Мятежники расстелили коврики, разожгли куренья, простерлись, забормотали. Ар-Шарлахи бормотал в самой палатке, остальные - снаружи. «А ведь мне теперь придется делать это ежедневно, - пришла вдруг и поразила весьма неприятная мысль. - Это и многое другое… Взять в жены племянницу Гортки, например, ящерицу ей за пазуху… Но это - если победим, конечно… А если нет?..»

Из шатра Ар-Шарлахи вышел в самом дурном настроении. Вместе с остальными проследовал в другую, куда более обширную палатку, поставленную специально для военного совета, ибо ни одна каюта не смогла бы вместить такую толпу.

Сам совет сильно напоминал сговор разбойничков в «Черном кипарисе», разве что людей было побольше, а напитков поменьше.

Говорил Кахираб. Делал он это мастерски: то и дело сбиваясь, оглядываясь неуверенно на величественно недвижного Ар-Шарлахи, а временами даже отирая воображаемый лот. Словом, изображал полное ничтожество и вообще вел себя весьма умно. Примирить с ним завистников это не могло, а вот успокоить - успокоило. Действительно, стоит ли интриговать против такого жалкого любимца государя! Сам оступится…

Ар-Шарлахи подыгрывал Кахирабу как мог: хмурился, поправлял, переспрашивал. Невольно создавалось впечатление, что план битвы составлен им самим.

А план был довольно прост. Дать людям отдохнуть и утром со свежими силами двинуться на измотанного ночным переходом противника. Ветра здесь преобладают юго-восточные, стало быть, атакуем от солнца, гоня перед собой такую пыль, что зеркальные щиты Харвы окажутся просто бесполезны. Основной прием - таран. Таран и ближний бой. Причина прежняя: щиты хороши лишь на расстоянии и при условии строя.

Кто где будет завтра стоять и куда наносить удар, надменно каркающим, не допускающим возражений голосом зачитал сам Ар-Шарлахи, о чем они услбвились с Кахирабом еще днем…

Ветер не подвел. Согласно поговорке, он проснулся вместе с солнцем, заныл в снастях, выстрелил вымпелами - тот самый, на который надеялись, разбойничий, злой, юго-восточный. Вскоре выяснилось, что и место выбрано было на редкость удачно. Верховые на бесчисленных мачтах почти одновременно прокричали о большой пыли, хотя в ликующем этом вопле никто уже не нуждался. Не заметить идущую с северо-запада тучу было просто невозможно.

Взлохмаченный кривляющийся горизонт внезапно блеснул медью кажущихся отсюда крохотными таранов. Голорылые шли медленно, одолевая встречный ветер, готовые в любую секунду рассыпать стройные сверкающие фаланги, и даже не предполагая, что противник предпочтет благородному искусству зеркального боя прямую таранную атаку и свалку рукопашной.

Зазвучали отрывистые команды, первая линия мятежной армады напрягла паруса и в зловещем шорохе песка, все ускоряя и ускоряя бег, устремилась по мелким, тряским барханам навстречу славе и смерти. Все впереди заволокло желтовато-бурой мутью. Огненные шары, сброшенные с кораблей Шарлаха, канули, гонимые попутным ветром, в этой клубящейся мгле бесследно.

Вторая линия, подчиняясь приказу, замедлила ход, разбилась на отдельные караваны и замерла в ожидании. Оставалась еще опасность флангового удара, кроме того, отдельные суда Харвы могли пронизать схватку навылет, и тогда бы ими, по замыслу Кахираба, занялись караваны резерва.

В это страшное славное утро, стоя на палубе недвижного «Самума», Ар-Шарлахи окончательно уяснил для себя, в чем заключается истинный гений полководца. Именно гений, а не талант. Гению наплевать на какие бы то ни было правила и условности. Вообще-то перед битвой принято приостановиться, давая противнику возможность перестроить походную колонну в боевые порядки. Кахираб счел эту вежливость излишней и сразу поставил Харву в положение, близкое к безвыходному. А сам Ар-Шарлахи? Разве все его подвиги не объяснялись полным забвением, а точнее - просто незнанием военных законов?.. Захват первой каторги, налет на Зибру… Впрочем, что взять с разбойника!.. Кстати, его будущий тесть Гортка Первый (вне всякого сомнения, великий полководец) тоже, говорят, начинал с разбоя…

Из оцепенения его вывели раздавшийся впереди оглушительный треск, скрежет и вой - там, в плотной клубящейся песчаной мгле, столкнулись армады. Путались снасти, кренились корпуса, ломались оси и мачты… Дальше пошла резня. Ветер сносил желтоватую пелену к северо-западу, открывая жуткую сумятицу битвы. На «Самуме» взлетел условный вымпел, снова раздались отрывистые команды, и оба крыла второй линии двинулись в обход общей кипящей свалки - навстречу замыкающим караванам Харвы. Около десятка кораблей под зелеными флагами выбрались из боя и тут же были атакованы караванами резерва. «Самум» и четыре судна охраны по-прежнему стояли неподвижно. Ветер внезапно стих, и Ар-Шарлахи обдало жаркой липкой волной звуков: лязг, вопли, хрипы, треск и вой пока еще невидимого пламени…

«И все это из-за меня?..» - пришла неуверенная, запинающаяся мысль. Пришла и убила.

- Когда?.. - бешено выкрикнул где-то рядом Кахираб. - Я спрашиваю, когда он будет здесь?..

Ар-Шарлахи обернулся. Кахираб стоял с искаженным лицом, прижимая к губам свою металлическую черепашку с выдвинутым стержнем. Выслушав ответ, выругался по-своему, мелодично и яростно, затем резко повернулся к Ар-Шарлахи.

- Уходим! - бросил он. - Берем охрану и уносим ноги!.. Если унесем, конечно…

- Погоди… - ошеломленно вымолвил тот. - Зачем? Мы же побеждаем…

- Победителей не будет, - злобно ответил тот. - Будут одни трупы. Так что давай не терять времени…

- Да что случилось?!

- Песчаная буря, - как-то сразу поникнув, сказал Кахираб. - Идет прямо на нас…

Он подошел к борту и, тоскливо прищурясь, оглядел зыбкий горизонт. Потом, должно быть, хотел обернуться и отдать приказание сигнальным, но в этот момент произошло нечто странное. Ар-Шарлахи показалось, что кто-то невидимый ударил Кахираба в грудь, а в следующий миг в лицо брызнуло горячим, едким, омерзительно знакомым. Кровь…

Кахираб медленно опрокидывался навзничь, а в спине у него зияла вырванная вместе с куском балахона дыра глубиной с кулак. Ар-Шарлахи непроизвольно шагнул вперед и подхватил его под мышки, не дав грянуться о палубу. И, лишь ощутив вес обмякшего тела, понял, что это не сон и не бред.