10.

Америка, становясь все более богатой и влиятельной, как и положено, привлекала к себе представителей различных стран, рас и религий. И если в XVIII-ом веке иммиграция была преимущественно белой, то в ХIХ-ом картина резко поменялась. Сначала, после победы в войне с Мексикой Америка присоединила огромный кусок от Техаса до Калифорнии вместе с населением представляющим смесь испанцев и индейцев. Затем, в 1862 году, было отменено рабство негров, к концу века в Штаты переехало более миллиона евреев. В общем, процесс пошел. Сейчас основные иммигранты — китайцы и вообще азиаты. И всем этим «вавилонским столпотворением» надо было как-то управлять, ибо народам по конституции гарантировалось равноправие. Складывалась та же картина что и в СССР: каждый народ имел свой интерес, при этом сохранение межнационального мира, как и вообще стабильности в любой форме, было важнейшим моментом функционирования развитой капиталистической системы, тем более что цветные непрерывно усиливались, а белые если и не слабели, то все равно теряли инициативу, что тоже есть следствие развитости системы. В любом случае, американцы должны были свою систему открывать всё больше и больше, это было необходимо для усиления влияния на «внешний мир» и для привлечения в страну тех специалистов, в каких ощущался дефицит в самих США. Почему такой дефицит возникал? Да потому что как мы говорили в первой части, в развитых странах белые предпочитают идти не в «звенья», а в «связи», т. е. в разного рода посредничество или вообще в явно избыточные специальности. А страна сильная тогда, когда белые доминируют не только в связях, но и в звеньях. Именно так стала сильной Америка. Сейчас Америка — это мировой топ-менеджер, тормозящий развитие многих стран в которых она видит конкурентов. Например, только из бывшего СССР в 90-е годы в Штаты выехало более 900 тысяч специалистов и я сомневаюсь, что эту утечку мозгов удастся как-то компенсировать.[495] Так Америка, используя свои преимущества, отбирает энергию и информацию у других систем, но здесь я бы хотел отметить одну очень интересную вещь. Я знал многих людей уехавших на постоянное место жительства в США, причем не думайте что они все были евреями. Здесь, в СССР, они имели разные убеждения, зачастую прямо противоположные, но в Америке с ними происходила поразительная идеологическая трансформация: они стали мыслить совершенно одинаково, а говорить точно такими же фразами, какими изъясняются на брифингах сотрудники американского госдепартамента, хотя, думаю, они эти брифинги никогда не слушали. Людей как будто бы подменили, причем всех «подменили одинаково». Я понимал, что вряд ли их там подвергали процедуре принудительной промывки мозгов или подсыпали специальные вещества в продукты. Когда я более подробно изучил особенности их жизни в США, их идеологический конформизм стал полностью понятен.

Итак, возьмем одного, отдельно взятого человека белой расы, со средним достатком и мозгами явно не перегруженными интеллектом. Куда он движется? Растет или уменьшается его степень свободы? Повышается ли его уровень самоорганизации или он погружается в хаос? С одной стороны мы видим, что такой человек в начале ХХI века может позволить себе неизмеримо больше, нежели в начале ХХ-ого. Он может есть любые продукты, пить любые напитки, путешествовать, заниматься спортом, читать любые книги, развлекаться, голосовать на выборах за любые партии — от гейских и лесбо-феминистических, до религиозных и нацистских, иметь весь бытовой арсенал — от кондиционера с озонированием и акрилового унитаза с подогревом, до компьютера, спутникового телевидения и автомобиля. Во многих странах он может даже иметь оружие. Одним словом, его свобода вроде бы существенно возросла, именно как факт что он может себе больше позволить. С другой стороны видно, что этот же человек повязан по рукам и ногам, причем так, чтобы свести его неконтролируемые движения к минимуму. Во-первых, он за всё непрерывно должен платить, а значит должен непрерывно зарабатывать деньги. Малейший сбой в этой цепочке влечет потерю всех вышеперечисленных благ. Вкладывать деньги в ценные бумаги — тоже риск, бумаги могут обесцениться. Просто хранить деньги в банке под мизерные проценты — невыгодно, искусственная инфляция, как необходимый атрибут кейнсианской экономической модели, сделает и этот вид «заработка» малопривлекательным. Таким образом, чтобы жить лучше, индивид должен как можно быстрее зарабатывать и как можно быстрее тратить. Это предполагает резкое усиление энергетически-информационного обмена, а следовательно и понижение устойчивости. Здесь мы сталкиваемся с намеренно внедряемой в сознание масс мыслью, что, например, человек сидящий на зарплате будет воровать меньше, если ему больше платить. Причем речь идет не о рабочих вытаскивающих автозапчасти или инструменты с любимых предприятий, а о министрах, крупных милицейских и военных чинах, т. е. о тех, кто по современным представлениям считается «элитой». А там другие расклады. Там размер предлагаемой взятки зачастую во много-много раз (иногда и на 2–3 порядка) превышает официальную зарплату. Поэтому возникает искушение, тем более что посадить должностное лицо тем труднее, чем выше его статус. Иными словами, высокооплачиваемый будет воровать реже, но больше. И если мы посмотрим кто больше всех воровал в СССР, то ими конечно же окажутся не какие-то «воры» и «мафия», а те же самые министры и генералы. Можно легко показать, что для сохранения устойчивости такой системы размер взяток должен непрерывно возрастать, ибо рост системы (как один из факторов устойчивости) предполагает вовлечение в неё родственников или, как крайний вариант, неких «ключевых фигур» обеспечивающих приток денег. Феодальный капитализм. Да, бедный управляем. Но и богатый — тоже управляем, его действия всегда гораздо более прогнозируемы, ибо он связан с системой куда большим количеством связей. Бедный может распорядиться собой как угодно, у богатого есть дома, бизнесы, земля, а имея всё это трудно решиться на резкий шаг, тем более если окружающая обстановка меняется не скачками, а постепенно.

Поэтому чиновник и поступится всем для предотвращения сбоя в цепочке обеспечивающей поступление денег, а человеком, который готов поступиться всем, очень легко управлять. А управление высшими чиновниками — это управление государством. Но абсолютно управляемый вряд ли может быть назван свободным. Во-вторых, человек живет и работает в современном городе, в условиях максимальной плотности населения, поэтому его жизнь приобретает всё большую и большую регламентированность. Это тоже противоречит самой идее свободы. В-третьих, мы знаем, что в самоорганизующихся системах следствие не противоречит причине, если эта причина желательна. Даже без всяких опросов видно, что подавляющее число белых довольно своей жизнью, а значит подобное сочетание одновременного стремления «к свободе» и «к упорядоченности» будет длиться еще какое-то время, хотя сам подобный расклад кажется абсурдным. Отсюда и идеологическая согласованность в мышлении наших эмигрантов — их уровень жизни в Штатах за короткий промежуток времени оказался во много раз выше чем тот, что был в СССР. Будучи в СССР жалкими лузерами и инженеришками работающими за смешную зарплату, уже через год-два жизни с США они могли позволить себе иметь вещи о которых они не только не могли мечтать, но и вряд ли вообще знали об их существовании. Ну и иметь уж совсем непозволительную для советского человека роскошь — посещать практически любые страны, а не только те что входили в «социалистический лагерь».

Конечно, я ни в коем случае не считаю, что им в Америке нравится всё, скорее наоборот, многое им не нравится, но все эти минусы легко компенсируются энергией и информационной насыщенностью, тем, чего как раз и не было в СССР. Ну и не будем забывать, что за всё полученное в новой стране иммигрант будет рассчитываться всю жизнь, возможно, будут рассчитываться и его дети. Так он, оставаясь формально совершенно свободным, оказывается лишенным всякой свободы. Пока это его устраивает, это вообще всех устраивает, ибо энергии хватает. Но хватать ее будет не всегда. Вот почему сейчас мы находимся в уникальной ситуации: мы движемся и порядку и к хаосу. Одновременно.