И вдруг сердце ее сжал ледяной ужас. За острыми шипами готического шпиля она разглядела в небесах три крылатые тени, что стремительно неслись к крепости. Вороны Войны. Объятая паникой, дева-лебедь метнулась за угол, к окну в форме розы, из каменной середины которого расходились застекленные лепестки. Крылья лебедя гулко ударили в толстые стекла. В комнате кто-то находился — он поднял было голову, но скоро отошел прочь. Лебедь сползла, скатилась по стене башни, упала на покатую крышу и сложила крылья. Все тело требовало отдыха. И едва она решила дать себе передышку, перья словно бы отъединились от ее нервной системы, выскользнули из плоти девушки, вновь превращаясь в плащ, что висел на дрожащих плечах самозванки. Края его легонько извивались в порывах сквозняка, точно вновь просились в полет.
Рядом стояли две колонны, изваянные в виде людей, что подпирали плечами высокую стену. Прижавшись к холодному камню между ними, девушка замерла, точно третья статуя, и не двигалась, пока погребальные, веющие могильным холодом крылья Воронов не пронеслись мимо. Даже лучники на стенах съежились, когда эти черные птицы пролетали у них над головой. Но вот зловещие вестники с протяжными жуткими криками скрылись вдали.
Одно лишь острое черное перо, кружась в воздухе, спускалось к стенам крепости.
Тахгил, съежившаяся в тени колонн, не знала, на что решаться.
Мимо лоскутами черного шелка сновали острокрылые летучие мыши. Чуть дальше черепица спускалась к отверстию отделанного свинцом желоба. Край крыши был обнесен ограждением, в котором зияли узкие бойницы. Через каждые три зубца вздымались каменные шпили, острые иглы, оплетенные побегами терновника. На них безмолвно висели горгульи в виде крылатых жаб.
Тахгил внезапно поняла, что по крышам к ней бесшумно приближается какой-то зловещий и угрожающий сгусток мрака. Девушка торопливо перелезла через гребень. Выстланный черепицей скат тянулся дальше, пока не упирался в высокую отвесную стену, фронтон очередного строения. Пригибаясь, стараясь не подниматься высоко над крышей, Тахгил метнулась туда. Ну вот и все, дальше лезть нельзя. Прижимаясь к холодному камню, девушка двинулась вдоль стены, пока не наткнулась на вделанную во фронтон лестницу. Однако и она привела беглянку всего лишь на глухой балкончик, перилами которому служил ряд невысоких арок, оплетенных окаменевшими побегами плюща.
Узкий каменный карниз отходил от балкона куда-то во мрак, тянулся под узкой бойницей окна. Тахгил подняла голову, пытаясь разглядеть, что там дальше, и невольно попятилась. Ее вновь охватило чувство, что сзади, по крышам, подбирается кто-то ужасный. Страх едва не парализовал бедняжку, но, собрав все силы, она сумела подтянуться и, путаясь в складках развевающегося плаща, перекинуть ноги через подоконник. На счастье, нижняя створка окна оказалась открыта. Девушка неловко соскочила на мраморные плиты пола и замерла. То зловещее нечто, присутствие которого почуяла она на крыше, как раз скользило мимо окна. Раскрытая створка чуть дрогнула, задребезжала.
И тишина.
Вокруг девушки сомкнулись черные стены Аннат Готалламора.
8
АННАТ ГОТАЛЛАМОР
Часть I: Твердыня, прекрасная и ужасная
Куда уплыли цапли?
Далекий мрачный брег
Под небесами звездными услышал мрачный хор.
Сама Война направила зловещей силы бег
К ужасной Черной крепости:
Аннат Готалламор.
Звезды сияли сквозь прихотливый узор темных стекол, точно бесчисленные фиалки на лугу. Филигранный светильник, подвешенный на золотой цепи, ронял бледное, морозно-лунное сияние. Уж явно в нем горело пламя колдовства, а не обычный земной огонь. Девушка стояла на лестничной площадке, меж пролетами ступеней, уводивших вверх и вниз. Балюстраду украшал повторяющийся узором из острых стрел и трилистников. По внутренней стене лестничного проема, грациозно извиваясь, тянулись вверх тонкие колонны в форме лилий. Тахгил медленно начала подниматься.
Шаги ее отдавались на ступенях чуть слышным перезвоном. Полы плаща шелестели. В самом воздухе витал привкус волшебства. Девушка поднималась все выше. Возбуждение и прилив сил, дарованных лебединым плащом, уже иссякал. Тахгил казалось, она вжизни так не уставала. Еле волоча ноги, она все поднималась, и мысли ее сейчас не мог бы прочесть никто, даже она сама.
Три пролета одолела она. На третью площадку выходила распахнутая дверь. Тахгил остановилась на пороге, вглядываясь в помещение, куда вела эта дверь.
Комната оказалась небольшой. Круглая комната — та самая, с окном в виде розы. На просторных, отделанных дубовыми панелями стенах там и здесь зияли вставки из цветного стекла. Звездный свет струился в них потоками аметистового сияния. Золотой пьедестал в десять футов вышиной выгибался, образуя зубчатую арку, что поддерживала девять золотых лампад. Их серебристый свет озарял высокий потолок, покрытый богатой резьбой и причудливыми подвесками. Промежутки между барельефами были раскрашены геральдическими узорами.
Вся мебель в сем роскошном чертоге была сделана из дуба и тоже покрыта искусной резьбой. На восьмиугольном столе лежали стопки книг в золоченых переплетах, ножки стола были вырезаны в виде деревьев, раскидистые кроны которых поддерживали столешницу. Рядом стояли письменный стол, сработанный в виде двухуровневой башни с балюстрадами, и кресло с высокой спинкой. В каждом углу комнаты в высокой нише виднелись каменные вазы на высоких пьедесталах. Над аркой входом вились золотые руны, слагаясь в слова:
Вдоль стены, частично скрытой тяжелыми бархатными занавесями с толстыми, в руку толщиной, золотыми шнурами, уходили к самому потолку книжные полки. Корешки их выстраивались частоколами нежных золоченых букв на фоне голубоватого пергамента переплетов. Один из таких томиков, раскрытый, лежал на письменном столе. Обитательница комнаты, сидевшая в резном кресле, как раз оторвала взгляд от страницы.
Глаза ее встретились с глазами вошедшей. Тахгил переступила через порог, печально протянула руки и, сделав три шага, рухнула на колени.
— Кейтри! — произнесла она, все так же простирая руки вперед.
— Ты смертная? Ты хранишь верность Королю-Императору? — подозрительно спросила сидящая за столом девочка, побелевшими пальцами сжимая жесткие складки расшитого жемчугом платья.
— Да — а ты?
— Да!
Вскочив с кресла, Кейтри одним прыжком оказалась рядом с Тахгил и, обняв ее, принялась нашептывать всякие ласковые словечки — точь-в-точь голубь, воркующий над птенцом.
— Госпожа моя! Рохейн! — наконец промолвила девочка. Голос ее срывался от наплыва чувств. — Поверить не могу, что снова вижу вас! Какое счастье! Точнее, какое горе — видеть вас здесь, в этом замке!
Торопливо отерев слезы с глаз тыльной стороной руки, она отвела Тахгил к креслу и, почти силком усадив в него, налила в украшенный сапфирами кубок вина из хрустального графина. В вине, черном, точно жидкая ночь, утонувшими звездами посверкивали искры.
— На вас плащ из перьев! Так это вы были той птицей, что ударилось в стекло, тем диким лебедем? — спросила Кейтри. — Я бы впустила вас, но испугалась. Да вы совсем больны! А они знают, что вы здесь? Я спрячу вас и буду ходить за вами, покуда вы не поправитесь! А тогда вы сможете снова улететь прочь!
Давясь вином, Тахгил покачала головой.
— Нет! Нет!
— Тс-с! Тише! Вас могут услышать. Здесь у любых предметов есть уши, даже у тех, про какие никогда и не подумаешь. Тс-с! Сейчас вам самое главное — отдохнуть.
Звездное вино, по всей видимости, пропитано было той же колдовской силой, что витала в воздухе, лучилась из светильников, исходила из самих стен, пронизывала в Аннат Готалламоре решительно все, вплоть до кисточек золотых шелковых шнуров и бахромы на обивке стульев. От первого же глотка энергия горячей волной растеклась по жилам Тахгил, до самых корней волос, до кончиков пальцев на ногах — свежая и бодрящая, как эссенция самого звездного неба. В голове девушки мгновенно прояснилось, силы вернулись к ней.