На миг на Вышней равнине стало еще темнее, а затем все кругом неожиданно заискрилось яркими переливчатыми огнями.

Меха шанга ярче раздули тлеющие угольки звезд, и вот Риачад на Ката, древнее битвенное Поле Королей, пробудилось к жизни.

Бледные монархи снова восстали на бой, древние доспехи и клинки сияли сверхъестественным светом. Не раз уже ветра шанга будоражили эту равнину — но в последний раз по ней гуляла Ашалинда. Объятая горем, не удосуживаясь накинуть талтри, вышла тогда девушка из Аннат Готалламора — навеки оставляя здесь свое изображение, призрак средь призрачных воинов, пополняя вереницей теней полчище витающих над полем битвы видений, готовых восстать, задуй только шанг.

И вот он задул — по воле короля Ангавара.

Теперь же Ашалинда глядела, как она сама, прежняя, бредет по равнине, чуть приподнимает юбки, легко переступая через камни. Вот видение остановилось и обернулось — и Ашалинда с изумлением узрела себя такой, какой видели ее все остальные. Сверкающие, точно лунный свет на бронзе, волосы спадали до тонкой талии. В шелковистые пряди вплетены были нити жемчуга и сапфира. Лавандовое парчовое платье с опушкой из белоснежного горностая сверкало золотой вышивкой, тончайшие рукава пенились белоснежным кружевом. А лицо — безупречный овал, волшебное, немыслимое совершенство. Прекрасная маска, под которой таилась скорбь.

Ангавар тоже узрел это видение — и с губ его сорвался громкий крик. Потрясенная глубиной страсти, звучавшей в этом крике, Ашалинда лишь через три глухих удара сердца узнала в нем свое имя.

Однако Морраган понял этот крик сразу, мгновенно — и так же мгновенно отреагировал на него. Обернувшись, он поглядел на порожденный шангом призрак и на миг дрогнул. Всего лишь миг промедления, кратчайшая доля секунды потребовалось ему, чтобы понять — это всего лишь наваждение, и мотылек бы не успел подпалить крылышко на пламени свечи. Однако даже такая малость оказалась губительна. Силы соперников были настолько равны, что любому из них требовалась лишь малейшая оплошность второго, чтобы пробить оборону противника и получить решающее преимущество.

Оказалось, для того чтобы лгать, не нужен язык.

Ашалинда твердо запомнила рассказ Сианада о герое, обманувшем подобной уловкой воительницу Сеиллеин, — именно эта история и вдохновила сейчас девушку.

«Вызови шанг, — вот что просигнализировала она Ангавару на безмолвном языке, которому некогда обучила его в лесах Тириендора. — Тогда сюда явится мой призрак».

Мимолетного сдвига действительности, смещения реальности хватило, чтобы Морраган отвлекся. Он уже начинал уставать, все внимание его было поглощено игрой клинков, а потому принц не сразу понял, что происходит.

Он опомнился — но слишком поздно, ибо к тому времени клинок Ангавара успел уже пронзить его бок. Из раны хлынула кровь — в лунном сиянии она казалась не черной, как кровь смертного, но ярко-пурпурной, с еле различимым оттенком королевской голубой крови. Принц Светлых пошатнулся, однако не упал. Ангавар отступил, опуская оружие.

Лорд Илтариен испустил горестный крик. Воспользовавшись случаем, Ашалинда рванулась прочь от него, но не успела пробежать и нескольких шагов, как на нее набросился Яллери Браун. Кривые крысиные губы вонзились в плечо девушки, сомкнулись, точно стальной капкан, прокусывая до кости. Девушка закричала от боли, и в ту же секунду Морраган оказался рядом с ней и отшвырнул злобного духа. Уверенным и яростным движением, потребовавшим от раненого крайнего напряжения всех сил, принц разрубил Яллери Брауна напополам, тем самым выполнив данную перед боем клятву. По камням равнины растеклось и тут же растаяло темное пятно. Уродливый таракан попытался спрятаться в трещину, но Морраган раздавил его ногой.

Ангавар правой рукой привлек Ашалинду к себе. Прикосновение любимого пронзило девушку пылающим копьем, мгновенно исцелив ее, заглушив боль.

Однако усилие Моррагана дорого обошлось ему. Яростный бросок на Яллери Брауна разорвал рану у него на боку. Удар Ангавара сам по себе был не смертельным, однако неосторожное движение принца довершило то, что начал меч его брата. Кровь, текшая слабой струйкой, теперь полилась широким потоком. На лице принца отобразилось крайнее изумление: он, бессмертный, вдруг стал уязвимым, заглянул в лицо пустоте. Судьба настигла его. Он рухнул на одно колено, пальцы его разжались, и меч Дарандель со звоном упал на землю.

— Прощай, Ихианнан, — сказал принц Ашалинде с легкой улыбкой — самой неотразимой своей улыбкой, не достигшей, однако, серых глаз.

Немота внезапно покинула девушку.

— О нет, пожалуйста, не покидайте нас… — выпалила Ашалинда.

Беспомощная фраза оборвалась, закончившись жаркими слезами.

— Плачь, — прошептал он, покачнувшись. — Плачь по мне.

Меч Арктур еще дрожал, воткнутый в камни Равнины на том самом месте, куда Ангавар отшвырнул его. Лорды Илтариен и Эсгаиорн, виночерпий принца и остальные рыцари Вороньего кургана стояли на коленях вокруг своего господина, молча понурив головы. Все они сняли шлемы, обнажив головы. Рыцари Орлиного кургана и члены Королевского Аттриода тоже спешились, все находившиеся на Равнине в ужасе склонились ниц. На рукаве короля Светлых зияла длинная рваная дыра, сквозь прореху в тонкой ткани виднелась красная царапина. Ангавар бросился на колени рядом с братом. Морраган медленно опускался, пока не распростерся на земле. Ангавар обнял брата, поддерживая ему голову и плечи.

В голосе короля Светлых звучали сострадание и печаль:

— Эту рану я не могу исцелить, — промолвил он, — как и любую другую, нанесенную моей же рукой. Удар был не смертелен, однако ты сам невзначай сделал его роковым. О йонмуинн братайр, ми кайрдин, ми финиахде кумачд, лайдир а бриагха — помнишь Поля Лис? Мы сражались там, забавы ради меряясь силами, но никогда еще забава не оказывалась столь жестока. Увы, куда завела нас гордыня! Прошу тебя, не уходи. Не уходи, покуда снова не пройдешь бок о бок со мной по зеленым лугам нашей родины…

Голос его надорвался. Ангавар склонил голову и умолк.

Равнина сверкала, как звездная галактика. Призрачные короли-воины медленно таяли в воздухе. Шанг улегся.

Морраган тихо пробормотал что-то на языке Светлых. Ангавар отвечал ему. Наследный принц попытался было добавить что-то еще, но силы изменили ему, голова запрокинулась. На фоне угольно-черного шелка волос прекрасное лицо его казалось надгробным изваянием из белого мрамора. Он замер, безмолвный и неподвижный, и весь Эрис замер над ним.

Давным-давно Ашалинда слышала, как вырвавшийся из сотен грудей крик потряс все Светлое королевство — в тот миг, когда Ворота закрылись, отрезав Ангавара и Моррагана от Фаэрии. А во второй раз — когда пробужденный рыцари Орлиного кургана явились на поле боя Вышней равнины.

И вот теперь, прозвучав в третий раз, этот единодушный крик звучал ужасней прежнего, и на сей раз вырвался он не только у Светлых. Он шел, казалось, везде, и вблизи, и вдали, с небесных высот и из подземных глубин, и звучали в нем мука и невыразимая, немыслимая утрата.

Из рук Ангавара на крылах тени вылетел огромный ворон.

Поднявшись на ноги, король Светлых смотрел, как тот улетает прочь. Застывшие звезды сложились в форме креста и, затихая, вспыхнули в последний раз, с новой силой.

Звезды эти — металлические, гигантские, морозные — сияли с небывалой яркостью. Небо словно превратилось в полотно черного стекла, на котором висели бесчисленные кометы, рваные яркие дырочки, от которых тонкими лучиками расходились блестящие трещины.

Морраган исчез.

С равнины раздалась громкая отрывистая команда, зазвенели туго натянутые тетивы — и в воздух взвилась туча стрел: салют воинов Эриса. Описав дугу, все эти стрелы упали, не причинив никому вреда, ударили в камни и скалы. А потом Эсгаиорн поднес к губам золотой рог и сыграл «Цеол на Слан» — «прощальную песнь». И при звуках этой музыки плакали даже самые твердые и закаленные в боях воины.