пересказывая угрозы, которые по сути дела и не угрозы вовсе, ведь миледи живет в безопасности Королевского Острова. И принц помолчал, а потом сказал, да, он и сам знает. И больше они на эту тему уже ничего не говорили.

— Ты уверена, что все верно расслышала?

— Да, абсолютно уверена. Ну как тут ошибешься? Мне очень жаль, но я решила, лучше предупредить вас…

Тахгил-Рохейн глядела на светло-коричневую кору бука, по которой медленно ползла яркая божья коровка, крошечное полушарие красного и черного на тоненьких, едва видных лапках. Хрупкое насекомое покачивалось на краю широкой трещины в коре.

— Спасибо, Кейтри, — наконец произнесла девушка. — Ты хорошо поступила, что предупредила меня о том, что еще один враг жаждет моей крови. Нет-нет, я не смеюсь над тобой. Я совершенно серьезно. Тот, кто знает своего врага, лучше сумеет защититься. Презренный Саргот, куда бы он ни устремил свои шаги, уже не застанет меня врасплох.

Однако Кейтри, позволив себе на краткий миг вновь вспомнить о Тамхании, уже плакала.