Лаврик нажал кнопку, остановив пленку. Физиономия одного из штатских во весь экран. Сказал, не оборачиваясь к Мазуру:

— Весь остальной зоопарк нас сейчас интересовать не должен. А вот к этому типу присмотрись, как следует. Тут еще фотографии, держи…

Мазур старательно присмотрелся. Широкоплечий мужик в безукоризненном костюме, лет на пять постарше его самого, лицо, пожалуй что, человека серьезного и волевого, должен нравиться женщинам — и гораздо уместнее смотрелся бы в военной форме.

— Вот это и есть на сегодняшний день самая интересная персона, — сказал Лаврик. — Питер Деймонд, американец, как и прелестная Беатриче, но, в отличие от нее, никаких официальных постов в Национальном Фронте не занимает — просто-напросто, будучи по профессии социологом, усердно изучает происходящие в республике процессы, даже книгу вроде бы собирается писать. К Лидеру вхож в любое время дня и ночи, отношения самые сердечные, а с Беатрис еще и постельные — что, впрочем, к нашим играм не имеет особого отношения… Что ты ухмыльнулся?

— Вспомнил один шпионский роман, — сказал Мазур. — Там куча американских шпионов притворялась как раз социологами. Впрочем, наш разведчик, то бишь болгарский — тоже.

— Ну да, я тоже читал, — сказал Лаврик. — Все правильно. Социолог — неплохая крыша, ничем не хуже репортера. Как я для себя уяснил, дисциплина довольно туманная — перед несведущими можно нести любую ахинею, изучив пару-тройку книжек… что герой романа, как я помню, и делал. Ты ж понимаешь, я не зря тебе именно его показываю…

— Ясен пень, — сказал Мазур. — Агент?

— Вот именно. Эта парочка, он и Беатриче, крутит давно известную и, в общем, заигранную комбинацию: девочка светится политическим советником, торчит на переднем плане на митингах, как ты сам только что видел — а то и сама выступает, и у нее неплохо получается — собирает пресс-конференции, работает с журналистами, обеспечивает встречи патрона с импортными политиканами — крупные фигуры, конечно, сюда не ездят, соблюдают приличия, как-никак здесь все еще Советский Союз, — а вот всевозможные парламентарии заглядывают чаще… Одним словом, на виду, как манекенщица. А вот мистер социолог никаких постов не занимает и никакой, так сказать, общественной деятельности не ведет — Но крутится, как швейная машинка, с «Железными соколами», с Департаментом охраны края, с их спецслужбой, которую они лихорадочными темпами создают, но названия пока что не придумали. Комитетские его давно водят. Говорят, что именно он стоит не за одним митингом или какой-нибудь шумной провокацией — но, кроме этого, есть что-то еще, пока не зафиксированное и не расшифрованное. Но оно есть…

В отличие от девочки, совершенно не светится, сплошь и рядом болтается по городу не в шикарном клифте, а одетый простецки, вроде нас с тобой. Неплохо обучен уходить от наружного наблюдения, что иногда и проделывает, хоть и не часто.

— Резидент? — спросил Мазур.

— Крайне сомнительно, — сказал Лаврик. — Во-первых, резидент всегда ведет себя гораздо степеннее. Координирует, принимает информацию, ставит задачи и тому подобное. Большую часть времени сидит сиднем и шевелит мозгами. А этот тип, судя по поведению — классический полевой агент. Что это ты так понятливо кивнул головушкой? В мозгах моментально всплыло: «Ага, ЦРУ»?

— А что, нет?

Лаврик вздохнул:

— В том-то и оно, что начинается сплошная «Алиса в стране чудес»…

— В смысле?

— В смысле цитат. «Все страньше и страньше». Чертовски подходит к ситуации. Потому что к ЦРУ этот тип не имеет никакого отношения. Есть тут парочка уже засвеченных цэрэушников… И наверняка сыщутся и незасвеченные пока, но речь не о том. Времени было достаточно, и родное мое начальство обратилось к кое-каким смежникам, которые лучше нас знают закордонные чисто сухопутные дела. Смежники, что интересно, кое-что полезное относительно быстро накопали. Так вот, ниточка ведет в АНБ. Стопроцентной гарантии, как часто бывает, никто не дает, но, как написано в одной казенной бумаге, есть «огромная доля вероятности», что этот красавчик как раз из АНБ. Процентов этак на девяносто. Прочитав сию бумагу, я понял, что ни черта не понимаю. Ты наверняка, тоже?

— Вот именно, — сказал Мазур. — Ни черта не понимаю. Ему-то что делать там, где поляна ЦРУ или разведки госдепа?

Агентство Национальной Безопасности, уж он-то прекрасно знал, занималось исключительно радиоэлектронной разведкой — во всех ее видах, какие только существуют. А если уж вело агентурную работу, то опять-таки исключительно по тем делам, что касались их основного занятия…

— Вот именно, — сказал Лаврик. — Орелику из АНБ тут просто нечего делать. Ни разу не замечен в попытках заняться тем, что является сферой интересов его конторы. Зато по уши увяз в деятельности, гораздо более подходящей цэрэушнику, госдеповцу или сотрудникам еще парочки контор. Но не АНБ.

— А ошибиться смежники не могли?

— Начальство меня заверяет, что не могли. Они точно так же тихонько сатанеют от непонимания ситуации. Как все, кто с ней знаком. Раньше такого не бывало. Нельзя же всерьез говорить, что в ЦРУ и разведке госдепа вдруг настал столь жуткий кадровый голод, что они занимают людей у других ведомств, работающих совсем по другому профилю… А он пока что, повторяю, за три месяца не замечен ни в чем, что можно было бы связать с интересами АНБ…

Мазур фыркнул:

— И наверху что, думают, будто я эту загадку быстренько раскушу?

— Вряд ли, — серьезно сказал Лаврик. — Мне далеко не все известно, о чем они там думают, — когда это мы знали все о думах начальства? — но вот то, что ты не разведчик, прекрасно понимать должны. Вряд ли кто-то всерьез надеется, что ты доищешься до разгадки. Просто-напросто решено тебя туда внедрить, и точка. А зачем — этого и я, как уже говорилось, пока не знаю…

— Но как именно меня туда собираются внедрять, ты ведь должен знать? — сказал Мазур. — Наверняка тебе этим и заниматься.

— Ну да, — сказал Лаврик. — А для чего ж я тут? Я сейчас — твое обеспечивающее судно…

— По-моему, самое время рассказать?

— А тебе самому что фантазия подсказывает? — прищурился Лаврик. — Времени у нас достаточно, можно малость язык почесать…

— А черт его знает, — сказал Мазур, старательно напрягая фантазию без особых достижений. — Сам признаешь, что я не разведчик. Разве что книжные и киношные штампы в голову лезут. Скажем, я туда заявляюсь с рекомендательным письмом… но для фрилансера это как-то не очень и подходит. Или я ее в темном переулке спасаю от хулиганов… но она ведь наверняка пешком не ходит, тем более по темным переулкам.

— Ну конечно, — сказал Лаврик. — Дама как-никак, политический советник будущего президента… На черной «Волге» рассекает в хорошем обкомовском стиле. Забавно, но эти долбаные антикоммунисты немало чисто внешнего от партийцев как раз и переняли…

— Ну, тогда мне и сказать больше нечего, — сказал Мазур. — Излагай уж ты, что там у вас придумали.

Лаврик сказал словно бы задумчиво:

— Ты знаешь, лично мне с контрразведывательной точки зрения всегда казалась крайне подозрительной сказочка о рыцаре, принцессе и драконе. Ну, где дракон коварно держит принцессу у себя в пещере в плену, а потом галопом прилетает отважный рыцарь, сносит дракону все головы, сколько их там есть, и освобождает прекрасную пленницу…

— А что тут подозрительного? — с искренним удивлением спросись Мазур.

— Да все, — сказал Лаврик. — Ну вот за каким чертом дракону вообще держать принцессу у себя в плену? Жрать он ее не жрет… Сексуальные утехи наверняка невозможны, если только он не умеет человеком оборачиваться. Нигде ни разу не говорилось, чтобы дракон требовал выкупа у папаши-короля или, как нынешние террористы, какие-нибудь политические требования выдвигал. А ведь о ней, получается, еще и заботиться нужно, кормить-поить да вдобавок караулить постоянно — нигде не говорится, что она сидит на цепи — просто в пещере. Мотива у дракона и категорически не просматривается, как ни ломай голову.