Юный подданный РФ с дешевой цигаркой в зубах, разбитыми в драке кулаками и без всякого светлого будущего чавкает бутсами по снегу, запрокинулся, скалится: «Блин, здорово. А мы-то крутые!» Сплюнул в снег и бредет дальше, аполитичный, асоциальный, и именно поэтому всегда готовый голоснуть за «крутую Россию» – за того, кого назовут по телеящику. Вот тебе и «возрождение национального инстинкта»…

Драпировка глухо закрыла вертикаль. Однако сквозь плотный кумач так и слышится скрип, скрип, скрип, плаксивый, монотонный, наивный, как у детских качелей. Это пилят бабло. Те, кто выстроил под свои аппетиты вертикаль.

Не случайны их выпады сразу против «позднего совка» и «клятых 90-х». Они ведь наследники тех и тех, но более грамотные. В этих выпадах не только пропаганда, но искреннее менеджерское недоумение о предшественниках (мол, раньше и впрямь послабее нашего держались). Новые управленцы извлекли урок. Они – дельцы абсолютные, для которых идей нет, а есть эффективность контроля и предельное бесстыдство идеологических спекуляций. Им непонятно, как это – проиграть, если уже дорвался.

Поздние советские чиновники были рыхлыми и не бойцовыми, в том числе потому, что эти старички из Политбюро не владели реальной собственностью. Убого, криво, но как первопринцип сохранялся «социалистический уклад». Был некий высший смысл над старичками. Реформистская элита, утвердившаяся под победный крик о демократии, наконец-то стала хватать в личное распоряжение госсобственность. Но и эта элита была уязвима, поскольку не могла отказаться от убогого, кривого, но все же идеала «либеральных прав и свобод». Был некий высший смысл над гангстерами. Новая власть выкинула все идеалы и принципы. Есть стратегия выкачки недр и распила бабла узкой компашкой, народу же – довольно тряпичных лозунгов на башне.

* * *

Понятно, что подобная картина может быть воспринята как безрадостно-схематичная. Но ведь правда же – нет у них воли что-то сущностно менять! И при их системе никогда такой воли не будет. Менять – это дело если не опасное, то второстепенное… Главное для них – уклониться от перемен, держать подданных в полном подчинении, и, сидя в башне, поплевывать на темную страну. А самим иметь хороший доход и щелкать оппонентов.

Наличие любого самостоятельного оппонента – теоретически рискованно, – это власть помнит.

Гордо возвышается одна башня, а лачуга всякого, кто был против, либо сожжена дотла и житель ее спрятался в скит под землю, либо вымазана дерьмом позора, либо загнивает, опустев, ибо владелец перебежал в сытную башню, либо это – нежилой фанерный домик «потемкинской оппозиции».

И думают сидельцы башенные, что уже они и непобедимы, похерили пустую лирику, все отмели и зачеркнули, кроме специфического «криминального патриотизма». Прочна их башенка!

Заблуждаются.

По исторической логике вещей, слетят и они вместе с обломками своей башни… Слетят, потому что трагическая история России – это не монотонный распил бабла, а взмахи детских качелей: то государство насилует инакомыслящих, то инакомыслящие насилуют государство.

Мучая нас ложью и тупостью, эти «государственники» в очередной раз подставляют под удар целостность страны, которую проткнули стержнем своей башни. И об одном моя мысль: как бы не треснула и Россия, когда их башня расколется…

Эту власть могла бы смести широкая коалиция. Популярная. Авторитетная. Только коалиция всех активных гражданских сил на принципах патриотизма, социальной справедливости и свободы могла бы мощным порывом вихря сорвать фальшивые тряпки лозунгов с вертикали власти и вдохнуть живое обновление в граждан. За это я выступал, и для этого пошел в политику после ограбившей народ «монетизации». Мы стояли вместе перед многими тысячами сторонников на общем митинге – Рогозин, Зюганов, Глазьев, Лимонов. Явлинский поддерживал. Стремительно левели «либералы», а «патриоты» проникались смыслами свободы.

Но не получилось объединиться и надавить. Не вышло консолидации, например, с требованием провести референдум по ключевым вопросам общественной жизни. В референдуме отказали? Так надо было затопить центр Москвы гневливым людом.

Время утекало. И истекло. Одних демонизировали, других купили, третьи «слиты» и чахнут не у дел, четвертые – статисты.

Остался узкий, страшно далекий от народа кружок упертых либералов, ориентированных на «мировое мнение», – беспомощно и плохослышно стенают, и их легче легкого выставлять агентами Запада.

Осталась КПРФ. Но вряд ли в ближайшие сроки порадует нас сюрпризом-прорывом эта «недосогласная» парламентская партия, четко усвоившая «правила порядка».

На излете политической зачистки вдруг образовалась «Справедливая Россия», воспринятая мной как возможность раскола элит. Показалось, что власть готова допустить легальную критику изнутри, каковая неизбежно есть мина под всю их порочную систему. Мне удалось даже прорваться в федеральную тройку на парламентских выборах, но система среагировала молниеносно. Зазвучала команда из большой комнаты, и обитающий в комнатке поменьше чиновник гаркнул: «Слушаюсь и повинуюсь». И меня вычеркнули. Словом, допуская самые неожиданные сценарии, я не вижу в оформившейся «СР» (ее список и до меня был искромсан) независимого заряда, в отличие, между прочим, от того, что было с «Родиной», в которой такой заряд был.

* * *

Как действовать в политике дальше, когда политики нет?

Известна тотально внесистемная «Другая Россия», которой почти, как Прометею, хищный ОМОНовец клюет в печень на очередном марше, но это не ломает воли к маршу. Может ли «Другая Россия» хоть чего-то добиться? Предпочту повесить этот вопрос в воздухе.

Вот и уважаемый в народе, действительно перспективный оппозиционер Глазьев так и не доехал до «другороссов». Энергичный уличный боец за справедливое дело юноша Удальцов отшагнул от них. Туда же – и замечательный Делягин, органично и аргументированно сочетающий названные выше идеи патриотизма, социальной справедливости и свободы. Эти три элемента и, кстати, эти три человека могли бы быть полезны.

Полновесный субъект отсутствует. По этой причине свернул былую оппозиционность чуткий к историческим перепадам Проханов.

А кого-то поманит сумасшедший (вернее, вполне «нормированный») маршрут: ринуться в «Единую Россию». Пытаться наполнить мертвые слова о великой России – действенным содержанием… Но попытки влиять на власть изнутри и менять ее в сторону «любви к народу» – пусты. Власть не будет сотрудничать с честными, сложно и самостоятельно мыслящими. Власть готова признать своими только тех, кто прошел инициацию, – пнул поверженного чужака. Это обязательный ритуал: пнуть и без того пинаемых «шпиона» Каспарова или «фашиста» Лимонова. И поскольку я неоднократно отказывался участвовать в этой дурной забаве, меня власть любить не может.

Вдруг политическая оттепель не случится мгновенно и впереди «новое средневековье»?

Вдруг, намеренная сохраниться, система станет следовать сценарию возрастающего упрощения, а значит, и ужесточения?

Не исключено, что скоро нельзя будет по ТВ сетовать на низкие пенсии, а потом нельзя будет умалчивать о своей любви к великому строю, если ты хочешь публично говорить о политике. Это случай конспиролога Кургиняна – при Ельцине его не пускали на экран как державника, теперь пускают, но за это он должен сочно славить… А потом примутся требовать славословий уже ото всех, кто активен, кто хочет расти и цвести, – от ученых, писателей, музыкантов, бизнесменов…

* * *

Что же делать?

Не бросать в мыслях народ и Россию. Не разлюбить.

Крепка вертикаль. Бессильна оппозиция. Но ведь увидим и падение унылой вертикали…

Все активные и мыслящие люди настраиваются против этой власти – чем скрытнее будут против, тем яростнее. Однажды (и не через семьдесят лет, поверьте! другие нынче темпы! стрясется все, думаю, негаданно скоро) внутри системы начнутся сдвиги, либерализация, развенчание «культа безликой личности», и возникнет общественный зазор, в который мощно хлынет запретное.