— Не забудь еще власть, — заметила Айвори. — Когда у одного есть власть, чтобы уничтожить другого, страх всегда пересилит любовь.

Чейз взял ее за руку, поднес к губам и принялся целовать ее пальцы один за другим.

— Не забывай, что существуют мужчины, которым нравится опасность. Женщины, обладающие такой властью, будут казаться им бесконечно привлекательными.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее ладонь, и Айвори вдруг захотелось провести рукой по его иссиня-черным волосам. Но она не была уверена в том, к чему ведет их разговор, и что бы она действительно хотела услышать. Она не осмелилась прикоснуться к нему.

— У меня такое чувство, что ты просто повторяешь слова, которые говорил другим женщинам. Мне бы хотелось, чтобы ты придумал какой-нибудь более оригинальный подход.

Ее язвительное замечание оказалось таким метким, что Чейз не выдержал и рассмеялся.

— Прости меня, — попросил он. — Ты замечательная женщина. Конечно, ты заслуживаешь гораздо более творческого подхода. Я боюсь только, что мы вернемся в «Алмазную шахту» прежде, чем я его найду.

— Разве это такая трагедия?

— Для меня да, — ответил Чейз. Не мог же он ей объяснить, что его жизнь зависит от этого.

На какое-то мгновение Айвори подумала, что, может, это просто из-за его смуглости он кажется ей таким особенным, непохожим на всех других. Она быстро отмела эту мысль. Конечно же, его выделяло дерзкое поведение. У Стокса тоже была эта черта, но Чейз был, несомненно, умнее, и это, бесспорно, отличало его и делало, возможно, более опасным.

— Только не придумывай тут всякие сказки, — сказала она, отнимая руку. — Ты сам только что сказал, что для тебя больше значит опасность, чем я сама, а после такого признания никакой подход ко мне, даже самый изощренный, не пройдет. А теперь иди, найди себе занятие до обеда. Я хочу побыть одна.

Чувствуя, что она поймала его на слове, Чейз слишком поздно понял, какую грубую ошибку он допустил.

— Я сказал только, что существуют мужчины, которым нравится опасность. Я не сказал, что я один из них.

— Ну, пожалуйста, — протянула Айвори. — Ты только делаешь еще хуже. Просто убирайся отсюда, и все.

Чейз неохотно подчинился и ушел в пассажирский отсек. Сомневаясь, что он сможет найти здесь себе развлечение, сравнимое со шквалом насмешек, которые обрушила на него Айвори, он несколько минут просто мерил шагами проход, пока его взгляд не упал на альбом, который она там оставила. Чейз был уверен, что в ближайшее время она здесь не появится, так что он уселся и принялся перелистывать страницы. Как он отмечал и раньше, Айвори удавалось талантливо схватывать индивидуальность каждого предмета, и он просто любовался ее рисунками.

Первые страницы альбома были отданы натюрмортам, но они не шли ни в какое сравнение с обычным нагромождением фруктов и предметов. Она умело сочетала природную красоту овощей с разного рода механическими деталями, и контраст между живым и неживым был передан так красиво, что Чейз не мог удержаться от соблазна провести пальцами по странице. Он следовал за изгибами линий и поражался замечательному таланту Айвори.

Ему не терпелось увидеть больше, и он листал страницу за страницей, рассматривая выразительные зарисовки, изображающие завсегдатаев бара в «Алмазной шахте», облокотившихся на стойку, Фон рисунка каким-то необычным, причудливым образом складывался в абстрактное изображение пары мужских башмаков.

Ожидая еще более смелых комбинаций, Чейз перевернул страницу, и у него перехватило дыхание. Айвори, как оказалось, не просто видела его в той проклятой клетке. У нее еще хватило времени, чтобы нарисовать его во всех возможных ракурсах.

Рисунки были замечательными, но даже это не умерило его возмущения. Он был не больше чем просто экспонатом! Спайдер сказал что он нравится Айвори. Теперь Чейз начал опасаться, что причина этих симпатий просто в том, что он стал для нее новым интересным объектом дли упражнений в живописи.

Глубокo уязвленный, он вскочил на ноги, вбежал в рубку и помахал рисунком перед лицом Айвори:

— Тебе было забавно рисовать меня, да? Я мог там замерзнуть до смерти, там было так дьявольски холодно, но ведь тебе и в голову не пришло подумать о том, каково мне, верно? Я для тебя — вроде тех игуан в твоих научных программах, просто какое-то там жалкое человеческое существо, которое избили и бросили, как груду мяса. Да, ты действительно дочь своего отца. Может, у тебя и острый глаз, и ты можешь рисовать все, то тебе нравится, но у тебя души нет ни на гран, и ты никогда не будешь великим художником.

Чейз швырнул ей альбом и ушел. Ее не слишком поразило то, что он рылся в ее рисунках, но это все же уязвило ее. Она схватила злополучный альбом и пошла вслед за ним.

— Да как ты смеешь глядеть мои работы! — закричала она — Все, чем я владею, до самой последней вещи — это мое личное дело, и если ты еще хоть раз осмелишься рыться в моих рисунках или в любых моих вещах, ты еще будешь умолять меня скорее тебя пристрелить, чтобы окончить твои мучения!

Чейз, слишком разозленный, чтобы рассуждать здраво, видел перед собой только невероятно желанную женщину, а не ту, раздражение которой было под стать его собственному. Вместо того чтобы ответить такими же яростными угрозами, он схватил ее, обнял и поцеловал, требовательно и страстно. Ее неистовые попытки вырваться из его объятий только усилили в нем стремление наказать ее потоком жадных поцелуев. Он повернулся, не давая ей уйти, и потянул ее вниз, на ближайшее кресло.

Ее локоны рассыпались по его лицу, ослепляя его, как золотая завеса. Потерянный в этой чувственной ласке, он уже не думал о том, что подвергает опасности свое задание. Его единственным стремлением было обуздать эту гибкую богиню, бьющуюся в его руках. Она задыхалась, но он не хотел отпускать ее, пока не будет уверен, что она сама по собственной воле вернется в его объятия. Стремясь пробудить у нее желание, он постепенно смягчил свои поцелуи до нежных и соблазняюще легких. Минуты шли, а Айвори продолжала выказывать только яростное сопротивление.

Наконец осознав, что она была воспитана человеком, который презирал любое проявление нежности как слабость, Чейз всем весом навалился на кресло, заставляя его спинку откинуться в горизонтальное положение, и буквально пригвоздил Айвори к нему Ему было противно вести себя так по-варварски, но, сжав ее запястья, он прошептал ей на ухо.

— Я могу стать очень опасной игрушкой, если ты не найдешь времени приручить меня.

— Да я скорее буду учить скорпионов петь.

Чейз слегка приподнялся.

— Это очень странное замечание, такое же, как не которые твои рисунки. Я, видимо, опоздал. Одиночество уже свело тебя с ума.

— Неужели ты настолько самодоволен, что даже не можешь представить себе, что нормальная женщина старается избежать твоих грубых лап!

Продолжая с силой сжимать ее запястья одной рукой, другой Чейз скользнул вниз, к прелестной округлости ее груди. Даже сквозь пилотскую форму он чувствовал, как напрягаются ее соски. Он ласкал их с медленным удовольствием.

— Похоже, мое прикосновение не кажется тебе слишком возмутительным.

Ее взгляд потемнел от ярости:

— Возмутительным, тошнотворным, отвратительным…

Чейз вновь прильнул к ее губам, прерывая поток оскорблении, хотя он был уверен, что она не думала так на самом деле. Он разжал коленом ее ноги, и его рука скользнул ниже. Она выгнулась, ненамеренно прижимаясь к нему. Он обхватил рукой ее бедро, чтобы заставить ее не двигаться, и провел рукой ниже. Он гладил ее легко, но настойчиво, так как он умел, только чтобы показать ей, почему женщины хотят быть с мужчинами.

Вдохновленный растущей теплотой, которую он чувствовал, он продолжал мучить ее плавным, обольщающим прикосновением. Заниматься любовью с Айвори Даймонд, может быть, было так же опасно, как учить скорпионов петь, но он был готов рискнуть. Она зажгла что-то глубоко внутри него, и он должен был пробудить это и в ней. Он не выпускал ее, пока не почувствовал в ней не возмущение и протест, а несомненный трепет возбуждения и экстаза. «Тогда он отпустил ее руки. Ошеломленная тем наслаждением, которое он дал ей, она не сделала немедленного движения убежать. Наоборот, она лежала тихо, с закрытыми глазами, ее дыхание было частым, и на лице было блаженное выражение.