Выйдя из прохода и сунув пистолет в карман куртки, он замедлил аллюр, пошел нормальным шагом. Заслышав визг тормозов слева, на всякий случай перекинул ключи в левую руку, а правую опустил в карман. И тут же подумал: что-то никак не похоже это на подкрепление, поспешившее на подмогу Деймонду…

На обочине резко затормозил синенький микроавтобус рижского производства, боковая дверь распахнулась, и оттуда выскочили человек десять, у большинства висели на груди фотоаппараты в расстегнутых футлярах, а двое держали видеокамеры. Тот, что рысцой припустил впереди остальных, что-то крикнул Мазуру на местном языке с явно вопросительной интонацией. Мазур большим пальцем левой руки показал на проход — и вся орава, словно только и ждала именно этого жеста, кинулась мимо него в указанном направлении. У всех, Мазур моментально отметил, на лацканах курток прикреплены закатанные в пластик карточки с крупной надписью «pressa» и непонятными надписями помельче ниже, иногда с какими-то эмблемами.

Водитель микроавтобуса, прекрасно видно, сидел за рулем в скучающей позе опытного шоферюги, привыкшего к долгому ожиданию. С его стороны опасность, похоже, не грозила. Мазур, стараясь двигаться без излишней торопливости, отпер машину, сел за руль, огляделся вправо-влево — и с перегазовкой, на второй передаче, вылетел на дорогу, понесся, перекинув рычаг на третью, в обратном направлении. Опомнившись, сбавил скорость до предписанной для города правилами дорожного движения.

Лихорадочно обдумывал дальнейший план действий. К «нанимателям» возвращаться, конечно, нельзя. Нужно оповестить Лаврика о провале и в темпе сматываться на базу, где их не достанут никакие американцы с бандерлогами, сколько их ни есть. Вот только как поступить? Точнее, что выбрать? При первой же проверке документов — а она вполне может последовать, и вчера, и сегодня Мазур видел таковые частенько — он спалится, как пучок соломы. Австралийская ксива в полном порядке, с надлежащей визой, подозрений вызывать не должна, но у него при себе ни водительских прав, ни документов на машину. Выбрав местечко, он прижался к обочине, врубил «аварийку» и, не глуша мотора, пошарил в бардачке. Техпаспорт — на русском и на местном — там, конечно, нашелся, но выписан он был, разумеется, на человека с заковыристым здешним имечком. Австралиец без прав, за рулем машины, правомочность управления которой он не может ничем подтвердить… Сто шансов из ста, что этакого уникума задержат для тщательной проверки — в нынешней непростой ситуации особенно. А там, доставив куда надо, и пистолет найдут — а выбрасывать его никак нельзя, он может оказаться хорошим следом для Лаврика… Конечно, подобный вариант — случайное задержание — в свое время тоже прокачивался, Мазур прекрасно помнил телефонный номер, по которому можно попросить задержавших позвонить. Человек на другом конце провода моментально отреагирует, полной ясности, конечно, не внесет, но без труда добьется, чтобы Мазура отпустили на все четыре стороны и даже, пожалуй, пистолет вернули — но времени уйдет немало — а ведь, если за него взялись настолько уж серьезно, Лаврик тоже может оказаться под ударом. Его, конечно, так просто не возьмешь, но все равно, мало ли что…

Город он знал плохо, его, в отличие от Лаврика, никто не обязывал изучить план столицы — но все же поездить по нему довелось не раз, и он примерно представлял, где находится: Старый Город, на краешке которого стоит гостиница «Перлас», если прикинуть, где-то к норд-весту от него и меж нею и Мазуром лежит чуть ли не полгорода. Так… Патруль «внутряков» машину не тормознул — но это не означает, что так будет вечно. Нет, пора переходить в пехоту…

Высмотрев подходящее место — и нет запрещавших бы остановку-стоянку знаков, и будка телефона-автомата недалеко, — Мазур выключит мотор и вылез. Ключи он оставил в замке — авось какой-нибудь криминальный элемент, узрев такой подарок судьбы, возьмет да и угонит. Мелкая пакость, но пусть уж…

Европа, конечно… В телефонной будке ни одно стекло не выбито, телефон не раскурочен… Черт, если среди мелочи двухкопеечной монетки не окажется… Ничего, вон газетный киоск, можно будет разжиться…

Двушки, и точно, не оказалось — но Мазур давно знал, что вместо нее автомат распрекрасным образом примет и десятикопеечную, а они-то как раз нашлись. В самом деле, автомат гривенник заглотнул без протестов.

Лаврик снял трубку после второго гудка.

— Это я, Майки, — сказал Мазур по-английски, решив, насколько возможно, придерживаться своего сценического образа. — У меня тут небольшие проблемы… Ее муж обо всем узнал, проныра этакий…

Что означало: Мазур с треском провалился.

— Точно знаешь? — спокойно спросил Лаврик.

— Куда уж точнее…

— Он тебя не ищет? (Хвост или погоня за тобой есть?).

— Пока нет, — сказал Мазур. — Но этот рогоносец может и в отель нагрянуть…

— Что-то пока не видно, — сказал Лаврик. — Ты сейчас где?

— А черт его знает, — сказал Мазур. — Таблички с названием улицы поблизости не видно… Ага! Впереди не особенно большая площадь, посреди в виде монумента торчит какой-то хмырь на коне, в рыцарских доспехах…

— Я понял, — сказал Лаврик. — Ты к нему с какой стороны стоишь?

— Со стороны левого бока, — сказал Мазур.

— Понятно… Иди в ту улочку, что выходит аккурат на конскую задницу. Справа очень скоро увидишь кафе «Гимбутас». Там и жди. Я подъеду самое позднее минут через двадцать. Валяй.

И Лаврик положил трубку. Не медля, Мазур направился в указанном направлении — неспешной уверенной походкой аборигена.

Ну да, вот она, улочка… вот и кафе «Гимбутас». На высоком окне слева от входа — точно такая же, как в гостинице добротно сделанная табличка в деревянной рамке с надписью на русском: «Извините, свободных мест нет». Прикладом бы по стеклу звездануть, было бы благостно…

Он уверенно вошел в небольшой вестибюль, отделанный темными деревянными панелями с висевшими на стенах какими-то старинными гербами. Навстречу тут же выпорхнула девушка в здешнем национальном женском наряде — черная юбка, белая блузка с вышивкой красными нитками, характерный головной убор, разве что юбка, согласно моде, гораздо короче, чем носили в старину. Улыбнулась Мазуру ослепительно, но с холодком в синих глазах:

— Извините, свободных мест нет (это было произнесено по-русски).

Мазур постарался ей улыбнуться столь же ослепительно, насколько уж удалось, ответил по-английски:

— Извините, мисс, не понимаю…

Холодок в глазах растаял моментально. Стервочка сказала на более-менее сносном, пусть и не безупречном английском:

— О, простите, сэр… Прошу.

Отдав куртку вальяжному седовласому гардеробщику (принявшему ее со всем решпектом), Мазур, следуя радушному жесту красоточки, раздвинул занавес нитей синего, черного и зеленого бисера (возможно, подбор цветов что-то такое символизировал), спустился по лестнице.

Кафе располагалось на первом этаже вполне современной пятиэтажки — но его, прихватив и подвал, старательно в свое время стилизовали под старину: сводчатый потолок, лампочки в ажурных кованых фонарях старинного же вида, те же темные деревянные панели стен, гербы и гравюры с изображениями старинных зданий (некоторые Мазур видел в Старом Городе), столы и стулья массивные, нарочито грубоватые… Как и следовало ожидать, табличка откровенно брехала: из пары дюжин столиков был занят только один, в дальнем углу.

Бегло просмотрев продублированное на английском меню, Мазур заказал кофе с пирожным — и, чуть подумав, рюмочку коньяку. Быстро получив все, первым делом глотнул коньячку (увы, пришлось по-европейски, а не залпом), закурил, держа взглядом вход. Единственные, кроме него, посетители — молодая парочка в дальнем углу — сразу видно, не заморачивались ни текущими сложностями жизни, ни борьбой за независимость: парень, поглаживая щеку девушки, что-то тихо говорил, а она смотрела влюбленно — так что Мазур в глубине души им позавидовал — беззаботные, веселые, счастливые, а тут изволь барахтаться, скажем, в тех самых жизненных сложностях.