— Смертных убивали, — промолвила Силдориэль, — и за меньшие оскорбления, чем позволила себе ты, Простушка. Однако вот ты здесь, отдыхаешь, глядя на наш пир. Воистину, ты в фаворе — по крайней мере пока.

Она улыбнулась, и улыбка эта была исполнена огня и тайны. Вообще узреть подобную улыбку на лице Светлой означало вознестись на небеса. Все равно что смотреть с высоты птичьего полета на простирающуюся к далеким холмам равнину, качаться на крылах мягкого ветра. Все равно что лететь.

— О да, — Ашалинде почему-то не хватало воздуха, — мне и впрямь повезло.

Она придвинулась поближе к Кейтри. Подруги сидели на поросшем цветами холмике. Платье девочки, сшитое из парчи и переливчатого шелка, тяжелыми складками лежало на ковре живых лютиков, калужниц, незабудок и клевера. Один из Светлых возложил на голову Кейтри цветочный венок, однако в детском личике не было ни кровинки. На траве перед ней стояло нетронутое блюдо свежей клубники: пухлые алые сердечки в зеленых коронках, чуть присыпанные крохотными острыми семенами. Тулли взял ягодку и откусил половину. На месте скуса, под красным полумесяцем бледно-розовой мякоти сверкнул тонкий белый глазок сердцевинки.

После того как Ашалинда сама спровоцировала Светлых, разозлила их до того, что ее швырнули на пол, на девушку вдруг напал необоримый сон. Она сама не знала, сколько проспала, но проснулась она уже в новом месте, на очередной затейливо украшенной сцене Готалламора. Здесь тек прозрачный поток, плакучие ивы клонили длинные ветви к воде, а из глубин реки с любопытством выглядывали остренькие лица зеленовласых русалок. На ветвях деревьев висели новые платья, старые же начали сами по себе таять, растворяться, эфемерные, точно крылышки мотылька. Они распадались, как старинная ткань, много десятилетий пролежавшая в кедровом сундуке. Едва пленницы успели переодеться, как по реке сама собой поплыла деревянная ладья, убранная венками и букетами полевых цветов. Она легонько стукнулась о берег. Подруги взошли на борт — другого выбора у них не оставалось. Маленькое суденышко провезло их под сводами зеленого туннеля из переплетающихся веток и вынесло в прекрасный сад.

Здесь царили сумерки поздней весны. Яблони утопали в белой пене цветов, что словно бы лучились изнутри собственным светом, как запутавшиеся в ветвях звезды. На залитых лунным сиянием прогалинах и меж деревьями гибкие фигуры танцевали под самую веселую, но в то же время и самую мучительную музыку, какую только доводилось слышать смертным. Зачарованные, обрадованные, Ашалинда и Кейтри любовались танцем, пока не заметили, что в какой-то момент к ним присоединился и Тулли. Когда танец окончился, к тому месту, где уселись на траву потрясенные девушки, величаво подошли три дамы из числа придворных принца. Они оставались со смертными, пока не отзвучала и песня о Спящих под Курганом.

— Здесь всегда темно, — промолвила Ашалинда, тихо унимая волнение в груди, — а музыка напоминает о солнечном утре. Я стосковалась по солнцу. Почему принц живет в Вечной ночи?

— Она подходит нынешнему его состоянию духа, — ответила Силдориэль. — Но в твоей власти все изменить.

Ашалинда отвернулась.

— А скоро ты утратишь такую возможность, — предупредила Светлая. — Ведь нынешний пир, нынешний праздник означает отъезд из Готалламора.

Ашалинда вихрем повернулась обратно.

— Отъезд? Куда мы поедем?

Силдориэль улыбнулась.

— Ты никуда не едешь, дочь Ниам. Скоро начнутся настоящие сражения. Принц отбывает на войну. А ты останешься здесь, поджидая его возвращения.

Внезапный прилив отчаяния заставил Ашалинду зажмуриться. Под сомкнутыми веками плясали язычки огня. Голова девушки поникла, распущенные волосы потоком темного вина хлынули ей на колени.

К ним робко приблизился низенький длинноухий дух с толстыми щеками и узловатыми коленками, одетый в причудливый наряд: ливрея из чешуи ящерицы и штанишки из шкуры зебры. Он учтиво поднес дамам блюдо с горкой завитых морских ракушек, обмазанных чем-то бежевато-коричневым. Кейтри отшатнулась.

— Ой, нет! Это же засохшая грязь! — воскликнула она и замахала на слугу руками. Тот в испуге дернулся прочь, но спутницы леди Силдориэль жестом остановили его.

— Погоди, — сказала леди Гилдианрит. — Вижу, сладкоголосая соловушка, ты еще не пробовала дивного ксохохуатла. — Взяв с подноса длинную спиральную раковину, Светлая отломила кончик, под которым открылась не известковая пустота, а какая-то твердая и гладкая начинка. — Ксокохуатл делается из семян волшебного дерева, привезенного в Эрис. Теперь эти деревья растут здесь в разных потайных местах. Снафу, расскажи-ка эрисбанден все толком.

Низкорослый слуга проквакал с важным видом:

— Жареные бобы. Из части выдавить масло. Остальные растолочь, растереть, размять, смешать с молоком, ксокохуатлевым мастом и сахаром. Придать форму, охладить. Есть. Ням-ням.

Аристократки глядели на духа с нескрываемым отвращением.

— Прошу вас, вкусите дивный состав, — настаивала Силдориэль, глядя на смертных.

— Настоящая еда Светлых, — вмешался Тулли, с предовольным видом запихивая в рот красновато-коричневую ракушку и набирая полные горсти добавки. — Шоколуатль!

— При дворе никогда не подают этакой коричневой пакости, — прошептала Кейтри на ухо Тахгил.

Смертные отказались, и слуга, шаркая, удалился с подносом под деревья, где на него наскочила группка хобияг. Раздались звуки ударов, Снафу с воплями выскочил из-под деревьев и помчался прочь.

— А ваша клубника, миледи, — отважно продолжала Кейтри, обращаясь к Ашалинде. — Эти вот ягоды, что лежат перед нами, — они выглядят, как клубника, пахнут, как клубника. Без сомнений, на вкус их тоже нипочем не отличить от клубники. Но настоящие ли они?

— Угощение настоящее, — пожала плечами Силдориэль, — и вкус, и аромат — все, что услаждает пирующего. Только вид иллюзорен.

— Откуда тогда они берутся?

— Где-то в Эрисе, девочка, теперь растет клубника без внутренней сущности — просто оболочка, наделенная подобием вкуса. И тот, кто съест эти ягоды, не испытает насыщения.

— Из них похитили торад, — промолвила Кейтри, благоразумно скрывая неодобрение.

— Именно так, — заверила прелестная фрейлина без тени раскаяния в голосе. — Ты никогда не замечала, что некоторые люди едят страшно много, но все худеют и тощают? А все оттого, что питаются только кошалом.

— Но почему, — спросила Кейтри, начиная горячиться, — Светлые крадут у некоторых смертных питающую суть, а другим позволяют толстеть сколько угодно?

— Что-то мне слышится нотка упрека в твоем нежном голоске, — небрежно промолвила Силдориэль, беря Кейтри за подбородок. — Ободрись, ведь Светлые всегда берут наобум, случайно — и делают это по праву. Но если питательную суть крадет нежить, вот она может всегда красть у одной и той же жертвы. Нежить делает это из вредности или зависти.

Она отпустила девочку, открыто смеясь над тем, как затуманилось личико Кейтри — Светлая прекрасно сознавала, как действует на смертных прикосновение кого-нибудь из Дивного народа. Шелестя петушиными перышками, Гилдианрит, Силдориэль и третья Светлая поднялись и удалились. Тулли украдкой повернулся к подругам.

— У меня есть для вас новости, — сообщил он, — с поля битвы.

Объятые страхом и нетерпением, пленницы слушали его рассказ.

— Не так давно в западной Намарре, за границей Мглицы, сошлись смертные со смертными. Битву с обеих сторон начали лучники и арбалетчики — все пытались разбить ряды противника. Но копьеносцы твердо стояли, защищая своих стрелков щитами. Довольно долго так оно и шло, никаких событий, только град стрел и дротиков. Видал я этакие противостояния и в битвах былых времен. Каждая сторона норовит вынудить врага сделать первый шаг.

— И кто атаковал первым? — еле дыша, спросила Кейтри, во все глаза глядя на уриска.

— О, имперские отряды хорошо выучены. Несмотря на мелкие стычки между пехотой и легкой кавалерией, они не поддались на провокации. И тогда разозленные намаррцы сами взбеленились и ринулись в открытую атаку.