Вот почему сейчас всегда, при любом действии пытаются оценить риск. Вот почему страхование всего что можно застраховать — один из наиболее развитых бизнесов современности. А как пошли в ход обороты вроде «безопасный секс», «безопасный отдых». В общем, одна сплошная безопасность. Одновременно с культом стабильности, политкорректности и тотальной безопасности, мы наблюдаем массовое увлечение легкими формами экстрима, вроде альпинизма, дайвинга, спелеологии, скоростной езды на мотоциклах, акробатических номеров на роликах и велосипедах. Очевидно, что это и есть мягкий внутренний протест против «тотальной безопасности», люди как бы по-мелкому пытаются «нарваться на катастрофу». И нарываются. Плохо только то, что такие порывы совершенно бессмысленны, поэтому «общество» их не запрещает.
Но вспомним и другое выражение: «кто не рискует, тот не пьёт шампанского». Т. е. признается, что для того чтобы быстро чего-то достичь, нужно рискнуть. Известна и еще одна вещь: самые быстрые деньги и карьеры делались в моменты нестабильности, правда и риск был максимальный. Можно сколько угодно восхищаться состояниями наших новых буржуа сделанными буквально за несколько лет, но нужно иметь ввиду, что в среднем только один из нескольких десятков вышел живым из «периода первоначального накопления капитала» и теперь может спокойно умножать свое богатство. Но что такое нестабильность в работе системы? Это момент, когда важнейшие параметры её функционирования претерпевают быстрые иногда скачкообразные изменения. Вот почему прогнозирование таких скачков стало важной задачей современной науки, ибо на скачках можно много заработать, но можно и очень много потерять. Вот, к примеру, вы торгуете зерном. Из него, как известно, хлеб делают. Основной продукт питания. Имеете свои 10–15 % прибыли. И вдруг происходит нечто, в результате чего зерна оказывается в несколько раз меньше чем нужно для полноценного прокорма населения. Понятное дело, цены пойдут вверх, причем резко. Ваши прибыли могут увеличиться в десятки раз. Но может произойти так, что голодная толпа ворвется на ваши зернохранилища, убьет вас и всех кто будет рядом с вами, после чего совершенно бесплатно растащит ваше зерно. Т. е. как мы видим, ситуация обоюдоострая и в общем нестабильная.
Успехи в деле прогнозирования «рисков» объяснялись прогрессом нелинейной динамики, теории динамического хаоса, а также статистики полученной в результате изучения реальных катастроф — аварий на предприятиях, кораблекрушений, гибели самолетов. Здесь опять ничего бы не получилось без компьютеров, ибо только они могли обработать большой массив данных и выявить цепи закономерностей приводящих к катастрофе. Выяснилась одна очень интересная вещь: самые разные по внешнему проявлению катастрофы, реализуются по определенным универсальным сценариям возникновения хаоса из упорядоченного состояния и, что самое важное, представляют из себя процессы с ограниченной предсказуемостью, т. е. катастрофу далеко не всегда возможно предсказать, даже «зная всё». Или вообще невозможно. Мы приводили пример Ленина, говорившего, что за неделю до февральской революции никто не знал что она произойдет, сюда же можно отнести землетрясения, которые до сих пор не научились предсказывать. Затем выяснилось, что не только биологические, но и финансовые, и социальные катастрофы, также возникают по аналогичным сценариям. Вот летит самолет или американский Шаттл и вдруг разваливается на куски. В доли секунды. Вот плывет корабль и вдруг моментально переворачивается. Так же за считанные секунды могут происходить обвалы зданий, разрушение мостов, разрывы ядерных реакторов. Буквально за пару часов могут обвалиться мировые финансовые рынки, множество людей из богатых стать нищими, а в считанные дни может круто измениться жизнь государства, т. е. произойти социальная катастрофа. Иногда одна катастрофа может порождать другую. Катастрофа, таким образом, это некий предельный случай бифуркации, когда при малом изменении параметров или вообще одного параметра, система меняется кардинально. Ее так и называют «жесткая бифуркация».
Все системные процессы имеют свою геометрическую интерпретацию и такие примеры (фракталы, аттракторы, бифуркации) мы приводили. Даже картинки рисовали. Катастрофы здесь — не исключение. И если мы начали с того что привели примеры положительного восприятия сознанием арийца таких понятий как «гладкий» и «ровный», а также китайский пример уподобления жизни человека перемещению по некоему пути в пространстве-времени, то можно догадаться, что в моменты резкого роста разупорядоченности, параметры определяющие стабильность его «движения» резко изменяются и на плоскости по которой он «идет» образуются «складки» и «помятости».
Началось вроде бы с несущественных мелочей. Как обычно. В 1954 году, когда в СССР была испытана водородная бомба, а первые американские бейби-бумеры которые в наше время двинут индустрию разглаживаний, только-только вступали в пубертатный период и были совершенно «гладкими», математик Хасслер Уитни (тоже американский) опубликовал небольшую брошюру с вполне обычным названием «Об отображении плоскости на плоскость».[309] Мы её, понятное дело, пересказывать не будем, тем более что она чисто математическая и требует наличия пространственного мышления, но вкратце её суть в следующем. Нас окружают поверхности кажущиеся нам гладкими. Почему? Да потому что всё что мы видим — лишь отображение поверхностей ограничивающих предмет на сетчатку нашего глаза. Мы как бы видим не сам предмет, а его проекцию, а она плоская, т. е. гладкая. Отображения таких гладких поверхностей на плоскость мы встречаем везде, а сами эти поверхности ограничены контурами. Собственно, рисование картин — это тоже отображение трехмерных поверхностей на плоскость, в отличие, скажем, от скульптуры воспроизводящей предмет в трехмерном виде. Известно, что мужчины первым взглядом оценивают женщину именно по «контурам» ограничивающим ее «поверхности», на этом, кстати, построены многие стриптиз—шоу, где на женщину в темноте (чтоб ничего постороннего не было видно!) направляется сильный, но узконаправленный свет, именно для того чтоб выделять не выпуклые поверхности, а контура выпуклых поверхностей. О самих мужчинах можно сказать, что им свойственно не только рассматривать и возбуждаться на «контуры» женщин. Для некоторых, изменение своих собственных контуров становится идеей фикс и делом чуть ли не всей жизни, мы говорим о так называемых культуристах или бодибилдерах, этих анаболических бройлеров-андроидов современности. В теории гладких изображений так и говорится, что «видимые контуры тел — это проекции ограничивающих тела поверхностей на сетчатку глаза». Вот они и корректируют свои «видимые контуры». Впрочем, этим ещё и греки занимались, правда, стандарты «контуров» были другие.
Можно привести пример попроще. Возьмите лист бумаги, без дырок и разрывов. Он — гладкий. Вы можете его аккуратно свернуть в трубочку, от этого его гладкость не пострадает. Но может случиться так, что от неаккуратного обращения лист помнется. Он уже не будет казаться нам гладким, на нем возникнут «помятости» или, как говорят математики, «особенности».
Так вот, Уитни заметил, а несколько позже и доказал (это было исключительно сложно!), что проекции на плоскость всех типов помятостей, при условии что целостность листа не нарушена (т. е. на нем нет разрывов и дырок), могут быть сведены к двум типам, названными «складкой» (fold) и «сборкой»(cusp). Более того, «складка» и «сборка» два наиболее устойчивых типа «помятостей». Могут быть и другие типы, но они легко нарушаются при незначительных шевелениях поверхности или направлениях проектирования на плоскость.
Мы уже говорили о том, как еще на заре своего существования арийцы понимали — всё имеет отношения ко всему. Возникшая позже арийская наука, как самостоятельная отрасль, отразила в себе эту модель мышления. Ученые считали и считают, что наш мир управляется неким конечным числом параметров, конечным числом законов, которые мы можем открыть, после чего будем знать о мире «всё». Эти параметры непрерывно меняются, но сам характер изменений может быть разным. Когда говорят что «всё идет гладко», имеют ввиду что параметры по которым оценивается «гладкость» меняются непрерывно, без скачков. Есть и другое выражение: «умный в гору не пойдет, умный гору обойдет». Но что такое гора? Это тоже «помятость», т. е. особенность. В предыдущей главе мы говорили про бифуркации, когда незначительные изначальные изменения параметра, например, траектории движения, могут через небольшое время привести к принципиально разным исходам. Но это т. н. «мягкие бифуркации». Гораздо интереснее в практическом плане именно катастрофы. Катастрофа — это внезапный ответ системы на ничтожное изменение окружающих условий. Вроде бы всё спокойно и все довольны, а тут раз — и получите социальный взрыв или революцию. Или стоит себе сооружение, например, московский аквапарк «Трансвааль». Он новый и кажется что простоит вечно. Внешне он производит впечатление абсолютной прочности. А потом вроде бы без всяких причин падает. В несколько секунд. Вот это пример типичной катастрофы. Есть и «восточный» пример — знаменитая поговорка про соломинку ломающую хребет верблюду, т. е. незначительное воздействие могущее вызвать фатальные последствия. Интересно, что как и в случае с фракталами и аттракторами, теория катастроф была создана французом, причем опять-таки совсем недавно.