«Проклятые 90-е»…

В начале 90-х группа московских художников с дикими лозунгами перегородила Большую Никитскую своими полотнами, и, помитинговав на баррикаде из картин, пошла на Кремль. Ближе к Кремлю их вежливо оцепили, обошлось без уголовных преследований. Милиция смеялась.

Пестрая баррикада. Затор машин. Несанкционированное шествие. И что? А ничего, весело, и ладно. Помешали они ходу российской истории, перевернули город, спровоцировали ввод батальонов НАТО на территорию РФ? Такие ведь планы нынешние кремлевские мудрецы инкриминируют всякому, кто непокорен…

Сегодня веселье немыслимо. Художника, взбежавшего на Мавзолей с плакатом «Против всех!», будут допрашивать не на фуршете в галерее, а некто Андрей Чечен на Лубянке.

90-е были временем нищеты, разлома, низких цен на нефть, в конце концов. Страсти кипели нешуточные, но Ельцин амнистировал своих врагов. Нынешним хозяевам сама идея милости претит.

Да, 90-е были чересчур лихи, требовалось укротить пыл, укоротить прыть. Однако власть решила секвестировать так, чтобы больше никогда ничего не выросло. А урезала и прижгла не там и не то…

* * *

Итак, «благословенные нулевые»…

Какая Россия достается Медведеву?

Современную РФ характеризует опасная, тяжелая стадия деспотии, когда борьба ведется уже не против политических партий (таковые ликвидированы), а против отдельных личностей. Зачем деспотия? Из паранойи? Отчасти – да. Деспотия есть следствие непрофессионализма, ибо власть прибрана компашкой глухих и оттого анекдотичных неполитиков. Но деспотия – и для запугивания. Запуганными легче управлять. Здесь проявляется ущербный менеджерский прагматизм как прямое продолжение политической бездарности.

Кругом чудовищно скучно, любая попытка «движухи» банально небезопасна. Людям уныло жить. Россия затекла, связанная… Последняя восьмилетка – это сказка о потерянном времени. Время, лишенное насыщенности, событийности, когда и вспомнить нечего. Активные люди вычищаются, прижаты, власть ревниво борется с любым активизмом, пестуя лишь моральное уродство в виде тупоголовых последышей. А пассивные массы призваны довольствоваться заменой программы «Свобода слова» на блокбастер «Стальная хватка». Национальная идея, внушаемая гражданам, крайне проста: «А зачем политика нужна? Главное – пожрать, поспать, не тревожат хоть, может, копейку подкинут, дают спокойно дотянуть до издыхания…» Воистину нулевые годы! Как круги на воде…

К чему я перебираю все это?

А только к тому, что эти банальности и станут историческим вердиктом минувшим пустым годам. Не покорение Кавказа, рост доходов, и выбитая Олимпиада, а ложь и насилие, и скука, тоска смертная.

Я глубоко убежден, что каждую эпоху в первую очередь маркируют психологические приметы. 90-е – лютое, трагичное веселье. Начало века – скука и тупое насилие.

Но льдина поехала…

Свободу придется даровать. Ведь даже для самых упертых «сторонников сильной руки» нулевые годы подарили чудо – реабилитировали слово «свобода». Мы ждем оттепели, господин президент.

Накопилось. Не усугубляйте…

Превед, Медведовед!

На смену путинологам спешат медведоведы.

Последние и составляли книгу Медведева «Национальные приоритеты». Три части. Статьи, выступления, интервью. Все – избранное. Самые живые, пожалуй, интервью. В том числе довольно известное «Эксперту»: «Если к слову «демократия» приставляются какие-то определения, это создает странный привкус. Это наводит на мысль, что все-таки речь идет о какой-то иной, нетрадиционной демократии». И даже эпитет «великий» в адрес Каспарова специально для журнала Stern.

«Путин. Его идеология» – так называлась книжка Алексея Чадаева, выпущенная издательством «Европа» в 2006 году. Книга была оформлена в средневековом стиле с мраморным рыцарем на фоне черной и желтой полос, а стальные глаза президента пронзали из странного бумажного выреза. Мрачная обложка и была главным впечатлением от книги.

И вот Чадаева уволили, уличив в реакционности. А во все той же «Европе» появилась книжка статей и выступлений Дмитрия Медведева. Веселая, подходящая для Свидетелей Иеговы обложка. Лилово-красный тон, уютное фото в белом медальоне: голубая куртка раскрыта, белая рубашка распахнута, на лице песочная европейская небритость.

Если твердить «халва», во рту закипит жуткая сласть, а под заклинание «оттепель» – за окном рушится зимний сталактит. Что бы ни думали комплексующие менеджеры, историю вершат не грубое бабло и мохнатая сила, но не менее грубые и колючие смыслы. Простые движения. Обложки. Фразы. Шутки. Символы. Историю делает психоз.

* * *

Кто-то скажет, что правители отстаивают свои личные интересы, а общество видели в гробу. Ну, так поэтому-то и прав Лев Толстой, различавший в наиболее выдающихся личностях бумажные кораблики, покорно бегущие по волнам времени. Идеология, оставленная властью без присмотра, сначала непомерно раздувается, охватывает массы, затем становится словесным прикрытием действий власти, в том числе в отношении противников («враги демократии» или, наоборот, «шакалят у посольств»), и потом уже… Потом идеология превращается в явь. Причем зачастую правители не видят полноты нарисованной ими же картины.

Не журнал ли «Огонек» сотворил из номенклатурного колхозника Горбачева – человека, устроившего перестройку и помахавшего загорелой рукой СССР? Похоже, Горбачев так до конца и не понимал, что происходит. Не усталостью ли от 90-х и тоской по порядку стоит объяснять тупые марши «верного югенда» или вседозволенность спецслужб, ставшую притчей во языцех?

Вряд ли Путин знает фамилию Червочкин. Однако этот парень, Юра, убитый после расклейки листовок в Подмосковье людьми, похожими на убоповцев, пал жертвой той стратегии натиска, которую знаменует собой средневековый рыцарь на черно-желтой обложке. Не случайно синклиту «реакционеров» ставят в упрек гнусную статью на сайте «Русского журнала», где дана индульгенция на расправы: «Это политика, деточки. Здесь могут и убить».

Не убий.

Палачество – или интенция к палачеству, или просто одиозность – всегда сигнал исчерпанности дискурса. Дальше дискурс можно либо освежать новыми жертвами, отгородившись от всего света, либо менять…

В книге Медведева много говорится о демографии, о бедности, о компьютеризации, о нацпроектах. Но за всем – сквозит востребованность главного нацпроекта. Идея свободы присутствует даже в верстке. В тех фразах, которые вынесены крупными буквами, вроде этой: «Оппозиция только тогда и является оппозицией, если она критическая». Россия изголодалась по свободе. Глубокая и яркая страна достойна уважения власти – чего-то более сущностного, чем хохмы, стрелялки и рапорты ткачих по всем каналам. В условиях вероятных экономических неурядиц фактором равновесия может быть именно расширение гражданской инициативы, социальное творчество, иными словами: оттепель. Когда энергичный человек, не связанный политической коррупцией, получает прямой честный шанс – строить историю своей страны.

Пока же шорох страниц, напоминающий сползание мокрого снега с крыши…

Что дальше? Удар заморозков? Или очищение от залежей, от рыцарских панцирей скользкого льда?

Русская история как американские горки, которые изобретшие их американцы не случайно называют «русскими».

Лишь бы Россия сохранилась.

Что за поворотом?

Я не сомневаюсь в том, что система падет, и будет падение ее велико. Давайте оглядимся в который раз.

Вертикаль власти – это такая башня, которую наглухо задрапировали лозунгами.

Под землей – башня глубоко бурит недра, над землей в башне считают прибыль. Вокруг башни слоняются миллионы подданных, духовно и материально опущенных. На плакатах, надежно укутавших башню, аляповатые лозунги: «Россия, вперед! Кто против – урод», «Объединение церквей. А чужебесие развей!», «Олимпиада в Сочи, всех порвем в клочья», «Слава стране-суверену! Враг, убейся об стену!», «Народу страшно навредя, опять ползут враги вождя»…